что делают с девушками в сизо
Как отбывают срок в женских колониях и тюрьмах
Категории женских исправительных учреждений
В зависимости от возраста и тяжести совершённого преступления нарушительницы уголовного кодекса РФ на пути искупления вины проходят через различные учреждения.
СИЗО
В учреждениях данного типа подследственные находятся до вынесения приговора и его вступления в законную силу. Испытания женщины в тюрьме начинаются именно с СИЗО.
На сегодняшний день в нашей стране всего 3 женских СИЗО (в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге). Соответственно, до момента распределения подозреваемым и осужденным гражданкам приходится ютиться в весьма стеснённых условиях.
Стандартная камера следственного изолятора рассчитана на содержание 42 женщин. Помещение поделено на 3 комнаты без дверей. В двух из трёх «отсеков» располагаются по 21 двухъярусной кровати, прикроватных тумбочек на всех, как правило, не хватает. Третья комната отведена под столовую зону и туалет.
Помимо тяжёлых бытовых условий, подследственные сталкивают здесь с серьёзными моральными переживаниями из-за осознания себя в новом статусе, предстоящей неизвестности и привыкания к круглосуточному пребыванию в окружении множества чужих людей.
Женские колонии для несовершеннолетних
Это особая категория исправительных учреждений, где отбывают наказание девушки в возрасте от 14 до 18 лет (в случае необходимости завершения курса обучения возраст пребывания осужденной в колонии несовершеннолетних может быть продлён до 19 лет).
Обязанности надзирателей и воспитателей здесь исполняют исключительно женщины.
Режим организован с учётом детской психологии. Повышенное внимание уделяется поддержанию санитарии и гигиены, обучению, эстетическому воспитанию и культурно-просветительским мероприятиям.
Трудятся несовершеннолетние на добровольных основаниях, нагрузка строго регулируется установленными на воле нормами для женского труда.
Женские колонии общего режима
В пенитенциарных учреждениях данной категории отбывают наказание за впервые совершённые тяжкие преступления, а также преступления средней и небольшой тяжести, если суд посчитает невозможным заменить их исправлением в колониях-поселениях.
Женские колонии строгого режима
Женщины в тюрьмы данной категории попадают за повторное совершение преступлений (рецидивистки), а также впервые совершённые убийства с особой жестокостью.
Быт женщин-заключённых
Условия проживания
Стандартная вместимость камер в женских тюрьмах – от 40 до 60 человек. Как и в СИЗО, кровати двухъярусные. В каждой камере обустроено кухонное помещение, где женщины самостоятельно готовят еду из продуктов, присланных родственниками или приобретённых в тюремном магазине. Каждая камера оснащена туалетом и душем. Раз в неделю женщины посещают баню.
Уборка помещений выполняется по графику, трижды в день. Пропускать дежурство запрещено (за это назначаются дополнительные дни уборки). Правда, от дежурства можно откупиться сигаретами, продуктами, деньгами.
Снабжение одеждой
По правилам, заключённые ежегодно должны получать новый комплект одежды и белья. Однако на практике данное требование не всегда соблюдается по срокам и объёмам. Со сменой белья и теплыми вещами зачастую помогают родственники. Те, кто не получает поддержку из дома, вынуждены выменивать необходимое у сокамерниц.
Режим дня в женских тюрьмах:
Работа и культурная деятельность в женских колониях
Независимо от того, работает ли женщина в тюрьме 12 часов к ряду или по графику 2 через 2, главное требование к ней – выполнение нормы. Основными видами занятости заключённых являются: кройка и пошив форменной одежды, выпечка хлеба, приготовление блюд на общей кухне, помощь поварам и мытьё посуды, уборка, работа в тюремных художественных мастерских и библиотеках.
Творческие кружки и клубы самодеятельности сегодня есть практически во всех женских колониях. За их деятельность целиком и полностью отвечают сами заключённые. Отбывающие наказание женщины организуют и проводят творческие вечера, праздничные концерты, конкурсы красоты, ставят театральные сценки и т. д.
У всех постоялиц исправительных учреждений есть возможность получить новые профессиональные навыки, пройти переподготовку, освоить рабочую специальность. Обучение заключённые проходят по индивидуально составленному графику.
Рождение детей в тюрьмах
Если на свободе материнство всячески пропагандируется и поддерживается со стороны государства, то в тюрьмах женщинам лучше не рожать. Беременные здесь не только лишены должного медицинского обслуживания, полноценного питания и дополнительных витаминно-минеральных комплексов – они даже послаблений по тяжёлому труду не имеют. В результате женщине далеко не всегда удаётся выносить ребёнка, а если малыш и рождается, то чаще всего нездоровым.
Новорожденный малыш проходит медицинское обследование в городской больнице, после чего направляется в дом ребёнка при женской тюрьме.
При передовых российских ИК действуют центры совместного проживания мам и детей.
На территории, где женщина отбывает наказание, дети содержатся до 3-х лет (если матери остаётся сидеть недолго, ребёнка могут оставить рядом до 4-х лет).
Если срок заключения женщины большой, по достижении 3-х лет ребёнка направляют к родственникам осужденной или в детский дом. В последнем случае встреча мамы и ребёнка в будущем остаётся под большим вопросом.
Возможность условно-досрочного освобождения
В случае хорошего поведения выйти на свободу по УДО имеют шанс женщины:
В женских колониях нет такой строгой иерархии, как в мужских: нет разделения на ярко-выраженные касты, отсутствуют так называемые «понятия», не стыдно заниматься физическим трудом. Внимания на прежние криминальные заслуги и список «отсидок» обращают мало: важнее другое – какая личность попала в камеру, какой от нее может быть толк для остальных, насколько щедра ее родня на посылки и подарки.
Касаемо условий и санитарии – как повезет. Есть образцово-показательные места, в которых нет перебоев с горячей водой, свежая еда и сносное медицинское обслуживание. Есть и иные: с высоким процентом самоубийств из-за огромного количества насилия, с протухшей едой, отсутствием банальных лекарств, моральным и физическим унижением со стороны руководства.
Кто считается опущенной в зонах для женщин?
Изгои в женских колониях есть, как и в мужских, однако отношение к ним, скорее, брезгливое, а не агрессивное. За одним исключением: детоубийц там категорически не любят и устраивают им «темные» при первой возможности. Поэтому для этих дам приготовлены отдельные камеры с осужденными по таким же статьям. С презрением относятся к наркоманам с большим стажем, героинщицам – считается, что они продадут любую за сигарету или щепотку чая.
Подробнее об опущенных читайте тут.
Что происходит в колониях?
Правозащитники бьют тревогу: несмотря на, казалось бы, строгий контроль и призывы к введению «прозрачности» по делам заключенных, в отдельных колониях продолжают применяться варварские методы по поддержанию порядка и удержанию в «узде» большой массы людей. Причем женщины страдают не меньше, чем мужчины.
Истории из жизни
Яна Л.:
«Да, это была моя большая ошибка. Не нужно нам было трогать ту женщину. Мы выпили перед нападением – каждый по нескольку бокалов алкогольного коктейля – а после увидели ее: в меховой шубе, расфуфыренную, и захотели позабавиться. Вырезали по паре лоскутов из шубы.»
Но суд посчитал действия компании не шуткой, а грабежом, и Яна на 9 месяцев попала сначала в СИЗО, а после – в колонию на долгих 15. Колония в Калужской области была открыта совсем недавно и контингент там был, в основном, московский.
Многие – первоходы, получившиеся сроки за распространение наркотиков, кражи и убийства. И условия содержания отличались от многих других: два рабочих дня через два выходных, доступный душ и всегда есть горячая вода. Но постепенно перед девушкой открылось другое: узкий мирок озлобленности и недоверия.
«У каждого сотрудника на груди была прикреплена видеокамера. Как-то раз одна заключенная попыталась ее сорвать – и получила дополнительный срок за нападение. Контроль жесткий и ежесекундный, тумбочки могли проверять по 6 раз за день. Или разрешали садиться за стол в обеденный час только троим, а остальных выстраивали возле стенки и заставляли смотреть. Это называлось «профилактика».
Но бывали и там отдушины. По выходным в местный клуб приезжал психолог: проводил беседы, показывал фильмы.За хорошее поведение позволялось заниматься в спортзале.
В нашем отряде было много людей с деньгами, блатных. Они подмазывались к ментам: покупали то планшеты начальникам, то диваны в колонию. Выносить мусор и мыть туалеты заставляли остальных, и это считалось унизительным.
Попробуй заплачь – посчитают слабой и начнут гнобить, а то и шпынять исподтишка. Нужно было не молчать, а грубить в ответ, огрызаться. Но жестоких избиений я не видела – больше на словах «посылали».
Кстати говоря: раньше тех, кто отказывался от хозяйственных работ, уважали и всячески превозносили. Сейчас к ним такое же отношение. Выйти по УДО всем хочется, а единственная дорога к этому – примерное поведение. Или же деньги.
Ходили слухи, что один год стоит миллион рублей. Насобираешь – дело в шляпе. Но я свой срок отсидела полностью. Что еще могу сказать? Хорошие люди не работают в администрации колоний.»
Марина Ч.:
«Я попалась на «контрольной закупке». Давний друг, с которым мы иногда баловались наркотиками, предложил товар за очень маленькие деньги. Я приехала, заплатила, а на улице меня скрутили, показали документы и увезли.»
Поначалу Марину встретили в камере как свою, с улыбками и, казалось бы, искренним сочувствием. А потом все карты раскрылись. Весь коллектив разбит на группы – так легче выживать. Одиночкой быть сложно. Постоянно драки, выяснения отношений на повышенных тонах, мелкие пакости друг другу. Взрослые, опытные женщины умеют надавить на самую больную точку, если поймут, что ты поддаешься.
Вообще уровень жизни там – примитивный, детский какой-то. Забываешь все громкие цитаты и лозунги, в голове одно – это моя миска с едой, это моя шмотка. Сокамерницы провоцируют ссоры, придираются по каждой мелочи. Но особенно унижают по статьям, например, детоубийц просто ненавидят. С ними отказываются есть за одним столом и стоять рядом на проверке.
В хозотрядах было тяжело – работы и на пекарне, и в изоляторах, и на участках всегда хватало. Но это была единственная возможность хоть бы на время отстраниться от гнетущих мыслей. После перевода в Мордовию Марина с головой ушла в работу – шитье.
«Мы шили защитные костюмы на швейных машинках. Я ее освоила сразу и потом практически не вылезала из-за стола. Знаете, почему? И дело не в деньгах было. Я боялась попасть в карцер – там держали подолгу и били много, не кормили, и все равно приносили эту проклятую швейную машинку.
А выполнившие свою дневную норму жили в относительном покое – их и кормили как следует, и работу оплачивали. Отношение к работе строгое: если не занята чем-то – лодырь. С пустыми руками, да и вообще сидеть, руки сложив, нельзя – прессуют.»
Марина называет тот коллектив «миграцией диких кабанов» – опасный, агрессивный. Но изнасилований нет, хотя волей-неволей приходится строить «семью» с кем-то более сильным и авторитетным.
«Отношение товарок по камере меняется к концу твоего срока. Тебя начинают просто ненавидеть: ведь ты выходишь, а кому-то мотать и мотать. Один раз в меня плеснули кипятком, кто-то заступился, началась драка – в итоге агрессия всей толпы на меня же и вылилась. «Я получила там много уроков – на всю оставшуюся жизнь хватит.Главное – в тюрьме выживает сильнейший.»
Ирина Л.
«Могла ли я: выпускница журфака МГУ, подумать, что когда-нибудь пройду все эти круги каменного ада? Пресненское ОВД, где мне запустили в голову бутылью с водой, СИЗО с камерой метр на метр, «карантин», выкрашенный в беззаботный голубой цвет, два года колонии на востоке страны.
Я выдюжила и не сломалась. Хотя до сих пор мне снятся располосованные вены соседок по камере и ночные истерики.»
Хулиганство, совершенное группой лиц по мотиву идеологической ненависти – так звучала вменяемая Ирине статья. Обвинение просило 8 лет колонии, однако через 2 года девушка вышла по амнистии.
«Сразу хочу сказать – вести себя там нужно также, как и на воле вел: уважительно, спокойно, но уметь настоять на своем и не раскисать. И еще не быть излишне брезгливой, иначе с ума сойдешь. В моей камере было 40 человек. Есть и меньше – на 12. Уединения не получишь: ни книжку почитать, ни подумать.
Одноместные кровати – только для способных заплатить за это старшей по камере. Вообще блатных много было: мошенницам, укравшим миллионы у государства, жилось неплохо. Они сотрудничают с администрацией, потому если тронешь такую – влетишь в карцер, а в деле появится о «злостном нарушении» отметка.»
Ирина вынесла из случившегося свой урок – ничего и никому не рассказывать.
Причем все чистящие средства, бумага туалетная – присылают родственники. И ты вынужден делиться с начальством, которое распределяет это по другим камерам. В больницу отправляют в крайнем случае – если заключенная не может ходить и принимать пищу.
Нина Р.:
«Когда усатый и седой милиционер сказал мне: «Все, девушка, ты попала!» – я на него посмотрела недоумевающе. Дескать, да ладно. И не из таких переделок выбирались. Оказалось – таких-то как раз и не было.»
У девушки был обычный роман с крутым, как ей казалось, парнем. Уверенный в себе, щедрый, красивый, водил по дорогим кабакам и дарил охапками розы. А потом подкинул ей в сумочку наркотики, когда их остановил патруль на улице для проверки документов.
А женщины дерутся хлеще мужиков. Ей нос свернули набок, зубы передние выбили, волосы вырвали. Отлежалась она в лазарете, перевели ее в другую камеру – там та же история. В итоге отправили к таким же гнидам.»
Нина признается: в первые полгода она махнула на себя рукой, перестала даже расчесываться. Ужасно боялась приставаний со стороны – увидела как-то раз соседок в недвусмысленной позе и спать не могла три ночи подряд.
«В женской камере нет понятия «опустить» – вместо этого просто избивают, если не хочешь. Сексуальный контакт нередко оплачивается: сигаретами, едой из посылок, косметикой. Но часто встречается и настоящая любовь. Не представляете, какие истерики были, когда разлучали пару одну! Одну перевели в другой корпус, а вторая вены вскрыла себе.»
«Девку отводили в карцер и делали с ней что хотели. Если она беременела – сразу же аборт, не спрашивая. Но со временем это выплыло наружу, в газетах появились статьи о беспределе в колониях, и кто-то сверху запретил.»
«Выходить на волю – страшно. Ждешь этого дня, считаешь часы, а когда он наступает – ужас неописуемый наваливается, даже дышать трудно. Может быть, оттого, что мало кто действительно тебя ждет. Даже мама смотрит, как на замаранную.»
Екатерина С.:
«Когда я попала на зону впервые, то даже удивилась. Музыка играет, в волейбол режутся – как в обычном дворе. Но, когда начинаешь вглядываться в лица – видишь усталость, изнеможение, бессилие.»
За подделку документов и кражу Катя получила почти 6 лет. Сейчас о своих первых месяцах она рассказывает с улыбкой, даже шутит. Но слушать это страшно. «Сначала меня поставили к швейной машинке. Умеешь ты шить – не умеешь, это никого не волнует.»
«Освоить все получается не сразу и эти полгода ты ходишь битая, потому что начальник промзоны требует результат с бригадира, а результата нет. И бригадир на тебе отыгрывается все это время: может и головой об стенку ударить, и пнуть, и по рукам палкой стукнуть. Начальник меня лично заводил к себе в кабинет и бил дубинкой по ногам. Три месяца через день я так ходила – ноги опухли, спина черная была. Но от шитья отказывалась.
В итоге меня перевели в художественную мастерскую, потому что рисовать я как раз умела. И мы группой расписывали матрешек, рисовали картины с котятами. В соседней комнате вышивали иконы. Одна женщина сильно проштрафилась – убежала в жилзону, сорвала мероприятие какое-то, и ее месяцев на 5 упекли в изолятор.
Катин муж бросил ее через полгода после оглашения приговора и уехал в неизвестном направлении. Ребенка забрали бабушка с дедушкой. Приезжают редко, но часто шлю посылки.
«На зоне выдают форму на год: брюки или саржевую юбку (серую, темно-синюю), пиджак и рубашку. На зиму – телогрейку. И платок обязательно. Снимешь только в цеху, если жарко. Косметикой пользоваться разрешают, но не яркой: туши чуть да бледной помады. Баня – раз в неделю. Душа нет, на два десятка человек пара кранов и да по тазу. Моешься в помещении без света и без окон. Туалет на улице – простая дырка, и из щелей вокруг дует. К администрации ходить – толку нет. Мы для них не люди, мы контингент.»
Как нужно себя вести в русской женской тюрьме
Остаться собой
Арестантки со стажем, «матерые зечки » знают — попав в тюрьму или на зону, лучше сначала не демонстрировать излишних эмоций. Не стоит показывать всем панику; не нужно также заискивать перед старшими заключенными. Лучший из вариантов здесь — естественное, простое поведение, что, тем не менее, не подразумевает чрезмерную открытость и доверчивость.
Да, конфликты на зоне неизбежны, но все-таки нужно по возможности не только избегать их, но и нивелировать любые возникающие ссоры. Как ни странно, здесь отлично помогает чувство юмора.
Кражи в женской тюрьме недопустимы — пойманную «крысу» сначала жестоко накажут, а позже — до конца всего срока — будут презирать. Известны случаи, когда воровкам намеренно плевали в пищу и заставляли их все это есть. « Крысятничество » на зоне — самый омерзительный, по мнению арестанток и смотрящих, поступок.
Лояльность по отношению к другим заключенным — отличная политика. Подобострастие на женской зоне презирается, но вежливое, спокойное обращение с подругами по несчастью одобряется. При общении с другими зечками всегда нужно просить дозволения что-либо сделать. Например, захотев присесть на « шконку » (кровать) другой «дамы», следует узнать, разрешит ли она это.
Отрешенность и уход в собственный мир — не лучший способ выжить в тюрьме. Такое поведение неизбежно приведет женщину к депрессии, особенно, если срок ее заключения длительный. Со временем лучше найти общие интересы с другими заключенными, научиться что-то мастерить, шить, лепить: подобная тактика поможет проще пережить изоляцию от общества.
Держи язык за зубами
Общаясь с новыми подругами, не стоит торопиться рассказывать им о себе все, выплескивать наружу накопившиеся эмоции и переживания. О прошлом говорить не нужно даже в том случае, если другие зечки настаивают на этом. Если по-умному, не оскорбляя никого, отшутиться на эту тему пару раз, женщины поймут их сокамерницу и перестанут задавать неприятные вопросы. Верная политика — мало говорить, но чаще прислушиваться к разговорам других.
Поскольку половая жизнь на зоне практически прекращается, заключенные постоянно муссируют эту тему. Никогда не нужно делиться с другими своими своими предпочтениями, рассказывать о сексуальном опыте. Женщина, попавшая в тюрьму, может избежать навязываемых гомосексуальных отношений только в том случае, если она будет избегать обсуждения близости и сможет вежливо отказать излишне настойчивой подруге.
Среди зечек есть много женщин, зависящих от наркотиков. Даже сидя в тюрьме, они любыми способами стараются добыть себе зелье. Эти арестантки пойдут на любой сговор со смотрящими и охранниками — лишь бы добыть смертоносный дурман. Они предают, «продают» за дозу подруг, идут на новые преступления. Таких заключенных стоит избегать.
Активное сотрудничество с работниками тюрьмы считается « стукачеством » и предательством. Женщинам, попавшим за решетку, лучше всего не «договариваться» с администрацией и не передавать смотрящим и охранникам информацию, услышанную от сокамерниц.
Будь здорова
Тюрьма — самое благодатное место для распространения всякого рода хворей и заразы — от вшей и чесотки до туберкулеза. Только постоянная забота о чистоте собственного тела поможет женщине остаться здоровой вплоть до дня выхода на свободу. У каждой зечки должно быть свое мыло и чистое полотенце.
В случае если арестантка знает об уже имеющемся у нее заболевании (тем более, заразном), она должна вовремя рассказать о нем администрации. Кроме предоставленного в тюремной больнице лечения, узница женской тюрьмы будет переведена на несложную, посильную работу.
Находясь в женской тюрьме или колонии, следуя этим правилам, женщина сможет не только выжить, но и, освободившись, быстрее найдет свое место в обществе.
Новости
Женщина в тюрьме. Часть первая. СИЗО
«Там такое напряжение. Заходила новая девочка в камеру, и некоторые просто начинали смеяться. Просто так. Это такой неконтролируемый истерический смех. Это непередаваемое чувство. Я не знаю, как вы это в тексте передадите. Наверное, никак. Это не передать».
Первые дни в СИЗО
«Первые дни в СИЗО – самые страшные, это нельзя рассказать, описать – вспоминает Валя (имя изменено), – ты ничего не знаешь, не понимаешь, напуган всякими книгами, фильмами, рассказами о тюрьме. И все кажется ужасным, ты ждешь подвоха со всех сторон, что тебя побьют, изнасилуют, что-то отберут, а такого не происходит, на самом деле». Валя попала в СИЗО-6 (Москва) в 2004 году, ей тогда было 35 лет, всего в изоляторе она провела пять лет.
На фото: СИЗО-6 («Печатники»), г. Москва
Попав в «Печатники» (так называется СИЗО-6 по месту расположения), она узнала, что заключенные не кидаются на новичков, только что прибывших в камеру, не отбирают вещи, не разъясняют «понятия» – многого из того, что показывают в фильмах про тюрьму, в женских изоляторах и колониях нет. Есть напряжение, потому что рядом с тобой постоянно находятся несколько десятков человек. Есть бессонные ночи – потому что стресс. Есть большая камера, разделенная на три комнаты, дверей между которыми нет.
В одном помещении стоят 21 двухъярусная кровать (шконки) – соответственно 42 места. Около кроватей – приваренные к полу тумбочки, в них можно хранить все, что не запрещено: карандаши, ручки с синей пастой (строго шариковые, не гелевые), тетрадки, косметику и т. д. Нельзя — лак, ацетон, красные, черные, зеленые ручки — чтобы татуировки не делали. Соседняя комната – туалетное помещение, в нем душ (иногда даже есть горячая вода), две раковины, ногомойка (в ней женщины стирают вещи). Чуть дальше – три туалета, разделенные низкой кирпичной перегородкой. Туалетная комната, как и все остальные, просматривается, в двери и стенах сделаны глазки. Третья комната – помещение для приема пищи, так называемая кухня. В ней два больших стола, лавки, холодильники, на холодильнике – телевизор (не во всех камерах). А еще есть откидное окошко в камеру – «кормá» – в него подают «корм». Мест на кухне ровно в два раза меньше, чем спальных мест в камере. Ответить на вопрос «почему так» никто из наших собеседниц не может, но предполагают, что это для того, чтобы ели по очереди, хотя это неудобно — время для приема пищи ограничено.
И это еще не плохо. Во многих СИЗО обстановка намного скромнее. В СИЗО-3 в Серпухове, например, нет тумбочек, и все вещи лежат под кроватями в пакетах. Кровати стоят вдоль стен, между ними – стол, лавок нет. Женщины едят, сидя на первых ярусах. Душа тоже нет, только раковина и туалет, огороженный занавеской, мыться можно в бане раз в неделю.
«Я недавно туда ездила, передачу делала, – рассказывает Мария (имя изменено), ранее сама отсидевшая год в СИЗО в Серпухове. – Встретила там женщину, у нее в СИЗО дочь, она говорит, что в камере нет даже ведра, стирать не в чем. Продукты хранить негде».
Отношения в камере
Среди женщин нет «авторитетов», потому что у женщин нет «понятий», как у мужчин, восходящих к уголовной субкультуре. «Там, скорее, подобие дедовщины», – поясняет одна из бывших заключенных. Тот, кто дольше сидит, имеет определенные привилегии, например, спать в более удобном месте – у окна, у стены. В камере помимо двухъярусных шконок есть так называемая «поляна» – четыре кровати без вторых ярусов. Здесь обычно спят старшая по камере и ее приближенные или женщины, которые дольше сидят («старосиды»). Идет постоянное перемещение со шконки на шконку: когда освобождается более комфортное место, его занимает тот, у кого больше срок. Тот, кто сидит меньше всех, соответственно, спит на шконах, расположенных в менее удобных местах – около туалета, прохода, ближе к двери. Об этой двери (она называется «тормоза») в своих рассказах упоминают многие женщины, говоря «она постоянно лязгает» – характерный громкий звук запомнился почти всем.
Но иногда новеньким может не достаться даже такое неудобное место – например, в условиях перелимита, который в последнее время стал главной проблемой московских СИЗО. Женщины не могут спать по очереди, как мужчины, которые умеют договариваться между собой. Первая причина – та самая «дедовщина»: «Например, я пять лет сижу в СИЗО, и вот девочку новую с воли привели. Кто из нас двоих больше устал? Меня воротит уже ото всего, ото всех этих одинаковых историй, я на грани срыва. Уступлю я ей место?» – поясняет Валя. Вторая – вопрос гигиены: конечно, ничем, кроме грибка и чесотки, так заразиться нельзя, но сам факт волнует многих. Третья причина, по словам Вали, основана на том, что у мужчин, хоть и формально, существует отбой, но они не спят, у них после отбоя только жизнь начинается. В женском СИЗО, если дежурный увидел, что кто-то не лежит в кровати после отбоя, на нее напишут рапорт. Поэтому спать по очереди возможности нет.
Кстати, женщин в тюрьме – в отличие от мужчин – оберегают от туберкулёза, случаи, конечно, бывают, но в целом ситуация гораздо лучше, чем в мужских СИЗО и зонах, где туберкулёз – одна из главных опасностей.
Физическое состояние арестанта оценивается сокамерницами в зависимости от обстоятельств. Мария отмечает: «если в камеру привели беременную женщину, то я уступлю ей место, а кто-то не уступит, все зависит от человека. Это как в электричке». Но в то же время есть и те, кто симулируют – притворяются, что больны, потому что не хотят не то что на полу спать, а просто на второй ярус лезть (лесенок, как в поезде там нет, залезать неудобно, поясняет Мария) – «на пальму».
Предприниматель Алексей Козлов, сидевший в СИЗО-2 («Бутырска»), рассказывает, что в мужском СИЗО вопрос со спальными местами решает смотрящий: «Люди, которые участвуют в жизни камеры, помогают продуктами, деньгами, а также блатные (поддерживающие воровское движение) проблем со спальными местами не имеют». Кроме того, учитывается и такие факторы как возраст и состояние здоровья прибывшего в камеру заключенного: «Все почти как на свободе», – отмечает предприниматель. А то, сколько человек отсидел, на авторитет и уважение к нему сокамерников не влияет.
Но это не значит, что у женщин нет солидарности. Она есть, они поддерживают друг друга, едой делятся. Часто в заключении женщины живут так называемыми «семейками» (как и мужчины) – объединяются по два-три человека, «семейников», вместе едят, помогают друг другу. Например, перелимит в СИЗО-6, по мнению правозащитницы Зои Световой, некоторых женщин сплотил. Несмотря на тесноту – женщинам не хватает спальных мест, заключенные спят на матрасах на полу – женщины помогают друг другу, объединяются и вместе пишут жалобы. В то же время Анна Каретникова рассказывает, что в камерах нарастает нервозность, потому что свободных мест нет, постоянно идут война и торговля за раскладушки и матрасы. Неизбежны конфликты, начинаются притеснения сокамерниц.
Но правозащитники сходятся в том, что условия жизни в СИЗО-6 сейчас из-за перелимита очень тяжелые, а сотрудники не стремятся улучшать или облегчать положение заключенных, даже просьбы выдать вторые матрасы для тех, кто спит на полу, сотрудники не воспринимают как что-то жизненно необходимое – они привыкли выдавать те же матрасы исключительно как поощрение за что-либо. Ну например, претендентка на матрас настучит на сокамерницу, что у нее есть запрещенный предмет – щипчики для ногтей или для бровей, лезвие или ручка с зелеными чернилами.
«Многие женщины не могут попасть к врачу. Сотрудники не воспринимают всерьез проверки, были случаи, когда подделывались заявления, что человек был на медосмотре, а на самом деле не был», – рассказывает Анна Каретникова.
Об этом говорит и Зоя Светова, отмечая, что есть и хорошие сотрудники, но их мало, они физически не успевают за всем уследить.
Типичная вещь для СИЗО – нехватка овощей и фруктов, нормальной горячей еды, элементарных вещей. Там женщина не может просто открыть шкаф или холодильник и взять то, что ей нужно. «Если у тебя есть родственники, которые к тебе приходят, ты начинаешь их просить принести тебе стиральный порошок, шампунь, тазики, крема, какую-то одежду. Ты же остаёшься женщиной, тебе хочется поменять белье, одежду, выглядеть нормально», – рассказывает Валя. Но не у всех заключенных есть кто-то, кто может «греть» их с воли. 
Стукачи
«В камере минимум пять-шесть человек, которые регулярно ходят к оперативнику», – вспоминает Валя. Ходят к оперативнику – то есть «стучат». Одна из бывших заключенных рассказывает о практике заключения договора администрации СИЗО с некоторыми заключенными о сотрудничестве – заключенные подписывают неофициальный «контракт», потому что оперативникам действительно надо, чтобы им кто-то «стучал». Это не юридический документ, но если он потом где-то всплывет, тебя свои же «на ремни порежут». А дальше механизм работает следующим образом:
«Например, на меня завели уголовное дело, доказательств очень мало, все шито белыми нитками. Мы с тобой сидим в одной камере, начинаем дружить. Мне о своем деле поговорить не с кем, я вижу в тебе душевного человека, начинаю верить, что это дальше тебя не уйдет, и рассказываю тебе что-то, что играет против меня. И мне в голову не приходит, что ты со мной дружишь, потому что тебе оперативник сказал со мной дружить. И оперативник тебя раз в неделю вызывает, и все, что ты рассказываешь, в итоге попадает в материалы моего уголовного дела».
Валя предполагает, что официально такие «показания» не используются, не учитываются в суде, но передаются вместе со всеми материалами в колонию.
При этом администрации интересны не все заключенные, прежде всего лидеры общественного мнения, сильные личности, способные повлиять на мнение сокамерниц. Им навязчиво предлагают совместную работу или начинают просто «ломать». А выделить сильных и слабых людей в заключении несложно. «Места лишения свободы обнажают натуру человека, – рассказывает Валя. – Мы в камере 24/7 друг у друга на виду. И даже если человек приходит в каком-то образе, который он себе придумал для следователя, адвоката, еще для кого-то, максимум через месяц этот образ спадает».
Методы администрации
Женщины-заключенные в прямом смысле постоянно находятся на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и характер человека становится ясен довольно быстро. Это видит и администрация СИЗО. Методы воздействия могут быть разными, но о применении сотрудниками СИЗО физической силы ни одна из собеседниц «Руси Сидящей» не упоминает.
«Бить не бьют, но действенные методы находят. Знакомство с оперативницей начинается с того, что она предлагает помощь, поддержку взамен на то, что ты будешь рассказывать ей чужие истории, докладывать, что в камере происходит. Так вот мы с ней общего языка не нашли, и я, юрист по образованию, начала выдвигать какие-то требования, на что мне было сказано: “Я вас научу, вам это с рук не сойдёт”. И с рук мне это не сошло», – рассказывает Валя.
На тот момент Валя находилась в СИЗО уже четыре месяца, обзавелась хозяйством, только что получила передачу (всего в месяц арестант может получить до 30 кг в передачах). Очень скоро пришла дежурная и, обращаясь к Вале, сказала: «Со всеми вещами через час будь готова». Все вещи – это та самая посылка весом в 30 кг, личные вещи – около 20 кг, матрас.
Как правило, фраза «со всеми вещами» значит, что заключенного переводят в другую камеру. Причина для перевода может быть любая – например, ссора в камере. «Я скатываю матрас, одеяло, собираю вещи, передачу, овощи, которые редкость и вообще сразу съедаются, потому что они портятся быстро, и их нельзя заказать 10 кг, а следующая передача будет только через месяц», – рассказывает Валя. Ее переводят в камеру на другом этаже, в противоположный конец коридора. Здание изолятора трехэтажное, длина коридоров – около 200 метров.
В тот день Валю переводили из камеры в камеру три раза: «Естественно, от моих овощей остался один сок. Так меня учили жизни. То есть либо ты сломаешь спину, таская на себе эти вещи, тазики, матрас, либо будешь сидеть тихо и делать, что говорят», – вспоминает Валя. На следующий день она сообщила об этом адвокату, но когда он пошел к начальнику изолятора, ему сказали, что перевели Валю из камеры в связи с ремонтом, и вообще в ее карточке отмечен только один перевод: «Там и бить не надо – когда так с вещами походишь, ты себя сам уже, считай, избил».
Естественно, для тех, кто сотрудничает, условия пребывания в СИЗО не такие строгие – работники изолятора могут закрыть глаза на какие-то нарушения. Одна из заключенных рассказывает, что тем, кто «стучал», перечисляли на счет какие-то небольшие деньги. То, что стукач передает оперативнику, превращается в оперативную информацию от засекреченного источника, которая затем разрабатывается.
«Так в уголовных делах могут появляться новые эпизоды, – рассказывает Ирина, отсидевшая пять лет в СИЗО-6, – А доказать, что информация появилась именно от сокамерника-стукача, невозможно».
Кто-то идет к оперативнику, чтобы была возможность достать хотя бы необходимые средства гигиены, кто-то ради положительной записи в личном деле, кто-то – из страха. А боятся всегда и всего, потому что наказывают, потому что каждая женщина хочет, чтобы все это кончилось как страшный сон, хочет вернуться к своей семье.
Наказывают всей камерой – за «провинность» одного вся камера может собраться со всеми вещами и сделать три круга по изолятору из одного конца коридора в другой по всем этажам. Если одна из заключенных начинает выражать недовольство по какому-то поводу, на это отрицательно реагирует вся камера – у заключенных разный возраст, разное состояние здоровья, никому не хочется ходить со всеми вещами по изолятору.
«Все заключенные понимают, что так будет, что наказание обязательно последует, и ни в каких документах оно не будет отмечено. Поэтому, если кто-то в камере начинает открывать рот, его быстро зажимают», – поясняет Валя.
Но такой авторитетный человек может иметь и определенные договоренности с руководством: например, о том, что он не будет допускать, чтобы заключенные подавали жалобы в прокуратуру или Европейский суд по правам человека. «За подобные договоренности заключенный получает поблажки, а того из сокамерников, кто нарушит наложенный запрет, могут даже избить», – рассказывает предприниматель.
При этом ключевое отличие мужского СИЗО от женского Алексей Козлов видит в том, что у мужчин существует так называемая «дорога» (тюремная почта). Это ночная верёвочная система связи между камерами: передаются, как правило, записки, иногда чай, сигареты. Именно благодаря «дороге» мужские камеры могут скоординироваться даже за одну ночь. «Дорога» — обязательный атрибут мужского СИЗО. Есть ночные «дороги» и у женщин, но наличие межкамерной связи здесь зависит от позиции старшей по камере.
«Женщины идут по головам друг друга»
За порядком следит старшая по камере – одна из заключенных, формально ее выбирает камера, но при этом кандидатура старшей должна быть одобрена администрацией. Старшая по камере должна устраивать всех, потому что в ее обязанности входит, во-первых, обеспечение порядка в камере, начиная с записи информации о прибывающих в камеру женщинах – ФИО, статья, приговор, если есть, – и заканчивая предотвращением конфликтов между заключенными. Если в камере возникнут проблемы, старшую могут наказать. Во-вторых, она напрямую взаимодействует с администрацией. Никому не приходит в голову, что статья обвинения, например – это личная информация.
В условиях такого контроля – и со стороны заключенных, и со стороны администрации – протестовать даже против самых несправедливых действий оперативников или сотрудников СИЗО практически невозможно. Женщины зависимы – тем более в заключении – на них очень легко влиять, легко запугать или дать ложную надежду – каждая женщина, находясь в СИЗО, больше всего хочет домой, к своей семье, и ради этого часто готова сделать, сказать, подписать все, что потребуют:
«Многие хотят просто выйти и не хотят проблем. Говорят же, что преступный мир искоренит себя сам, надо только подобрать к нему ключи, и этот ключ подобран – снисхождение, УДО, и женщины идут по головам друг друга», – рассказывает Мария. О том же говорит и Валя, не раз повторяя: «В заключении женщинами зачастую движет страх, жадность и глупость. Нет понятий, нет организованности, таким образом, разве возможно хотя бы подобие бунта?»
Текст: Светлана Осипова