что делать психологу если клиент плачет
Что делать психологу если клиент плачет
Слезы обычно мешают общению. Не представляют исключения и консультативные встречи. Немало клиентов, особенно женщин, волнуются, рассказывая о неразрешимых трудностях своей жизни, трагедиях и не могут говорить без слез. Слезы способствуют воспоминаниям о трудных ситуациях и возвращению к ним.
Большинство консультантов стараются удержать клиентов от плача и направляют на это часть своих усилий. И здесь возникает опасность, что, пытаясь обойти болезненные переживания и не спровоцировать слезы, можно пропустить важные аспекты жизни клиента. Из-за невозможности достаточно понять клиентов консультант порой становится объектом их манипуляций. Некоторые консультанты свои усилия по удержанию клиентов от плача объясняют тем, что разволновавшийся или начавший плакать клиент не способен нормально говорить. Иногда консультант чувствует себя виновным из-за слез клиента, считает, что довел его до слез, боится быть обвиненным в нечуткости, иначе говоря, склонен принимать на себя ответственность за слезы.
Однако в действительности не консультант доводит клиентов до слез. Наконец, не он — причина жизненных трудностей и личных проблем клиентов. Клиенты плачут из-за своих личных дел, и консультант здесь ни при чем. Клиент нередко и начинает, и перестает плакать без вмешательства консультанта. Когда заметно, что клиент сейчас начнет плакать, надо сохранять спокойствие, подождать, пока он справится с собой. Порой, чтобы взять себя в руки, клиент на время изменяет тему беседы, чему не следует противиться. Если клиент все же расплачется, надо позволить ему плакать. Это нелегко, но многое можно выиграть. Когда клиент выплачется, самое время начинать разговор. Позволить плакать — значительно достойнее, нежели испытывать обязанность успокаивать: «Пожалуйста, не плачьте. «
Консультанту следует знать, почему вообще плачут во время консультирования. Основная причина, конечно, бремя проблем клиента, его угнетенность, однако эта причина не единственная.
На сеансе у психолога начинаю сильно плакать, комок в горле стоит. Как выговориться и решить свои проблемы?
Здравствуйте! Как к вам лучше обращаться?
Здравствуйте! Можно просто Соня, если вам удобно, то на ты.
Соня, абсолютно нормально, если ты плачешь у психолога. Когда плачешь, становится легче.
Слезам тоже есть предел, и, если не будешь уходить посреди консультации, то получится начать работать и обсуждать, волнующие вопросы.
Если хочешь, можем попробовать пообщаться здесь, в режиме переписки.
Напишешь, что тебя беспокоит и что хотела бы обсудить?
Меня тревожит, мое отношение к моей семье-я считаю, что у меня нет семьи. Физически у меня есть родные и мама и папа и сестра (младшая, 18 лет). У родителей были сложные взаимоотношения, частые скандалы, папа пил, изменял. Все это я наблюдала с раннего детства. Когда мне было 18 они развелись и я была очень рада, что это закончилось. Отца я послала далеко, а он меня взаимно и с тех пор мы с ним не общаемся. С самого детства я чувствовала себя неуютно и неуместно дома. Моя мама (живем вместе) спокойная и добрая, но мы никогда не были лучшими подружками, близко не общались. Я ее стеснялась и стесняюсь до сих пор. Мне с ней неловко почему то общаться, у нас нет тем для разговоров, а иногда она меня раздражает. Ассоциация от общения с мамой-холод. Но я вижу, что она сейчас тянется ко мне, просит советов, рассказывает о своих проблемах. А мне все это равнодушно. С сестрой с самого детства напряжные отношения, ссорились, дрались, сейчас с ней не общаемся, хоть и живем в соседних комнатах. Бабушка (папина мама) так и живет с нами после развода родителей, потому что ей больше негде жить. Она считает нас с мамой виноватыми в разводе и меня в первую очередь. Конечно я отношусь к ней тоже очень холодно и она вызывает раздражение и непонимание. Вообще я не могу сказать, что я кого то из них люблю. Маму просто уважаю и благодарна за заботу. Мое основное чувство к родителям это обида. Обида за свое детство и за то, что они дали мне такую жизнь. Я живу дома с мамой, сестрой и бабушкой (папина мать) и меня эта обстановка угнетает-немая обида и раздражение у всех друг к другу. Пока возможности переехать нету. Но я задумываюсь, если я сменю место жительства, и даже перестану общаться с семьей, забуду ли я эту обиду, это угнетение и не отразится ли все это на моем восприятиии жизни и отношениях с людьми?
Как минимум, не копить раздражение и новые обиды.
Те обиды, которые есть, лучше проработать с психологом в индивидуальной работе очно или по скайпу.
Понять, простить и жить дальше. Так будет лучше тебе для себя самой, чтобы всё не всплывало в голове помногу раз, мешая выстраивать жизнь сегодня и строить планы на будущее.
К ВОПРОСУ ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО КОНСУЛЬТИРОВАНИЯ «ПЛАЧУЩИХ КЛИЕНТОВ»
«Ты плачешь, значит, ты снова становишься человеком»
Жюль Верн «Дети капитана Гранта»
Индивидуальное консультирование является одним из видов психологической помощи людям, испытывающим трудности, проблемы в своей повседневной жизни, общении, профессиональной или учебной деятельности. В настоящее время это вид помощи востребован в различных сферах человеческой деятельности: образовании, медицине, спорте, бизнесе и т.д. Внутри самого консультирования можно отметить такие его направления как семейное, организационное, профориентационное, кризисное консультирование. За последние десятилетия отечественная консультативная практика накопила обширный практический материал, который освещается в статьях, монографиях, учебных пособиях. Для профессионального роста психолога, который является непрерывным, непрекращающимся процессом, значимой является сама возможность знакомства с опытом практикующих коллег, в котором освещаются вопросы структурирования беседы, целесообразности применения диагностического инструментария, этики взаимодействия с клиентами разного типа и их запросами. Однако анализ научной литературы показал малое количество публикаций, освещающих особенности работы психолога с «плачущим клиентом».
Многолетний опыт консультативной работы на базе центра психологического и социального здоровья молодежи, позволил выделить отдельной категорией клиентов, «эмоциональное» поведение которых отличается такой особенностью как плач («плачущий клиент») [5]. Подобные клиенты составляют достаточно большой процент от общего количества обращающихся студентов, что в свою очередь, послужило причиной обобщения особенностей консультирования подобных случаев. Плач клиента может иметь разный смысловой контексти методы работы с ним. Однако в психологической литературе представлен «обобщенный образ плачущего клиента». Под него попадают случаи, в которых плач клиента детерминирован совершенно различными жизненными сценариями и личностными особенностями человека. Единичные публикации, в которых описаны рекомендации по работе, имеют характер «универсального набора» знаний психолога и не отражают специфики проявления этого феномена на разных этапах консультирования и в связи с уникальностью жизненного мира клиента [1].Более широкое освещение поставленных вопросов в области консультирования «плачущих» клиентов является актуальным для практикующих психологов, как в сфере эффективности профессиональной деятельности, так и в сфере сохранения психического здоровья, профилактики профессионального выгорания.
Характеризуя особенности консультирования «плачущих клиентов» отметим два аспекта.
1. Плач как обряд, ритуал (культурный аспект).
Попытаемся проанализировать, каким образом, слезы появляются в жизни человека, и как следствие могут быть проявлены в процессе консультирования. Данная классификация подтверждена опытом русского народа, и отражена в виде пословиц и поговорок, либо в различных литературных произведениях.
1) Слезы, как проявление аффекта, сильного переживания
Слезы — что гроза: после них человек всегда тише. Слеза — жемчужина страданья.
2) Слезы, как сопровождение всей жизни Сколько ни плачь, а всех слез не выплакать.
3) Слезы, как проявления горя и страданий
Дальше горе — меньше слез. Душа не болит и слеза не валит.
4) Слезы, как манипуляция
Не плачь, куплю калач. Дитя не плачет, мать не разумеет.
5) Слезы как проявление ощущения собственной сущности, «ощущения себя как живого человека»
– Если бы я была не настоящая, я бы не плакала, – сказала Алиса, улыбаясь сквозь слезы: все это было так глупо.
Всякому своя слеза солона [4].
В обществе существуют экспектации в отношении плачущего человека, которые задают культурные рамки этого ритуала. Следует отметить, что желание клиента «поплакать» у психолога (в отличие от друзей, родителей и т.д.), будь то сознательное решение, отраженное в запросе или неосознанное (импульсивное, возникшее в процессе интервью) действие, должно быть оформлено не только с учетом культурных норм и требований к этому ритуалу. В рамках консультативной встречи это развернутая во времени, сопровождаемая соответствующими техниками, приемами совместная деятельность «психолог-клиент», которая способствует не только снижению эмоционального напряжения человека, но и прояснению причин, которые его порождали. В этом отношении показательным является пример, приводившийся психиатром Рюмке. Он отмечает, что характеристика феномена плача без реального контекста теряет смысл. Можно описать плач как раздражение слезных желез, как признак слабости («ты слишком большой, чтобы плакать»), как реакцию на несчастье или на счастливое событие («слезы радости»). И каждый раз эффект- понимание может оказаться разным. В феноменологии должен существовать не плач сам по себе, а «плач, потому что. » [3].Как и ритуал (обряд) в культуре эта деятельность подчинена определенному порядку, который обусловлен целями, задачами, принципами психологического консультирования и обеспечена соответствующим психологическим инструментарием.
2. Экзистенциальный аспект.
Многие клиенты в консультировании не в состоянии ощутить собственную целостность и «живость» без проявления слез и рыданий. Плач является естественным сопровождением осознания собственных страхов и тревоги, вызванных экзистенциальными проблемами. В экзистенциальной психологии и консультировании консультант работает в поле конфликта который обусловлен «конфронтацией индивидуума с данностями существования. Под «данностями существования» мы понимаем определенные конечные факторы, являющиеся неотъемлемой, неизбежной составляющей бытия человека в мире».
Основная работа консультанта подразумевает вызывание у клиента глубокой личной рефлексии, которая возможна в условиях, описанных И. Яломом: «одиночество, молчание, время и свобода от повседневных отвлечений, которыми каждый из нас заполняет мир своего опыта»[7]. Зачастую человек, попадающий в такие условия, склонен к глубокому чувствованию, которое сопровождается плачем. Зачастую слезы означают окончание процесса сопротивления, которое проявляют клиенты в процессе консультирования и начала процесса истинной психологической работы. В рамках экзистенциального консультирования необходимо всегда помнить, что клиент зачастую плачет о своих экзистенциальных страхах, тревогах, переживаниях, таких как одиночество, свобода (или бегство от нее), любовь, решимость, совесть, о потере своей целостности.
Итак, психологическое консультирование «плачущих клиентов» имеет свою специфику. Феномен плача при этом рассматривается, как дополнительная возможность стабилизировать эмоциональное состояние клиента и прояснить причины, опираясь на уникальность внутреннего мира клиента. Консультативная модель работы с этой категорией клиентов, строится с учетом двух аспектов. Первый аспект – работа с плачем клиента, представляет собой запланированный (незапланированный) этап в процессе интервью, который имеет свои структурно – содержательные характеристики, требующие от психолога определенных знаний и умений. Второй аспект – плач характеризует проблему клиента как субъективно значимую, которая нарушая целостность внутреннего мира человека, может быть связана с фрустрацией экзистенциальных потребностей.
1. Брылева О.А., Мельникова Ю.А. Психологическая помощь в решении жизненных задач // Мир науки, культуры, образования. 2009, №4 (16). С. 233-236.
2. Василюк Ф.Е. Психология переживания. М., 1984.
3. Менделевич В.Д. Клиническая и медицинская психология: Учебное пособие / В.Д.Менделевич. – 6-е изд. – М.: МЕДпресс-информ, 2008. – 432 с.
5. Русина С.А. Психологическое консультирование студентов по вопросам коррекции самооценки /Развитие социально-устойчивой инновационной среды непрерывного педагогического образования: сборник материалов Международной научно-практической конференции — Абакан: Издательство ФГБОУ ВПО «Хакасский государственный университет им. Н.Ф.Катанова», 2013. — 192с.
6. Толковый словарь русского языка/ С. И. Ожегов; Под ред. проф. Л. И. Скворцова. — 28 е изд., перераб. — М.: ООО «Издательство «Мир и Образование»: ООО «Издательство Оникс», 2012. — 1376 с.
7. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия /Пер. с англ. Т.С. Драбкиной. — М.: Независимая фирма “Класс”, 1999. — 576 с.
Психолог, который плачет
Нередко наш визит к психологу может сопровождаться самыми неоднозначными переживаниями: обидой, отчаянием, грустью, гневом или стыдом. Иногда они поступают в проработанном виде, иногда, чтобы найти свое разрешение, человеку требуется пройти через более сильное чувство – испытать их еще раз. В осознанном, порой болезненном виде, вместе со слезами, но взамен получив долгожданное вознаграждение – очищение.
Однако случалось ли вам приходить на консультацию не только чтобы поплакаться, но и разделить этот плач с другим – c психологом? Есть ли границы у эмпатийности, когда речь заходит о взаимодействии между психологом и клиентом? Допустимо ли психологу плакать вместе со своим клиентом?
Если вы относитесь к категории слушателя, первое, что стоит сделать – пронаблюдать, как излагает чувства высказывающийся. Приемлема ли для него будет такая форма сочувствия? Можете упомянуть о своих чувствах, вызванных ситуацией, тем самым давая понять человеку, что вы разделяете этот трепетный момент вместе с ним. В дальнейшем это объяснит ваше столь активное сопереживание. В обратном случае, если клиент нуждается в сильном плече, способном выдержать шквал обрушившихся эмоций, ваши слезы, скорее, заставят усомниться в профпригодности выбранного им специалиста и задуматься над целесообразностью дальнейших встреч. Не лишним также будет подумать, о чем Вы плачете: об озвученной проблеме или о своей ситуации, наведшей воспоминаниями.
Если знаете, что есть над чем поработать, супервизия станет хорошим помощником в решении вашего вопроса, а также поспособствует предотвращению влияния собственных переживаний на ход сессии.
Если же вы клиент и решили дать волю слезам, сделайте это в удовольствие. Любым чувствам полезнее будет дать выйти наружу, нежели сдерживать и прятать их (или прятаться от них). Если во время процесса ваш психолог присоединился к вам, а вас это смутило или утешило, не стесняйтесь сказать об этом. Проанализируйте свою реакцию, что почувствовали в тот момент. Это была благодарность, доверие или раздражение, недоумение, желание успокоить? Принимаете ли вы такую поддержку или хотели бы ограничиться другим проявлением сочувствия? Какие чувства вы испытываете, когда плачет кто-то другой, а когда вы сами?
Решив эти моменты для себя, и оговорив их с другой, стороной можно свести сеанс терапии к максимально комфортным условиям. А продуктивность таких встреч не заставит себя ждать.
«Первые два года я плакал после сеансов…»
Взять интервью с Богданом Бова было моей давней мечтой. Я знала его как сильного психолога, а интервью у крутых специалистов брать всегда страшновато: есть вероятность, что вопросы окажутся мельче и глупее, чем содержание того, с кем беседуешь. Богдан действительно оказался очень глубоким человеком. Мне понравилось, что он не боится показывать уязвимые места своей души. Восхищение этим качеством я отразила в заголовке этого интервью.
— Как вы попали на психфак ЮФУ? Почему решили стать психологом?
— Хороший вопрос. Я в детстве хотел быть врачом, как мой папа. Но потом я передумал и решил стать программистом. Я поступил в колледж, сдал экзамены. А затем я понял, что программистом мне быть неинтересно, и я хочу стать психологом. Не обдумывая своё решение, но, будучи в нём уверенным, я вернулся в школу, закончил за один год на домашнем обучении 10–11 класс и поступил в университет на психфак. Я даже сам иногда задумывался: как я решил стать психологом? Сработало сильное, отчётливо ощущаемое нутром желание.
— Как вы пришли к EMDR-терапии? Почему вы решили выбрать этот метод работы?
— Я работаю в нескольких подходах, не только в EMDR. Почему именно его я часто использую? Есть направление в психотерапии — когнитивно-поведенческая терапия или когнитивно-бихевиоральная терапия. В ней большое количество разных подходов. Изначально я работал в более классическом подходе. EMDR является одним из новых направлений этой школы. Я прочёл книгу автора, который придумал этот метод. Мне очень понравилось, что с помощью него можно прорабатывать не только мысли, но и чувства, телесные ощущения, травмы, особенно детские, которые часто всплывают в работе. Он показал свою великолепнейшую эффективность. Как правило, я его использую в лечении неврозов, то есть в сложных случаях. С клиентами, у которых нет каких-то психиатрических заболеваний, я работаю по большой части в классическом методе, иногда используя EMDR. А если приходит человек с депрессией, тревожным расстройством, биполярным расстройством, ОКР и прочим, то я использую ЕМDR.
— Как эта психотехнология помогает сделать болезненные воспоминания плодотворными для человека? Благодаря этой технологии болезненные воспоминания впоследствии могут дать человеку какую-то пользу?
— Я думаю, они дают пользу тем, что перестают делать человеку больно. Когда у человека есть какое-то травматическое воспоминание, которое он несёт за собой всю жизнь, то оно забирает часть психической энергии, которая есть у нас в ограниченном количестве. Порой мы даже не знаем, что эти воспоминания постоянно «с нами». Часто люди, попадая в подобные ситуации, испытывают эмоции, которые переживали во время получения травмы. Это происходит, потому что такие воспоминания «живые» до тех пор, пока с ними не поработает специалист. Подобных воспоминаний у людей (особенно у тех, которые пережили тяжёлое детство или юность) очень много. Они высасывают на себя энергию. Человек становится нестрессоустойчивым, испытывает внутренний кризис. Прорабатывая такие воспоминания, мы интегрируем их. Например, если они осознаваемые, то человек перестаёт о них думать. Он освобождает часть мышления и может переключиться на что-то более полезное. Если это такие глубинные воспоминания, о существовании которых человек даже не знал, то просто становится больше сил для жизни, больше ресурсов. Внутренний стержень становится крепче.
— Во время сеанса клиент испытывает не только эмоции, но и физические ощущения. Почему?
— Травматическое воспоминание запоминается полностью всеми сенсорными системами. Травма превращается в контейнер в голове и там «живёт». Когда мы начинаем её оттуда вытаскивать, то выходит и визуальная, и аудиальная, и телесная травматическая составляющая. Но она находилась в бессознательном и закодированном виде и поэтому может выразиться так, как выражалась в момент травмы. Травма выходит через определённые ощущения. У всех они разные: ком в горле, боль, «перемещения» чего-то по телу. Тело так перерабатывает тот телесный опыт, который человек получил во время травмы. Возникают ощущения на уровне вегето-сосудистой нервной системы. Становится то холодно, то жарко, потеют ладони.
— Вы сказали, что эти воспоминания не прорабатываются сами без помощи психотерапевта. Но ведь каким-то образом они должны прорабатываться, ведь человек развивается. Не могли вы сказать, есть ли пути проработки без психотерапевта?
— Естественно, большинство травм у человека прорабатывается сами по себе. Теория EMDR была придумана благодаря тому, что исследователи обнаружили движение глаз человека во сне. Вы можете видеть, как у спящего человека во время сна под веками двигаются глазные яблоки, словно он следит за чем-то. Во сне человек прорабатывает какое-то количество травм. Но есть такие травмы, которые он не способен осознать без помощи. Обычно такие травмы остаются с нами на всю жизнь. В принципе, они могут со временем «самоизлечиться» через понимание, через рационализацию. Человек должен выявить причинно-следственные связи. Но не всегда получается рационально проработать серьёзные травматические воспоминания. Со временем травма может стать слабее, но полностью, вероятнее всего, не исчезнет.
— Допустим, человек несколько минут назад испытал сильный стресс, и он понимает, что мог получить психологическую травму. С вашей точки зрения, что нужно сделать, чтобы минимизировать последствия произошедшего?
— Я думаю, что стоит вспомнить такого терапевта, как Александр Лоуэн. Это очень известный телесно-ориентированный терапевт. По его мнению, если произошла какая-то травма или событие, на которое вы эмоционально не отреагировали, то самое главное — не спрятать свои эмоции, не скрыть их, не забыть о них. И даже если случилась травма в том месте, где невозможно уединиться и ощутить боль, горечь, слёзы, то нужно хотя бы перечислить самому себе те эмоции, которые ты сейчас чувствуешь. Как бы признаться самому себе, что это есть в тебе сейчас. Ты должен отдавать себе отчёт, что переживаешь эти эмоции, не игнорируешь их, признаёшь. Есть даже терапии, построенные на том, что ты вспоминаешь, признаёшь какие-то эмоции и потом пытаешься их выразить. Важно дать эмоции дойти до логического завершения, а не прерывать её на полпути.
— Чувствуете ли вы какие-либо эмоции во время работы с клиентами?
— Да, конечно, чувствую. Особенно когда это серьёзные темы. Я даже скажу больше: есть такое направление в психотерапии, я в нём обучался, называется «Процессуально-ориентированная психотерапия». Как мне кажется, большой вклад терапевта, который основал это направление в том, что он придумал гипотезу, достоверность которой я чувствовал на себе: терапевт может стать «приёмником» для выхода заблокированных эмоций клиента. Допустим, клиенты рассказывают о своей проблеме, и они ничего особо не чувствуют, так как очень много эмоций, которые когда-то напрочь заблокировались. И человек как бы от них отстранился. Они для него не существуют, но они есть, он просто этого не осознаёт. Бывало, человек что-то рассказывает, а мне становится плохо. У меня начинают какие-то эмоции «бродить» по телу. Могу испытывать обиду, грусть, боль, злость. В этом случае я спрашиваю у клиента: «Когда ты всё это рассказываешь, я чувствую такие-то эмоции. Нет ли здесь твоих эмоций? Как ты думаешь? Может, какие-то эмоции, что я испытываю, твои?» Очень часто оказывается, что те эмоции, которые проходят через меня, испытывал пациент в момент стрессового происшествия.
— А в такие моменты вы не пытаетесь заблокировать эмоции, чтобы они не мешали вам?
— Нет, если говорить о случае, когда через меня выходят эмоции клиента. Напротив, это очень продуктивный психотерапевтический момент. Это значит, что воспоминание клиента настолько сильно, что оно раздробилось в голове человека на части. В таком случае проблема очень серьёзна, с ней нужно работать. Но подобные случаи бывают не всегда. Начиная работать психотерапевтом, я чувствовал свои эмоции и свою реакцию на проблему клиента. И первые два года после сеансов я просто плакал 15–20 минут. У меня был даже ритуал: я покупал себе шоколадку, после того как я хорошенько проплакался — это единственное, что помогало мне восстановится. В первые годы я не умел ставить границу между тем, что рассказывают, и своим объективным взглядом. Но, я думаю, любой начинающий психотерапевт такое чувствует. Сначала ты принимаешь всё близко к сердцу, и это не всегда хорошо в психотерапии, потому что есть ситуации, где история может быть ужасна, но ты должен сохранять разум «холодным» — последнее приходит с практикой. Важно ощущение границы, когда ты ещё сочувствуешь, но тебя это уже не захватывает, и ты сохраняешь разум «холодным». Получается сложная ситуация, нужно не потерять эту грань. Не стать полностью холодным и отстранённым, ведь в этом случае ты потеряешь эмпатию, и люди не захотят рассказывать тебе о своих проблемах, потому что ты никак не будешь реагировать на них. Но если ты будешь плакать с ними, то они не смогут получить от тебя помощь. Это одно из основополагающих умений, которые необходимо получить психологу, чтобы повысить свой профессионализм.
— Что помогло вам научиться выстраивать эту границу?
— Только количество сеансов. Это произошло со временем. Каких-то специальных техник для этого нет. Может быть, мне помогла личная терапия. Ведь сильнее всего на сеансах цепляют те вещи, которые и для тебя являются больными местами. Если начинающий психолог не проходит личную терапию и со своими проблемами начинает принимать клиентов, то большинство тем будут его будоражить. Он будет считать проблемы своими и начнёт проецировать их на себя. Чем меньше у тебя самого проблем, тем лучше ты сможешь помогать людям, так как становишься более объективен. Личная терапия — это очень важно для психолога, это помогает развивать свой профессионализм. Каждый психолог должен иметь своего психолога. В России это не очень популярно. Возможно, из-за того, что это зачастую бывает дорого для начинающих психологов, или психологи считают, что если они получили специальное образование, и сами являются профессионалами, то им не нужна терапия. Но это всё домыслы. В Европейском сообществе ты обязательно должен пройти личную терапию. Особенно если ты хочешь получить какие-либо сертификаты. В этом случае у тебя должно быть огромное количество часов личной терапии. Например, есть один документ: Европейский сертификат психотерапевта, дающий высокий статус. Чтобы получить этот сертификат, у тебя должно быть пройдено 350 часов личной терапии. Выходит около 5 лет еженедельной терапии.
— Не мешала ли вам ваша профессия проходить личную терапию? Не было ли ощущения, что психолог работает неверно?
— Нет, потому что я всегда выбирал терапевтов из других школ, направлений, в которых я не разбираюсь глубоко. И я не понимаю глубинно, что терапевт со мной делает. У меня отключается критическое мышление. Проще говоря, я из школы когнитивной психотерапии и к когнитивным психотерапевтам не хожу. Я решил так изначально, и мне это помогло. Но потом я обращался и в свою школу, проблем не было. Но это было уже в более осознанном психотерапевтическом возрасте. Я уже мог выключить у себя в голове психотерапевта и стать хорошим пациентом, чтобы не лезть в работу специалиста. Но поначалу лучше выбирать кого-то не из своей школы. Если, конечно, личная терапия не проходит в рамках обучения новому направлению психотерапии.
— Какая самая главная опасность у профессионального психолога, какие риски? Или их несколько?
— Профессиональное выгорание. Это очень большая проблема, потому что в какой-то момент, если не уметь правильно отдыхать, если не ходить к терапевту, супервизорам (это такие люди, которые разбираются в твоей теме чуть лучше тебя и помогают разобрать сложный случай, над которым ты ломаешь голову даже в нерабочее время), если все эти вещи не делать, то постепенно работа становится суховатой, затем она будет немного неинтересной, а затем она превращается в рутину. И, соответственно, работа оборачивается негативом. А когда это работа связана с людьми, и ты должен им помогать, то ты начинаешь «сгорать». И в какой-то момент у меня такая проблема была. Я слишком много принимал клиентов и мало отдыхал. У меня тогда появились симптомы депрессии. Меня стало мало что-то интересовать, я мало читал книги, не встречался с друзьями, не радовался жизни.
— А как вы выходили из этого депрессивного расстройства?
— Я начал анализировать свою жизнь и понял, что работаю больше, чем у меня есть на это сил. Я адекватно оценил свои внутренние ресурсы. Понял, сколько человек в день могу принимать, сколько дней подряд могу работать, и сколько мне потом нужно отдыхать. Я поэкспериментировал, попробовал разные схемы и остановился на 4/3. Иногда в один выходной я могу одного-двух пациентов принять. Это я делаю очень редко, если что-то экстренное у клиента случилось. Раньше я принимал 6–7 клиентов в день, сейчас 5 максимум.
— А вы отказываете каким-то клиентам и по какой причине?
— Я отказываю некоторым клиентам. Иногда ещё до первого сеанса, после первого сеанса редко. Иногда бывают те запросы, с которыми я не работаю. Например, я не работаю с зависимостями, так как не получаю от этого удовольствия. Можно выбрать проблемы в психотерапии, которые вызывают у тебя внутренний отклик, и тебе интересно с ними работать. А есть проблемы, которые высасывают силы и энергию. Раньше я брался за всё подряд. Когда ты начинающий психолог и хочешь работать только по профессии, не желая нигде больше подрабатывать, то берёшься за всё, так как нужно на что-то жить. Но потом, когда у тебя есть возможность выбирать, приходит понимание, что есть интересные тебе вещи и не очень. Ты понимаешь, что потратишь энергии больше, чем получишь от этого внутренней выгоды.
— Вы сказали, что личная терапия необходима каждому психологу. Как я поняла, чтобы не отвлекаться на свои травмы и суметь оказать помощь другому человеку. Но может ли опыт проработанных травм быть даже полезным для профессионального психолога?
— Конечно! Как бы это ни казалось грустным, если у психолога была не самая лёгкая жизнь, детство, юность, но он со всем этим справился и при помощи психотерапии всё это проработал, то он будет, на мой взгляд, лучше работать, чем человек, у которого было всё в порядке. Но этот вопрос неоднозначный. Мне кажется, такой человек будет хорошо помогать людям, у которых есть похожий жизненный опыт. Если к человеку, который проработал множество травм, придёт клиент, у которого всё всегда было хорошо, то у них просто не произойдёт «коннект». Есть люди, у которых всё довольно гладко прошло с самого детства, и им легче работать с терапевтом, у которого тоже всё было гладко. Мы переходим уже к вопросу выбора психолога: почему с одним работать хорошо, а с другим плохо. Потому что совпадающий жизненный опыт подсознательно настраивает, что с этим человеком у тебя будет продуктивная работа. Но вообще какое-то количество проработанных травм идёт на пользу любому психологу, потому что ты знаешь, как решаются эти проблемы. И даже если ты никогда не сталкивался с проблемами, которые испытывает клиент, то можешь благодаря большому опыту решения проблем найти верный алгоритм.
— Какой клиент для вас является идеальным?
— Во-первых, классно, если это будет долгосрочная терапия. Мне нормально решать и краткосрочную проблему, когда человек пришёл на несколько месяцев. Но мне нравится работать долго, когда это исчисляется годами работы. Возможно, и с перерывами. Я очень привыкаю к людям. Мне нравится, когда с одним человеком, в одно и то же время, в один и тот же день мы работаем, и у человека даже через год работы остаётся запал: «Давай, я вижу результат, я вижу, как классно мне стало. Давай работать ещё!» Это очень крутое ощущение. Если говорить о запросах, то мне импонируют два запроса. Первый: «У меня всё очень плохо в жизни, и я не знаю, как мне жить дальше». Это когда у человека нет невроза и нет заболевания, у него просто полный кавардак в жизни случился. Можно назвать это экзистенциальным кризисом. Там всё перекручено, не найдёшь хвостов, где схватиться за проблему. В этом интересно разбираться. Здорово видеть быстрое улучшение, когда начал прорабатывать основные болевые точки. Это вдохновляет. А второй типаж — это клиент с чётко выраженным невротическим заболеванием. Именно с поставленным психиатрическим диагнозом. Независимо от степени сложности, принимает ли он лекарства или я его пошлю к психиатру, чтобы он назначил ему лекарства. Это уже не игра в детектива и решение загадок, как в экзистенциальном кризисе. Тут я себе планку ставлю: смогу ли я вылечить болезнь или не смогу. Это игра с самим собой. Такие случаи показывают, насколько ты хороший специалист и насколько качественно можешь помочь человеку. Можно вычислить, всё ли ты правильно делаешь для своего профессионального развития.
— Были ли пациенты в вашей практике, которым вы не смогли помочь?
— Да, они были в первые годы терапии, когда я ещё плохо понимал, что делать. Я не то чтобы совсем не помогал. Но сейчас, когда я вспоминаю те случаи, то понимаю, что особо не помог. Я не навредил, сделал чуть-чуть лучше, но глобально не решил проблему. Это печально, но это мой путь развития как профессионала. Я думаю, что у всех терапевтов и людей с «помогающими» профессиями была такая же история. Сейчас, если я работаю с клиентом и понимаю, что мы идём не с той скоростью, с которой бы мне хотелось, то я отдаю клиента коллегам.
— На вашей странице в «Вконтакте» указано, что вы не лечите аэрофобию. Почему?
— У меня ни разу не получилось её вылечить. Я пробовал раза четыре! Я проделывал все техники, которыми владею, но люди всё равно боялись летать. Да, я немного уменьшал тревожность, но всё равно люди не избавлялись полностью от страха летать. После этого я понял, что не могу её вылечить, я не знаю, почему. Возможно, это относится к той теме, что если у тебя есть проработанные травмы, то ты лучше лечишь. У меня никогда не было аэрофобии. Я обожаю летать на самолётах. Для меня это всегда праздник, аттракцион, я чувствую себя в них великолепно! Может быть, из-за того, что я не понимаю, как можно бояться летать на самолётах, я и не могу лечить аэрофобию. Я всегда затрачивал много сил на лечение, но результата почти не было, поэтому я просто отказался от этого запроса. Такое бывает, не всё могу решить.
— Я прочла также на вашей странице, что для того, чтобы стать профессиональным специалистом, вы прочли много книг. Какие из них оказали на вас наибольшее влияние?
— Самое большее влияние на меня оказали три книги. Первую книгу написал психотерапевт Ирвин Ялом. Он является одним из основоположников современной экзистенциальной психотерапии. Книга так и называется «Экзистенциальная психотерапия». Это учебник, где собраны все основополагающие принципы работы в сфере экзистенциальной психотерапии. Ирвин Ялом для меня — один из моих гуру. Когда есть возможность поприсутствовать на его конференциях, то я это делаю. Книги психотерапевта Карла Густава Юнга оказали на меня большое влияние. Особенно книга «AION». В ней довольно бегло рассказывается об основных постулатах строения психики, и есть некоторые новые находки. Я даже хочу набить маленькую татуировку на руке, чтобы отдать дань этой книге и Юнгу. Третий психотерапевт — Арнольд Минделл. Это человек, который придумал процессуально-ориентированную терапию. Книга называется «Работа со сновидящим телом», она очень маленькая, там всего 60 страниц. Но когда я её прочёл, у меня случилось озарение. Пришло понимание многих вещей, которые происходили в моей работе.