что делать если хочешь убивать людей в 12 лет
Ребёнок желает смерти своим обидчикам. Это нормально?
Не все дети умеют контролировать свои эмоции, что нередко пугает родителей. Как быть, если ребенок рассказывает, как бы он расправился с обидчиками, и это звучит очень жестоко? Отвечает психолог и сказкотерапевт Надежда Пирогова.
Ответ. Могу представить, какие чувства испытала мама, когда услышала такие слова от сына. Но давайте постараемся вместе разобраться и посмотреть на эту историю со стороны мудрого взрослого, который может провести черту между эмоциями и конкретной ситуацией.
Чего не стоит делать в таком случае? Ругать ребенка. Этот подход в воспитании неэффективен. А вот еще больше озлобить и поспособствовать тому, чтобы он закрылся от внешнего мира, такое поведение может.
Можно поговорить примерно так: «Я вижу, как сильно тебя это расстроило, вижу, что ты не можешь выбросить из головы эту ситуацию. Но знаешь, в жизни каждого из нас ничего не происходит просто так, каждая ситуация нас чему-то учит. Давай сейчас постараемся с тобой немного поразмышлять и понять, чему тебя может научить эта история. Почему она произошла именно с тобой? Какие выводы тут можно сделать и как не сталкиваться с подобным в дальнейшем?»
После того как вы задали вопрос, можно сделать паузу и дать ребенку подумать и найти ответ.
Если он скажет: «Не знаю!» — начните сами размышлять и задавать наводящие вопросы
Если ребенок ответит: «Ничему меня это не учит, это она виновата во всем!» — скажите: «Да, эта женщина поступила неправильно и грубо. И сегодня ты увидел и узнал, что среди взрослых есть те, кто не умеет контролировать свою злость, не знает, как разговаривать с детьми, не способен принимать интересы других людей. Одним словом, сын, эта ситуация тебе показала, как не нужно себя вести и как важно уважать чужие границы».
Затем предложите: «Давай сейчас представим, что будет, если каждый из нас на агрессию будет отвечать агрессией. Представь, как ты кого-то толкнул, а тот сразу тебе с ходу даёт в глаз. Или кто-то кому-то нагрубил. Что, сразу рубить ему голову с плеч?» Предложите ребенку задуматься о том, что случится, если мы будем жить в таком мире — по законам зла. Долго ли мы будем в нем существовать? Будем ли мы счастливы в нем? В кого мы превратимся?
Выскажите свою точку зрения, но ни в коем случае не навязывайте ее ребенку: «Наши сердца станут черствыми, мы же — жестокими и хладнокровными. Хотел бы ты жить в таком мире? Я бы не хотела жить в мире зла, поэтому я каждый день учусь делать выбор в пользу добра!»
Расскажите ребенку о том, что есть законы и правила, соблюдая которые мы можем создавать мир добра. И только прощая людей, отпуская обиду и злость, мы можем сберечь в сердце доброту, любовь, а еще оставаться спокойными и невозмутимыми. Впуская в сердце зло и отвечая злом на зло, мы будем разрушать себя, и это может привести и тебя, и всю нашу семью, и планету к большой беде.
Поддержите ребёнка, покажите ему, что он не один: «Я верю, что ты сделаешь правильный выбор, ведь ты наш сын!»
Это всего лишь настроечный текст для того, чтобы вы подобрали именно те слова, которые коснутся сердца и разума вашего ребенка. Такие слова, которые помогут ему до конца прожить и пережить неприятную ситуацию, простить и отпустить.
Что делать для профилактики жестокости у детей
Зачастую (особенно часто это случается с подростками) бывает так, что они не проявляют признаков внешней жестокости, а, наоборот, бывают замкнуты, молчаливы. Однако это, увы, не всегда означает, что их ничего не беспокоит.
Поэтому, даже если вы только подозреваете, что ребенку трудно контролировать свои эмоции, нелишним будет обратиться за консультацией к психологу. Специалист выявит склонность к саморазрушению, агрессии и поможет остановить эти процессы.
Задавайте свой вопрос «Мелу», а редакция найдёт того, кто сможет на него ответить. Пишите в наши соцсети — мы читаем все сообщения на страницах в фейсбуке, «ВКонтакте» и «Одноклассниках». Ещё можно написать нам в инстаграме. Ответы будут опубликованы в порядке очереди в рубрике «Вопрос — ответ». Кстати, мы не раскрываем имена, так что вопросы могут быть любыми (не стесняйтесь!).
За помощь в подготовке материала благодарим нашего стажера Полину Тихонову. Фото: Shutterstock / smikeymikey1
Убить злодея
— Однозначно нехорошо, — кивнула я.
Крупная, даже грузноватая девушка. Густые и гладкие темные волосы, яркие губы, большие темные глаза. Представляется: Олеся, 14 лет. На вид я бы дала ей не меньше шестнадцати.
— Олеся, а кого, собственно, ты в своих мечтах собираешься отправить на тот свет?
— Да вы знаете, я вот как раз еще не решила.
Тут, как вы понимаете, я уже серьезно взволновалась. Взяла паузу, собрала себя в кучку.
Олеся выглядит совершенно стабильной, задумчивой, немного печальной. А что я-то должна в таком случае предпринять? Еще немного подумала и решила вести себя как всегда.
— Расскажи мне все с самого начала. Когда я буду знать всю историю, мы подумаем, что делать дальше.
— Хорошо, — кивнула Олеся, опустила голову и сообщила грустно, выпятив полную нижнюю губу: — Мой папа умер…
— Прими мои соболезнования, — откликнулась я. — Давно это случилось?
— Полтора года назад.
— У тебя с ним были хорошие отношения?
— Прекрасные! — Олеся оживилась, темные глаза заблестели слезами и радостью одновременно. — Просто самые замечательные отношения на свете были. Папа меня очень, очень любил. Он только ради меня на маме и женился…
— Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду.
— Ну, мой папа был старше мамы. Намного, если точно, то на семнадцать лет, — Олеся явно приготовилась к обстоятельному рассказу. — Папа был умный и довольно богатый. А мама сюда из Челябинска приехала, выучилась и работала у папы на фирме. Папа до мамы еще два раза был женат. И со своей первой женой всегда общался. Они когда-то учились вместе и потом всегда ездили на горных лыжах кататься. Мама всегда злилась, потому что она даже с самой маленькой горки боялась съехать, а я нет, и папа меня всегда с собой брал. И мы с тетей Виолеттой очень хорошо ладили.
— Виолетта — это первая жена твоего отца? — уточнила я. — Твой отец всю жизнь сохранял с ней дружеские отношения, а когда ты подросла, он вас с ней познакомил и вы ездили втроем кататься на горных лыжах. Так?
— У твоего отца были еще дети от Виолетты и его второй жены?
— Не было, в том-то и дело! Ни там, ни там, и они тогда считали, что это из-за него. Ну что это он не может иметь детей. Но на самом деле Виолетта детей и не хотела — она сама мне это сказала. Что вот я ей, например, со стороны очень нравлюсь, но сама она ни за что ребенка не хотела бы — каждый день тревога, ответственность и всякое такое. А потом ведь все равно из него получится не то, чего ты хотела и на что надеялась… Я сейчас думаю, что она в чем-то даже права.
— Ну, мнения по этому вопросу бывают разные, — политкорректно признала я. — Но лично я считаю иначе.
— Ага, конечно, — тут же согласилась Олеся и продолжила свой рассказ.
Уже не слишком молодой, но красивый и в отличной физической форме, хорошо обеспеченный мужчина стабильно жил во втором, вполне благополучном браке, но очень хотел детей. Причем хотел почему-то не сына, а именно дочку — принцессу. Баловать ее, наряжать, покупать ей сладости, игрушки, возить везде, все показывать, и главное, конечно, — любить.
Не особенно даже привлекательная сотрудница из Челябинска изначально была, насколько я поняла, пустой интрижкой, от скуки, где-то после загородного корпоратива. Но потом встречи некоторое время повторялись — с его стороны все так же, без души и какого-либо человеческого чувства. А потом вдруг она сообщила, что беременна, что будет рожать, и на УЗИ сказали, что родится крупная девочка.
Сразу попытался организовать что-то такое промежуточное, традиционное для обеспеченных мужчин, но женщина сформулировала предельно четко: я знаю, что ты меня не любишь, но хочешь ребенка. Поэтому решай сам: либо у нас полноценная, юридически оформленная семья, либо я уезжаю на родину, в Челябинск, рожаю и в одиночку ращу нашего ребенка там, где мои друзья, сестра и где мне помогут мои родители.
Он думал неделю, а потом объявил своей второй жене о разводе. Она была шокирована, но, когда узнала о будущем ребенке, все поняла. Сказала только: ну ты хотя бы все проверь, прежде чем жечь мосты. Он согласился, что совет вполне разумен, сам сводил будущую мать Олеси на платное УЗИ, где все официально подтвердили.
Брак оформили за две недели до рождения ребенка. Свадьба была не особенно радостной, но вся родня из Челябинска кричала «горько» исправно и абсолютно искренне.
Олеся родилась в срок, была здоровой, крикливой, хорошо ела, набирала вес и развивалась в соответствии со всеми медицинскими показателями.
Отец в ней просто души не чаял, с удовольствием купал, менял подгузники, гулял, вставал по ночам, заваливал погремушками и развивающими пособиями. Дочери и отцу никогда не было скучно вместе.
Мать занималась хозяйством, потом сказала, что ей надоело и она хочет работать. «Ну разумеется, как ты хочешь», — едва глянув в ее сторону, согласился муж. У Олеси появилась няня. Первые две няни девочке чем-то не понравились, и отец, ничего не выясняя, их уволил. Третья нашла с девочкой общий язык, рассказывала и разыгрывала для нее сказки, водила в частный детский садик, на танцы и на английский.
Когда Олеся подросла, в доме уже практически не утихали скандалы. Буквально каждая встреча отца и матери была взрывоопасной.
— Ты меня вообще не видишь! Я для тебя пустое место! — кричала женщина.
— Сформулируй конкретно, что тебе надо, — отвечал мужчина.
— Мне надо, чтобы ты видел во мне человека! И относился ко мне по-человечески! Это же и мой дом тоже! Мне нужно в нем хоть чуть-чуть тепла!
— Прости, но над своими чувствами я не властен. Может быть, все-таки попробуешь сформулировать материальный запрос?
Иногда мать впадала в истерику, рыдала, швыряла вещи.
Тогда отец забирал Олесю и они ехали на пикник, в музей, на концерт или в ресторан.
— Какая форма одежды? — спрашивала девочка, аккуратно обходя рыдающую мать.
— Походная, — отвечал, например, отец. — Покупаем шашлык и едем его жарить на берег Невы.
— Есть, капитан. Форма одежды — походная, — шутливо салютовала отцу девочка и лезла в шкаф за резиновыми сапогами. — Не забудь фонарик и спички.
Потом мать где-то повстречала Валеру. Валера был моложе матери на три года и приехал из Тамбова. Им было о чем поговорить, и они отлично понимали друг друга.
На время мать затихла, а потом скандалы возобновились в немного другой тональности: есть другие люди, которые могут видеть во мне человека!
Ответ: с чем тебя и поздравляю! Наконец-то.
Посыл: я от тебя уйду к тому, кто меня любит!
Ответ: скатертью дорога!
Угроза: дочь я заберу с собой! Любой суд оставит ребенка с матерью!
Угроза: даже не надейся!
Олеся говорит: я тогда очень хотела, чтобы мать ушла к Валере, и мы жили вдвоем с папой. Но ей некуда было уходить. Валера снимал маленькую однокомнатную квартиру, своего жилья у него не было.
А потом отец Олеси внезапно умер от обширного инфаркта.
Через два месяца после его смерти Валера переехал и стал жить с вдовой и ее дочкой.
Контраст получился огромный. Девочка-принцесса теперь никому не нужна. Мать смотрит на нее с трудно скрываемой неприязнью, Валера просто не замечает. За год она потолстела на 15 килограммов.
Я решительно и отрицательно мотаю головой, хотя — о ужас! — сама секунду назад думала ровно о том же.
Я молчу о том, что незрелому подростку преодолеть этот барьер намного легче, но Олеся согласно кивает:
— Да я и сама понимаю, что это ерунда…
Мне нужно подумать.
— Олеся, расскажи мне о себе и о своей жизни еще что-нибудь, кроме ваших семейных дел.
Рассказывает. Там все благополучно. Прилично, хотя и без особого рвения учится в хорошей школе. Есть подруги, которые ей искренне сочувствуют. С детства много рисует, ходила в кружок рисования, сейчас посещает архитектурную студию, хочет быть дизайнером.
— Олеся, — я наконец собираюсь с мыслями. — В науке филологии есть такое понятие, как частотность словосочетаний. Ну то есть одни слова часто встречаются в сочетании с какими-то другими и, разумеется, это что-то реальное в жизни отражает. Давай поиграем немного?
Смотрит непонимающе. Но мне этого и надо. Сбить настройки.
— Я говорю одно слово, а ты к нему навскидку подбираешь другое, чтобы получилось словосочетание. Играть…
— В мячик! — тут же подхватывает Олеся.
— Очень хорошо, — говорю я. — Вот так мыслит наше общее и твое, в частности, подсознание. И мыслит оно обычно правильно. Давай теперь искать злодеев. Героев на выбор у нас много: мама, папа, две его жены, ты, Валера… Давай с конца. Валера — злодей?
— Да нет, конечно! — улыбнулась Олеся. — Ему самому все неловко. Он чашку из шкафа возьмет, потом ее помоет и на место поставит. И со мной даже разговаривать боится. А маму он, кажется, и правда любит. Жалеет — точно.
— Две папины жены? Злодейки?
— Ой, да что вы, они обе очень… очень достойные — вот! Особенно Виолетта. Я ей всегда даже подражала немного…
— Папа? Ведь именно благодаря ему твоя мать многие годы жила в своей семье, вот как ты сейчас, чувствуя себя лишней, нелюбимой, никому не нужной.
— А что ему надо было — все время врать, что ли? — ощетинилась Олеся. — Он же ее сразу не любил…
«Вообще-то оба хороши! — подумала я о родителях Олеси. — Могли бы где-то и соврать, и сдержаться, да и ребенка не оповещать об обстоятельствах ее рождения в таких подробностях», а вслух сказала:
Олеся думала, наверное, целую минуту.
— Да какая из меня злодейка. Мне даже мух жалко. Я их, конечно, бью, когда надоедят, но если промахиваюсь и муха взлетает — у меня облегчение. А если дохлая лежит — сразу ее жалко…
— Да я вообще теперь, как попробовала, не знаю, как она все эти годы жила… Сейчас вот только с Валерой…
— Чего бы хотел для тебя отец? Ну если бы вот мы с тобой могли его сейчас спросить?
— Чтобы я была счастливой! Точно! — уверенно ответила Олеся.
— Значит, в этом направлении и нужно двигаться. Хотя бы ради его памяти. Если ты своими руками, сознательно кого-нибудь убьешь, подумай: сможешь ли ты потом быть счастливой хоть когда-нибудь, хоть на мгновение?
— Нет, конечно! — замотала головой Олеся. Помолчала и добавила. — Вот об этом я действительно как-то не подумала. Я же, получается, хотела как бы еще и за него отомстить. А ведь папе-то действительно обязательно нужно было, чтобы мне было хорошо. А как же может быть хорошо, если убьешь?
— Никак, — твердо сказала я.
Я видела Олесю еще раз, спустя несколько лет. Она приходила, чтобы обсудить свои проблемы с молодым человеком, с которым она в ту пору встречалась.
В тот момент она уже давно жила отдельно. Мать и Валера купили ей квартиру, когда девушке едва исполнилось 16 лет, и почти сразу она туда съехала. Квартира по требованию Олеси была расположена в десяти минутах ходьбы от места, где жила Виолетта. Девушка и женщина очень сблизились и, кажется, сумели по-настоящему подружиться. Они вместе проводили вечера, ходили в кино, на концерты, ездили кататься на лыжах, понимали друг друга и часто вспоминали человека, которого оба любили.
Ребенок хочет убивать: почему это происходит и как это лечить? Интервью с врачом-психиатром высшей категории
Ольга Бухановская — кандидат медицинских наук, врач-психиатр высшей категории, судебно-психиатрический эксперт, член Российского общества психиатров, член Европейской ассоциации психиатров, президент лечебно-реабилитационного научного центра «Феникс». Центр основал отец Ольги Бухановской — Александр Бухановский. Именно он составил психологический портрет Чикатило, после чего того удалось задержать. С 1991 года врачи «Феникса» помогли более чем 25 000 человек.
Агата Коровина посетила «Феникс» и поговорила с Ольгой Бухановской о том, какие дети рискуют стать маньяками, что должно насторожить родителей в поведении их ребенка и до какой формы может развиться болезнь, если ее вовремя не начать лечить.
— К вам всё еще везут детей, предрасположенных к совершению убийств?
— Их стало больше, меньше?
— В 90-е мы целенаправленно этим занимались, изучали это явление, занимались этим как наукой. Сейчас не могу сказать, стало ли их больше или меньше. Но мы открыто заявляем, что можем и готовы оказывать помощь людям, в том числе и несовершеннолетним, имеющим расстройства сексуального предпочтения.
— В каком возрасте может появляться детский вариант «феномена Чикатило»?
— У каждого по-разному. Но чаще в начальной школе. А в пубертате дети уже могут перейти к жестоким действиям. Сначала они садистски обращаются с животными, чуть позже — с людьми. У нас были пациенты 8–9 лет, которые жестоко издевались над ежиками, голубями, петухами и другими мелкими животными.
— Надо понимать, что он уничтожает это животное физически и не совершает никаких сексуальных действий. Многие объясняют эту жестокость тем, что ребенок чувствует себя ущемленным, недолюбленным, униженным, оскорбленным, затравленным, то есть он формировался с чувством крайне низкой самооценки.
Человек не может жить в постоянном напряжении. Некоторые, чтобы избавиться от дискомфортного состояния, начинают усиленно заниматься спортом, кто-то — учиться, кто-то — пить, а у кого-то формируется патосексуальное поведение.
— Почему в этот момент у многих возникает эрекция?
На первых этапах люди действительно могут совершать сексуальные акты с жертвами, но потом многие от этого отказываются. Некоторые вообще становятся импотентами, имеют слабое либидо. Им жертва нужна больше не для того, чтобы изнасиловать, а чтобы почувствовать свою власть, выйти из шкуры униженного. Поэтому часть людей, не имея физиологической потребности совершить полноценный половой акт (генитально-генитальный), используют различные предметы, которые напоминают половой член, и имитируют половой акт. Например, в область гениталий ножом наносят множество ранений, проникающих в область матки. Иногда в раны вставляют бутылки или палки.
— Почему у ребенка возникает желание убивать?
— Много факторов. Во-первых, наследственность. У некоторых наших пациентов, которых мы отнесли к «сексуальным маньякам», в роду были мужчины, которые совершали жестокие сексуальные и развратные действия.
Во-вторых, тяжелые беременность и роды: ранние, срочные, травматичные роды, беременности с угрозами выкидыша.
Иногда матери во время беременности работали на крайне вредных предприятиях, испытывали эмоциональные перегрузки. И у многих наших пациентов мы выявляли изменения в головном мозге. Это нейроэволюционные нарушения.
То есть в процессе беременности и родов у плода сформировался мозг, в отдельных областях которого возникли патологические изменения.
Однако, продолжая разговор про головной мозг, мы изучили группу людей, у которых в тех же участках мозга были такие же патологические аномалии. И эти люди не становились маньяками. То есть это не фатальные изменения. Это только предрасположенность.
Чтобы стать маньяком, должен сложиться ряд факторов. То есть к плохой наследственности, тяжелым родам матери, травмам прибавляется еще один важный момент — та среда, в которой формируется этот человек. Практически во всех семьях наших пациентов было противоречивое воспитание: мама говорит одно, папа — другое. При этом была атмосфера ханжества: говорят, что надо делать так, а сами вели себя иначе. Ребенку не удавалось сориентироваться, понять, что ему делать и как себя вести.
Я до сих пор помню, как одного ребенка родители всё время наказывали за мелкие провинности, били шнурами, веревками. И однажды его поставили в угол на горох. И отец, когда ночью шел в туалет, споткнулся о ноги ребенка. Ребенок спал, стоя на этом горохе.
Насколько сильным должно быть эмоциональное отвержение, что об этом ребенке даже забыли, забыли, что он был наказан?
В итоге такие дети перенимали грубое обращение, не понимая, что такое любовь. Для них значимыми становились либо посторонние люди, либо животные, от которых они получали ласку и внимание.
— Это следующий этап — то, в какой социум попадает ребенок. Многие из наших пациентов были изгоями в своем классе, потому что они чудаковаты, странноваты, более замкнутые, нерешительные, они не могли за себя постоять, их шпыняли, оскорбляли. И был другой тип детей: они сформировались как возбудимые, недовольные, раздражительные. Они забирали игрушки, командовали, кричали — так они требовали любви. И тех и других сверстники боялись и сторонились.
И фактически эти дети не могли адаптироваться ни в семье, ни в своем кругу, они не могли понять и не смогли научиться, как надо общаться, как работать в команде, как себя вести: где-то проявить определенную гибкость, где-то улыбнуться, где-то постоять за себя.
И в более-менее осознаваемую жизнь он входили с определенным ощущением ущербности.
Когда все эти факторы, как ключик к замку, складываются, окончательная капелька — нечто, что запускает асексуальное поведение. Например, на глазах у ребенка изнасиловали женщину, кого-то убили, кто-то истекал кровью. Это запечатлевается, и в этот момент ребенка охватывают настолько мощные эмоции, настолько необычные, что они даже сопровождаются половым возбуждением, как мы уже говорили. И всё это переплетается, и так хорошо в этом состоянии, оно так сильно отличается от состояния дискомфорта, в котором ребенок всё время находился, что он начинает об этом думать, вспоминать и фантазировать на эту тему.
— То есть это первая сильная положительная эмоция? Даже не положительная, а просто сильная…
— Да. Вот оно бам-с — и как сургучная печать — схватилось. Эти эмоции дают ребенку прилив энергии, они изменяют его состояние незначимости. И тогда часть детей начинает не только вспоминать, но и фантазировать на эту тему. Даже в фантазиях им становится легче. А если мне приятно, я начинаю чаще фантазировать. Если чаще фантазирую, фантазии теряют свою остроту. Тогда нужно внести что-то новое: здесь палец прищемил, а потом взял и оторвал это палец — какие эмоции! Представляется, как жертва смотрит испуганными глазами, а «будущий маньяк» кайфует, потому что ощущает себя могущественным.
— Именно так. У каждого свои фантазии. И в них выкристаллизовывается то, что люди будут делать в реальности. Некоторые дети начинают совершать жестокие действия по отношению к животным, с ними они делают то же самое, что потом будут делать с людьми, а у кого-то без этого этапа сразу возникают садистические действия по отношению к людям.
— Я в детстве видела, как закалывают свинью, потом ее у меня на глазах опаливали, и через несколько минут я уже ела ухо этой свиньи. Почему я не маньяк или когда я рискую им стать?
— Вы не маньяк, потому что вы — женщина. Женщины не сексуальные садистки.
— Хорошо. Некоторые мальчики издеваются над животными. Но вот цитата одного из них: «Рыдал, мне было жалко собаку, но остановиться не мог». Как это возможно?
— Маловероятно, что в момент, когда он это делал, он рыдал. Скорее всего, он рыдал позже. Потому что когда мы что-то совершаем, импульсивно и неудержимо, мы не можем критично относиться к своим действиям, мы поглощены действом. Есть тяга, есть желание, и оно побеждает и руководит. А когда это состояние проходит, человек начинает осознавать содеянное. И в этот момент он даже может покончить с собой.
— Если бы это было массовое явление, то дальше издевательств над животными маньяки не уходили бы. Значит, они как-то оправдывают свои действия?
— Оправдывают, чтобы не нести эту психологическую тяжесть, чувство стыда и вины. Подсознательно еще на этапе фантазии формируется легенда, которая объясняет, зачем это нужно делать.
Они могут говорить себе и окружающим, что эти животные грязные, вонючие, у них шерсть с проплешинами, эти существа должны умереть — это психологическая защита. Мы же не можем жить с осознанием, что совершаем ужасные поступки.
— Эта зависимость сродни наркотической?
— Есть какое-то сезонное обострение?
— А насколько сильно на это состояние влияет поп-культура, телевидение, интернет? Потому что была история, когда мальчик представил себя вампиром и пил кровь цыплят.
— Я думаю, что влияние есть. Потому что сейчас некоторые вещи транслируются как норма. На порносайтах показана жестокость и грубое отношение. Отсутствие норм приводит к тому, что многие начинают считать, что это все допустимо и дозволено. Когда раньше было более жесткое понимание «это нельзя», часть людей, которые шли по пути садизма, понимали, что это плохо, это недопустимо, возникала борьба мотивов.
Существуют ведь вроде юмористические передачи, где, например, герои могут подойти к женщине и ущипнуть ее за грудь. У кого-то это вызывает смех, у кого-то, кто с другими мозгами, это запечатлевается. И после этого он начинает щипать женщин.
У нас был такой пациент. Ему нужно было сделать женщине больно, увидеть, как она растерялась, и убежать. Потом он уже следил за женщинами, у него возникала потребность ущипнуть женщину за грудь с определенной формой соска.
— Значит, как вы сказали, к активным действиям дети приходят в пубертате. А если не начать лечение, то в каком возрасте человек может стать полноценным маньяком?
— В молодом возрасте. Они не ждут до 30–40 лет, нет.
— Почему маньяки не трогают своих близких?
— Потому что они для них значимы, это их часть. Зачем их убивать?
— Способны ли дети, склонные к убийствам и насилию, любить?
— Кто-то в будущем имел семью… Какое-то время у них могут быть нормальные отношения, но они, не научившись отдавать душевное тепло, ведут себя весьма формально, холодно, могут быть даже жестки. Отношения главным образом строятся на привычке. Они не проговаривают свои проблемы, не могут их проанализировать, решить, и напряжение нарастает. Они стараются, но все равно остаются недовольными. В таком напряжении невозможно жить постоянно. Кто-то вены режет, а кто-то…
— Допустим, мы с мужем не пьем, не ругаемся, ребенок у нас, в общем, здоровый, но он когда-то что-то увидел, и его это впечатлило. Что в его поведении нас должно насторожить?
— Стереотипность. Они совершают одни и те же действия. У нас был мальчик, который уже к 8 годам терся половым членом о подушки. Это продолжалось где-то около года. Он терся, терся, терся, родители его за это ругали. А он все равно терся. Скрывал и терся. А потом он стал раздражительным, недовольным, рассеянным, плаксивым. Родители, в общем, привели его из-за этого.
Когда наш доктор начал с этим ребенком работать, то оказалось, что над ним издеваются дети, его недолюбливают, его гнобят. И когда он ложился спать, покачивался, представляя, что катается на игрушечной лошадке. Так он немного успокаивался. Когда он покачивался, в том числе потирался половым членом. Там не было никакого сексуального подтекста, ему просто было приятно.
Первые разы он покачался-покачался — успокоился, потом покачался через месяц, если снова возникали проблемы, и затем чаще, чаще, чаще. А потом, когда он повзрослел на пару лет, во время качания у него начали возникать фантазии, как он до крови бьет своих сверстников, разрывает их на части.
И в этот момент у него возникла эрекция. Это было ему крайне приятно. И потом он стремился, чтобы мама ушла, папа ушел, чтобы он уединился и смог пофантазировать и потереться.
Вот на такие вещи нужно обращать внимание. Не надо за это ребенка ругать, не надо тут же читать морали. Надо просто понаблюдать. Понятно, следить нужно не в течение нескольких лет, а просто заметить закономерность. И потом нужно обратиться к специалисту, к детско-подростковому психиатру, который сможет это интерпретировать. Ни к урологу, ни психологу, ни психотерапевту, ни к бабкам, а к психиатру.
Психиатр работает не только с ребенком, но и с родителями, потому что в семье обнаруживаются проблемы между родителями, родителями и ребенком.
— И как вы работаете с этими детьми?
— Первое — устанавливаем диагноз. Надо понять, болен человек или не болен, формируется ли у него зависимость или сформировалась. И тогда нам становится понятно, как оказывать помощь. Если болезнь есть, то мы подбираем лекарства, подавляющие патологическое влечение, но не подавляющие личность пациента. Он должен нормально работать, жить, учиться. Когда болезненное влечение затухает, к работе подключаются психотерапевты и психологи.
— То есть без медикаментов это невозможно?
— Если это болезнь, то нет. И потом работа со специалистами. На несколько лет. Надолго.
— Или даже на всю жизнь?
— Пока мы не говорим, что на всю жизнь. Но надолго.
— А вы учите этого ребенка защищаться от внешней агрессии?
— Конечно. Ребенок должен понять, где агрессия есть, а где ее нет, где стоит повести себя уверенно, а где лучше уйти, где можно проявить социально-приемлемую агрессию (мы ведь в некоторых случаях можем повести себя грубо — это один из вариантов защиты), а где этого делать не стоит. Это большая психотерапевтическая работа.
С некоторыми подростками у нас беседуют юристы, которые объясняют, что если ты пойдешь по такому пути, тебя могут посадить. В нашем Центре мы никого не освобождаем от ответственности, мы говорим: «У тебя есть проблема, мы можем оказать помощь, ты можешь выздороветь. Если ты готов сотрудничать — то вперед. Если нет и ты что-то, не дай бог, совершишь, ты должен знать: за каждое свое противоправное действие должен нести наказание. Ты не можешь при такой патологии быть признан невменяемым. Либо ты будешь признан вменяемым и пойдешь отбывать наказание, либо будешь признан ограниченно вменяемым — тогда пойдешь отбывать наказание и принудительно лечиться. У тебя есть выбор. Мы несем ответственность за свою работу, а ты — за свою жизнь».
— Когда вы работаете со своими пациентами, вы предоставляете данные полиции?
— Нет, какая полиция? Мы действуем только в рамках закона. Правоохранительным органам мы обязаны дать информацию, если возбуждено уголовное или гражданское дело или идет расследование. В других случаях мы соблюдаем врачебную тайну и конфиденциальность.
— Ваш отец заметил, что все серийные убийцы движутся к одному итогу — некрофагии. В последней фазе болезни маньяк-некрофаг зубами раздирает на части тело жертвы.
— Имеется в виду труп. Потому что это наиболее жестокий кровожадный вид преступления, дальше уже идти некуда. Зависимость и проявление кровожадности нарастают. Сначала подглядываешь, потом дотрагиваешься, потом насилуешь животное, потом человека, потом труп.
— Но теоретически вытащить из этого состояния можно любого и на любом этапе?
— Лечить первую стадию алкоголизма значительно легче, чем третью, а злоупотребление алкоголем лечить намного проще, чем алкоголизм.
Поэтому мы призываем и родителей, и всех людей: если у вашего ребенка или у вас есть извращения, есть пристрастие к определенным действиям, отклоняющимся от нормы, надо приходить на тех этапах, когда только тянет что-то совершить, а не когда уже начал совершать извращенные действия.
Но даже если начал совершать патосексуальные действия, то помощь тоже важна, надо не допустить повторения этих действий.
— Что вы чувствуете, когда к вам приводят ребенка, который говорит, что хочет убивать?
— Когда-то моя мама спросила у Александра Олимпиевича: «Как ты можешь нести бутерброды этому негодяю, мерзавцу Чикатило?» Папа сказал просто: «Пойми, я врач и на него смотрю, как на пациента». Так и я, и мои коллеги — никто из нас не смотрит на этих людей как на изгоев общества. Мы врачи. Мы лечим. И мы понимаем, что, помогая этому человеку, мы ограждаем общество от опасности и считаем, что в этом наша колоссальная гражданская позиция.
— А где проходит граница свободы личности? У вас лечатся добровольно, но вы всё равно как-то сдерживаете пациента, вы не можете его посадить ни в палату, ни в тюрьму, потому что он еще ничего не совершил, но вероятность есть.
— Свобода личности заканчивается там, где человек переступает определенные рамки закона. Если ребенку до 15 лет, лечить его или не лечить, решают родители. С 15 лет подростки должны нести ответственность самостоятельно. Очень часто нам удавалось объяснить пациенту и сотрудничать с ним многие годы. Когда люди чувствуют к себе уважение, внимание и заботу, они легче реагируют на то, что им предстоит.
— А в тех случаях, когда пациент выходит из Центра, несколько лет живет спокойно, а потом убивает?
— Очень переживаем. Анализируем, что недоделали, что можно было сделать лучше. В последнее время мы понимаем, что это должна быть очень долгая работа, не год и не два. И пациенты, и их родственники это тоже понимают. Важно длительное врачебное наблюдение и психологическое сопровождение. Иногда они ложатся к нам в Центр, иногда приходят, иногда мы созваниваемся с ними в скайпе. Они понимают, что мы в любой момент можем их поддержать, что даже если им снова захотелось, это не трагедия — мы всегда поможем.