что делать если у тебя брат псих
Психологи объяснили, как поладить с токсичными родственниками
Раньше их называли самодурами и энергетическими вампирами, а теперь именуют токсичными людьми. После общения с ними мы чувствуем себя опустошенными. Жить под одной крышей с такими домочадцами чревато скандалами. Можно ли отличить токсичного человека от простого ворчуна и как не угодить в его ловушку?
Кому нужен конфликт
«Токсичное поведение – явление распространенное. Глубоко обиженный человек пытается сделать больно другому, чтобы тот почувствовал, как ему плохо. И если мы будем реагировать так же токсично, то через некоторое время тоже попадем в такое состояние, – говорит психолог, преподаватель, профессиональный астролог Анна Гусева. – Токсичного человека легко отличить от одинокого и обиженного, который просто делится переживаниями, устав от проблем. Для токсичных людей характерны ложь, лицемерие, манипуляции, жалобы. Хорошее они любят говорить только о себе, а если приходится обмолвиться о других, то только в виде сплетни».
Токсичный человек способен маскироваться под балагура и рубаху-парня. У него прекрасное чувство юмора, приветливое и доброжелательное поведение. Но это только видимость. Однако есть способы определить, с кем вы имеете дело.
По словам Анны Гусевой, токсичные люди используют фразы и слова-конфликтогены, такие как «вы меня не поняли», «успокойтесь», «вы должны». Часто повторяют: «Я терпел – и ты терпи!» От них исходят негативные утверждения и убеждения, например: «Мы все умрем!» Они любят сказать: «Ты самый непонятливый из нашей семьи». Или с негативным настроем произносят: «Весь в мать. » Или: «Весь в отца. «
«Токсичных людей выдают ложь, лицемерие, манипуляция, провокация и жалоба. Обычный ворчун – это моторчик, который безобидно жужжит. Он видит мир в черных тонах, у него отсутствует гармония с окружающим миром, он постоянно неудовлетворен тем, что сам имеет. Но его конфликт – внутриличностный, он не касается других людей. А у токсичного человека – межличностный, межгрупповой. Такой конфликт распространяется дальше, на других людей. Токсичному человеку важна эмоциональная реакция”, – поясняет психолог.
Этикет и нейтралитет
Специалисты уверены, что ужиться можно и с токсичным человеком. Но для этого надо работать над собой.
«Надо верить, что люди меняются. Конечно, можно сократить с человеком контакты до минимума. Но нужно помнить, что многое зависит от нас. Есть развивающиеся индивидуальности, а есть неразвивающиеся. Если вы не готовы развиваться, то разорвете отношения и так и не поймете, что же произошло», – говорит Анна Гусева.
Как утверждает психолог, чтобы ужиться с конфликтным родственником, нужно самому быть эмоционально гармоничной, целостной личностью. Если вы развиваетесь как личность, то токсичный человек вряд ли сможет воздействовать на ваши эмоции, потому что вы не станете реагировать на его выпады. Поэтому нужно избегать конфликтов, не уходить в негатив.
По словам специалиста, главные методы в общении с токсичным человеком – придерживаться правил этикета и сохранять нейтралитет. А вот действовать по принципу «сам дурак» или что-то доказывать не стоит.
«Нельзя реагировать зеркально, опускаться до его уровня. Не ждите, что человек что-то поймет. По возможности нужно установить и сохранять личные границы, думать о том, какую пользу мы можем получить. Токсичный человек всегда показывает вам ваши слабые места. Благодаря ему вы, например, можете определить, что не умеете говорить слово «нет». Или вами легко манипулировать. Или вы склонны испытывать чувство вины. Или не умеете реагировать на комплименты. Мысленно поблагодарите этого человека и работайте над собой, чтобы не попасть в его ловушку, – напутствует Анна Гусева. – Не нужно застревать в чужом болоте негатива. Надо поддерживать в чистоте свои мысли и свое пространство”.
Токсичная родня
Как отмечает детский и семейный психолог, основатель школы для родителей Екатерина Маденко, чтобы наладить отношения с токсичными родственниками, нужно сначала определить, кто именно из них подходит под это определение.
«Как правило, токсичный родственник старается контролировать все сферы вашей жизни: работу, отношения, интересы. Он непременно дает советы, подчеркивая свою важность и нужность. Способен держать в напряжении и манипулировать вашим чувством вины. Это поведение токсичного человека», – предупреждает Маденко.
Психолог предлагает соблюдать определенные правила безопасного общения с такими родственниками.
«Сохраняйте максимальную дистанцию и ограничьте ваши ответы отдельными информативными словами: «да», «нет», «нормально», «хорошо», «наверное». После разговора сядьте и подумайте, что вам не нравится и как бы вам хотелось общаться с этими людьми, – советует семейный психолог. – Определите темы, на которые готовы разговаривать с родственником – это ваша «зеленая зона». Запишите свои мысли. Обозначьте это для себя как границы. Далее в разговоре расставляйте их с помощью стоп-фраз.
Когда разговор заходит в «красную зону», психолог рекомендует использовать набор нейтральных фраз: «Вы, наверное, переживаете за меня?», «Почему ты спрашиваешь именно сейчас?», «Что ты имеешь в виду?», «Спасибо за заботу, я разберусь сам». По словам Маденко, в некоторых случаях срабатывает эффект «заезженной пластинки».
«Если родственник не унимается, то можно повторять фразы несколько раз. Главное при этом – оставить лишние эмоции, – говорит специалист. – Чтобы защитить себя, необязательно ругаться и кричать от чувства вины, которое раздувается до масштабов Вселенной. Самообладание, выдержка и тактика способны творить чудеса. Вашему токсичному манипулятору ничего не останется, как сложить полномочия, и отношения наладятся».
Мой брат — псих (статья о переживаниях родственника психически больного человека)
Я публикую эту статью для тех, кто оказался по эту сторону забора психбольницы, но судьба одного из пациентов ему не безразлична.
За неделю, с тех пор, как мне в первый раз сообщили, что мой брат в психбольнице, я на себе ощутила ту растерянность, беспомощность и внезапность нестандартной ситуации, с которой сталкиваются ближайшие родственники. И ощутила те моменты, в которых ты и хочешь навестить человека, и понимаешь, что этим можно и навредить ему же по разным причинам.
Мне очень помогли статьи это сообщества (особенно про сорта мозгоправов) и другие ссылки. И я хочу рассказать свой опыт переживаний, решений и действий, чтобы, возможно, это стало помощью ещё кому–то в аналогичной ситуации. Так как задачка родственника так же не простая.
Я публикую свой рассказа через @ya–shizotypik, так как это даже не моя медицинская тайна и я не хочу что бы когда–либо это вообще было ассоциировано с реальными людьми.
Во–первых, брат пропал. То есть он не выходил Вконтакт, его телефон был отключен. Так продолжалось несколько дней. И когда он не вышел на связь с мамой в выходные (как обещал и как это было заведено), в понедельник мы уже стали бить тревогу. Позвонили на работу – на работе его так же потеряли, отгулов и отпусков он не брал, никого не предупредил. Просто пропал. Причем это настолько на него не похоже, что переполошило всех. И тут мне стало страшно.
Я села в машину и поехала к нему домой. За рулем диктовала ориентировку в милицию (112 с сотового). Последний вопрос оператора был «запускаем? Или вы ещё поищите его по знакомым и телефонам? А то люди подорвутся, начнутся мероприятия, а потом всё отменять.»
Тут надо сказать, что база данных скорой и милиции разная. И в милиции пробьют, если он попал в отделение, но не узнают, попал ли он в больницу. То есть просто уехавшего по скорой по разным причинам они тоже будут искать стандартными протоколами поиска пропавших людей.
Мы договорились с оператором, что я звоню в скорую, еду к нему домой и если не нахожу, то тогда запустим ориентировку. Позже выяснилось, что он даже вызывал милицию, но я звонила за день до этого в отделение и по каким–то причинам мне не смолги сказать об этом – он просто не значился в регистрационном журнале дежурного. А адрес, по которому вызывали не совпал с адресом дома.
Следующий звонок в скорую (113 с сотового) всё решил. Был такой, отвезли в «клиническую психиатрическую больницу…» номер, адрес, бла–бла–бла… На вопрос «а что с ним» и «что случилось» не ответили даже приблизительно (как станет ясно позже – и не могли вообще).
Приехав в больницу, я нашла его спокойным, он разговаривал, ходил, улыбался, адекватно реагировал. Его позвали — он пришел сам, без посторонней помощи. Я не знаю, насколько в такой ситуации люди рады кого–то видеть вообще, но меня он был рад видеть.
Самое первое, что я сделала, я обняла его и сказала «я тебя люблю» и потом сидела его и гладила по руке пока общались. Слава Богу, что живой.
Задача №1. Что сообщить на работу, друзьям и маме?
Тут совершенно вовремя @ya–shizotypik дал мне наводку на закон №3185–1 от 02.07.1992 года «о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании». Там есть замечательная формулировка в ст.9 «Сохранение врачебной тайны при оказании психиатрической помощи».
Если кратко, то начиная с «факта обращения гражданина за психиатрической помощью», состояние здоровья, диагноз и заканчивая сведеньями, полученными при оказании ему психиатрической помощи – являются медицинской тайной. И вам даже врач ничего не сообщит, если это не будет изменено в установленном законом порядке (по оформлению соответствующих документов пациентом или по суду после признания недееспособности). Всё подробно описано в законе.
То есть врач будет с вами общаться, родственника вы увидите, но, по большому счету, ни врача, ни само пострадавшего вы не имеете права вынуждать что–то вам рассказывать. И тут дело даже не в законе, а в том, что навязчивые распросы близкого человека могут ухудьшить его состояние, и помочь вы ему всё равно не сможете, так как вы не специалист.
Я сообщила на работу, что его нашла, что он заболел и будет больничный. Но этого оказалось мало и на следующий день мне снова оттуда позвонили и стали давить. Вообще, чем меньше сообщаешь людям, тем больше они задают вопросов и начинают высказывать какие–то нехорошие подозрения. Что нифига не лучше.
Давление заключалось в следующем – из отдела персонала на его месте работы стали допытываться, не криминальная ли это история, утверждали, что у них есть какие–то свои протоколы и надо знать в какой он больнице, на случай, если его будут искать из милиции.
Хорошо, что я не растерялась и сказала, что будет больничный, он в порядке, а больше никакой информации для них у меня пока нет. Никакой криминальной истории нет и искать полиция его точно не будет, а если будет, то пусть ко мне обращаются – полицию я к нему проведу. И тут же стала дозваниваться своему знакомому юристу с вопросом – а что они вообще имеют право на самом деле спрашивать, а что не имеют.
Ответ юриста следующий «он должен сообщить непосредственному начальнику, что он болеет, и по возвращении на работу предоставить больничный (листок нетрудоспособности), иначе они его могут уволить за прогул. Больше ничего он сообщать не должен – ни больницу, ни состояние, ни почему там оказался – ничего вообще».
То есть меня зря запугивали, нет у них никаких протоколов, и мы имеем право не говорить, где он находится. Что не решает до конца проблему, так как люди, по своему обыкновению, начинают додумывать что попало, в меру своей испорченности.
Hint подсказал мой директор, у которого уже мне приходилось отпрашиваться, чтобы ездить в больницу. «У него что–то с сердцем?» — «Да–да, с сердцем». Мы стали говорить, что перетрудился и врачи сказали нужный покой. Человека три рвались «в больницу с апельсинами», что с одной стороны хорошо – из анамнеза тут же исключили его социальную изолированность. Как и хорошо, что родственники выходят на контакт с врачом в этом плане, и вообще о нем кто–то беспокоится и его ищут. С другой стороны, всем приходилось говорить – «нет, всё есть, приезжать не нужно» и как–то уходить от распросов.
Как нам всем с этим в итоге жить дальше
Теперь начался ребус, что же случилось, и как нам всем с этим в итоге жить дальше. Крайняя степень беспокойства заканчивалась где–то в пределах «не придется ли разменивать квартиры, жить с ним и вообще постоянно держать этот вопрос теперь на контроле».
Ситуации бывают разные. От «вернется к нормальной жизни и больше никогда ничего подобного не повторится» до оформления недееспособности и пожизненной прописки в клиниках. Наш вариант, видимо, первый, и мы отделаемся легким испугом. В общем, всё к этому идет.
Вообще, на третьи–четвертые сутки я решила, что ещё не хватало моему брату сейчас с моими страхами и неврозами справляться и пошла сама к своему психологу, с которым раньше работала. Что @ya–shizotypik, оценивающий ситуацию с другой стороны расценил как «мудрый ход». Так что если у вас есть свои какие–то ситуации или есть такие родные (а чаще эти факторы присутствуют вместе), то ищите своего психолога пока не приспичило. Потому что психологу звонишь всегда уже в последний момент, когда не можешь самостоятельно справиться с дискомфортом. Кто–то решает это выпивкой с собутыльниками, «ляг поспи и всё пройдет», но это так себе помогает на самом деле.
Оказалось, что мой психолог работает в этом городе уже лет 20–30, а то и поболее. И знает где у нас какие больницы и что там может быть. В том числе вытаскивал оттуда пациентов, которых путались залечить фармой под свою ответственность и переводил в другие больницы, к специалистам, которым доверяет.
Так же у самого брата есть свой психолог. Они работают уже год и главное достижение – что даже в безсознательном, неконтролируемом состоянии ему в голову не пришла мысль сделать что–то с собой или напасть на окружающих. А когда он начал приходить в себя, то самостоятельно уже обратился за помощью – попросил чужих людей вызвать скорую.
На самом деле он, чувствуя неладное, пытался дозвониться и до своего психолога. Но тот не смог ответить сразу, а через 2–3 часа брат на связь уже не вышел, прислал СМС «справлюсь сам». На следующие сутки телефон его не отвечал. Брат говорит, что отправил СМС психологу что его везут в больницу на скорой, и есть так – то это единственный человек, который вообще знал, что на самом деле происходит. И, получается, что психолог вообще на тот момент был единственный человек, с которым есть полный доверительный контакт. То есть тот человек, которому не страшно рассказать что бы ни происходило и не ожидаешь неадекватной реакции, которая потом тебе же и навредит. Согласитесь, такого человека стоит иметь любому вообще, не важно, насколько серьезные или легкие проблемы вас настигли.
В какой–то момент было опасение пропустить скрываемые (или скрытые) суицидальные наклонности, и в следующий раз получить неконтролируемую ситуацию, которая не закончится так благополучно. Но, во–первых, это первое, что исключают (проверяют) в больнице. Во–вторых, наш психолог с этим тоже уже раньше работал.
Вообще всё выглядит таким образом, что никто не ожидал такого исхода. Что человек потеряется в пространстве, будет провал памяти и он попросит отвезти его в итоге в психбольницу. То есть он и сам не ожидал. Последнее, что он помнит, это «лечь поспать, и всё пройдет».
Встретили смехом и аплодисментами
Есть такая шутка: если вас в понедельник на работе встретили смехом и аплодисментами, то корпоратив удался. Шутки–шутками, не будь мой братец такой ярый трезвенник, его поступок действительно могли расценить как выходки пьяного. И попытайся он залить это алкоголем/веществами, и сам бы так отнесся и ни за какой помощью не обратился.
Тут есть другой момент. Другой наш родственник так и делает. Заливает тревоги алкоголем, по психологам никаким никогда не ходил и ему в голову это не придет. В итоге выливает все свои неврозы на семью, проехался по самооценке детей (то есть когда во взрослом состоянии понимаешь, что твоя заниженная самооценка мешает тебе жить), дети ограничивают общение с ним, у жены свои неврозы на почве всего этого. Всю жизнь это списывали на алкоголизм и даже не пытались решить проблему в корне. Так что не известно, что ещё лучше – раз в больнице полежать или всю жизнь глушить, а то и вовсе столкнуться с наркоманией в семье.
Почему я и говорю, что зачастую диагноз можно ставить не одному человеку в семье и родственники в психбольнице с какой–то долей вероятности не столько помогают, сколько мешают.
Что требуется от родственников
Лучше всего сказал психиатр, Павел Бесчастнов (вот его блог, там же есть контакты, если понадобится). Так как лучше и не скажешь, я пожалуй, процитирую.
« Это нередкий запрос со стороны родственников. От вас не требуется никакой специальной профессиональной помощи, вы же всё равно не специалист, вы близкий человек, неравнодушный к судьбе брата. Необходимо и достаточно общечеловеческого участи и сочувствия, никаких специальных навыков от вас не требуется. Достаточно быть за него, не отвергать и не гнобить его проблему в духе «просто соберись и займись чем–то», «нет никакой депрессии это всё слабоволие» и тому подобное. Достаточно вести себя как человек, чей близкий попал в беду ».
И тут, самое смешное, может возникнуть вопрос — как это вести себя «как близкий человек». Потому что мы так–то не редко не умеем быть близкими. Не спросить лишнего и при этом показать, как человек дорог.
Идея, которая мне понравилась, была у моего психолога. Повспоминать детство, те моменты, когда человека любили, когда его мама гладила и успокаивала.
Если честно, то у меня даже с этим возникли сложности. Ведь счастливых моментов в жизни детей 90х было не так уж и много. Я перебрала все наши фотографии, какие нашла из нашего детства и принесла ему. Все фотографии сделаны по случаю какого–нибудь радостного события – прогулок, поездок в другой город, просто праздников. Мы просто сидели и смотрели, вспоминали то хорошее, что у нас было. Если и не поможет, то точно не навредит. Ещё на праздник у нас всегда была пицца, он любит пиццу. Я принесла в больницу пиццу. Ещё какие–то вкусняшки. На этом моя фантазия закончилась. Впрочем, мы довольно душевно посидели, хоть это и было в рамках не самой располагающей к этому обстановки. Нашлось ещё куча тем, о которых хотелось бы поговорить и даже запланировали когда–нибудь их обсудить.
Позже я увидела ещё объявление в больнице, что по средам проходит школа для родственников пациентов прямо там же в больнице. Чуть позже на неё тоже схожу. Интересно, на каком уровне это организовано там. И ещё там будут другие врачи этой больницы, которые вероятно будут работать с братом.
Наиболее тревожные вопросы я задаю либо его врачу, либо другим специалистам. А с ним разговариваю только о том, что всё будет хорошо, что все ему передают привет, желают быстрее выздоравливать и ждут на работе, на английском. О планах на отпуск, о поездках – у нас очень много вообще нейтральных или очень веселых тем.
Статья клинического психолога на тему : https://anti–psychology.livejournal.com/1009.html
Про общение с другими родственниками
Разумеется, необходимо было позвонить в тот день, когда мы все его искали. Но звонки родственникам требуют нервного напряжения, они незнаючи лезут с вопросами, на которые отвечать и не хочется. Его душевное равновесие и вообще период спокойствия сейчас важнее, чем успокаивать родственников. А со всем остальным потом можно будет разобраться.
Мы оба с братом придерживаемся мнения, что если он не хочет звонить маме–папе, то так это и оставим. Если бы он захотел, позвонил бы с моего телефона. А маму успокаиваю уже я. Делаю одну фотографию или короткое видео, потом её пересылаю. Долго общаюсь по скайпу. Мама прислала ещё семейных фотографий, там где мы все вместе счастливы. Передаю приветы в обе стороны. Так ситуация никого не ранит.
Тема общения с родственниками примерно так же обыгрывается в каждом фильме про тему сумасшедших (Girls interrapted, Crazy love) – их общение скорее ранит, чем помогает, если вообще отсутствие близких среди родственников или психозы самих родственников не являются причиной, что человек с детства не научился справляться и выставлять психологические защиты и не нашел нужной поддержки вовремя, чтобы ситуация не развивалась. Так что с одной стороны просто – поддерживать. А с другой стороны «всё сложно».
О болезни
Я ничего не выпытываю на тему, что произошло или что он чувствует. Если он что–то сам рассказывает, то рассказывает. И туту бывает трудно удержаться от реакций. То есть сначала идет реакция, зачастую я потом жалею, что вообще отреагировала. Потом обсуждаю это с кем–то, кто имеет отношение или к серьезной психологии, или к психотерапии (был пациентом или является специалистом) а оптом уже могу сказать брату что–то внятное.
Просто проблема для здорового человека может казаться сущей фигней. А на самом деле, вы просто не можете представить себе состояния, когда эта «фигня» выводит человека из равновесия вплоть до безсознательного поведения и провалов памяти. Что обычные для нормального человека эмоции могут вредить как ему самому, так и окружающим. И что это пугает настолько, что в дурдом хочется не только обратиться, но и спрятаться – и от себя или от окружающих.
Надо понимать, что система больниц, похоже, предназначена чтобы отсеять социально опасных психов от нормальных, попавших в трудную ситуацию. Одних поставить на учет, другим выписать витаминки, что–то «посоветовать» и отпустить восвояси.
По разной информации, на одного лечащего врача в разных клиниках 30–60 пациентов. И раскапывать с каждым, какие его проблемы привели к такому вот исходу не будешь. Те, кому помочь разговорами нельзя, садятся на фарму, подобранную с разной степенью тщательности (как повезет с врачом).
В поговорить с каждым пациентом каждый день не получится, даже если сильно захотеть. Отсюда и срок диагностики слегка побольше, чем в случае других болезней (стандартно от 3 недель). И включает диагностика, в частности, наблюдение. Участвуют в диагностике не менее 3х специалистов, как я поняла. Лечащий врач психотерапевт, ещё будет клинический психолог и ещё кто–то. (Статья на тему https://psych.d3.ru/psikhiatr–psikholog–i–psikhoterapevt–v–chiom–raznitsa–i–k–komu–obrashchatsia–1279326/).
Большой вопрос, будут ли и насколько качественно смогут с ним разобраться в причинах «слета с катушек». То есть купировать проблемы фармой точно смогут. А смогут ли и будут ли тщательно заниматься терапией как «лечебными разговорами» — не понятно. Поэтому в любом случае, видимо, вопросы социальной обстановки, радости в жизни и самокопания (поиска причин) мы пока оставляем на момент после того, как выпишется. А ту помощь, которую смогут оказать в рамках государственной программы принимаем как есть.
Бытовые условия в больнице опишу в конце.
Врач мне нравится. После первого моего визита снизил дозу препаратов и я нахожу брата вполне себе обычным – общается и не подтормаживает, в хорошем настроении. То есть опасения, что «в больницах умеют только закалывать» – не подтвердились.
По–моему, важен контакт не только врача и родственников, но и врача и пациента.
В первом случае потому что, я наверно очень старалась описать, что в жизни брата есть нормального, чтобы ему не надиагностировали лишнего. В частности, с моей подачи мы исключили социальную изоляцию – ко мне минимум трое звонили, спрашивали о его состоянии и предлагали помощь; я знаю, в какой организаторской деятельности брат участвовал – эти факторы врач так же включил в свой анализ и снизил дозировки.
С другой стороны, если сам родственник проявляет агрессию, срывается на слезы, есть в семейном анамнезе поставленные диагнозы – то это будет так же влиять на анамнез и диагноз пациента.
Контакт врача и пациента важен, потому что только сам пациент может рассказать, что с ним происходило, какие симптомы, не болело ли что–нибудь до этого и так далее. Если доверия нет – то он ничего не будет рассказывать, а значит сложнее поставить диагноз и могут быть разные перекосы. Впрочем, врачи к такому повороту тоже готовы и у них есть методы вычислять обман ( а так же могут и не верить пациентам вообще – как повезет). Статья на эту тему Психологическая диагностика: как вычисляют сумасшедших (https://psych.d3.ru/patopsikhologicheskaia–diagnostika–kak–vychisliaiut–sumasshedshikh–1293310/)
Вот два фактора – сложность диагностики, правильного лечения и ограничения в бюджете государственных учреждений и приводят, скорее всего, к тому, что проще прописать таблеток, которые заведомо купируют ненужное социально опасное поведение, чем разбираться и вытаскивать человека долгими «лечебными разговорами». К тому исторически так сложилось, что наследие психиатрии в СССР скорее о «карательной психиатрии» чем о психологии. И все подходы к тому, что человека нудно обратно социально адаптировать – это скорее о Норвегии, США, чем о нас. А найти врача, да и любого специалиста, с профессиональным английским в России не так уж и просто. А тем более найти специалистов срочно.
Про лечение я, само–собой, мало что знаю. Знаю, что больница хорошо финансируется и нужные лекарства у них все есть. Лекарства современные, импортные.
Позитивный факт, что врач готов поделиться планом лечения, но только с согласия брата. Брат чувствует себя хорошо, говорит, что у него очень мало таблеток, в отличие от некоторых других пациентов и не проявляет к этому большой интерес. Возможно, если бы ему пророчили что–то страшное, и отношение было бы другим. А пока он решил оставить как есть, да и я с ним согласна.
Ситуация хуже, когда ипохондрики начинают читать побочные действия и отказываются от лекарств, которые на самом деле им нужны.
В целом, после того, как всю эту информацию я собрала, испуг прошел. Стала намного меньше переживать. Я упустила некоторые более конкретные факты, которые касаются только нашей ситуации и описала, как оно выглядит в целом. Но эти факты тоже дали какую–то определенность и снизили объем общей тревоги. В основном, конечно, это обсуждалось с психологм или другими людьми, кто «в теме» и хоть как–то может что–то реальное сказать.
О распорядке дня и другие бытовые условия в больнице
В больнице чисто. Современного ремонта может быть и нет, но это не самое важное (отношение, врачи и нужные медикаменты всё–таки важнее). Пациентам по скорой выдают больничную одежду (пижаму), пока им не привезут домашнюю. Хорошо кормят (никакой капусты на первое второе и третье). Брат даже поначалу говорил, что у них всё есть, и ничего везти не надо. Возила соки, фрукты так же питьевой йогурт, шоколадки, орешки в индивидуальной упаковке и всякие такие ништяки. Некоторые мамы привозят домашнюю еду кормить, но как я поняла, это не сильно надо вообще. В последний раз наблюдала картину, как сын есть в присутствии мамаши и от одного этого только нервничает (трясутся ноги).
Даже в тот день, когда мы перед ужином наелись пиццы он всё равно предпочел пойти на ужен, видимо, просто за компанию. В больнице есть какие–то правила на счет продуктов (нельзя скоропортящиеся), но к ним относятся, видимо, не сильно строго (йогурты пропустили).
Есть телевизор, у соседа по палате взял книжку. Прогулки отменили так как зима и боятся ветрянки или гриппа, а летом водят на прогулки. Банный день – раз в неделю. Свидания с родственниками 2 часа утром и 2 часа вечером. 2 раза в неделю по 2 часа врачи принимают родственников пациентов. Врач свой рабочий телефон выдал при первом моем визите сам.
Сотовые телефоны в отделении первичного наблюдения запрещены, в отделении, куда переводят после первичного наблюдения – разрешены, выдают на руки. На всякий случай написала свой сотовый пока на бумаге – если будет что–то надо – найдет возможность позвонить.