что делают с людьми в рабстве
«Избивали и заставляли работать»: истории людей, переживших трудовое рабство
Рабство запрещено во всех странах, но тем не менее люди все еще в него попадают. По данным Global Slavery Index, в 2018 году около 800 тыс. людей находились в рабстве в России. Мы поговорили с людьми, пережившими трудовое рабство, и узнали у экспертов, как устроена современная торговля людьми.
В шесть утра нас будили. Санузел один, а нас 22. Если успеешь сходить в туалет за полчаса — молодец, если нет — твои проблемы. Мы умывались, пили чай, затем за нами приезжала «газель», сигналила со двора, и нужно было быстро загрузиться и уехать на поле. Пахали в теплицах и на полях по 10–12 часов — то собирали помидоры и кабачки, то пололи грядки.
Фермеры, которые работали рядом, подкармливали нас молочными продуктами — делились с теми, кто был совсем худой и по кому было видно, что силы на исходе. В доме нас кормили, но этого не хватало. В основном давали готовую еду на сале. Мяса мы даже не видели.
Среди нас было несколько человек, неспособных к физическому труду по состоянию здоровья. Я, например, был после инсульта, и врачи вообще прописали мне постельный режим. У товарища из Ставрополя часто случались приступы эпилепсии, но ему не вызывали скорую и не увозили с поля, а просто велели отлежаться в кустах. Он будто не соображал, что происходит, — страшное зрелище. Другие ребята рассказывали, что как‑то девушка рожала прямо в поле, без врачей. А при мне женщину с большим сроком беременности заставляли днями пахать грядки. Но потом «хозяин» сказал, что расплатился за нее, и она может быть свободна.
И это не единственный случай. Нам постоянно угрожали и говорили: «Попробуете сбежать — мы вас поймаем, переломаем ноги и руки». За восемь месяцев трое сбежали оттуда.
Там было всего двое человек, с которыми я близко общался. Первый парень получил травму в полях, из‑за этого его продали и увезли неизвестно куда. Второй до сих пор находится в рабстве.
Как и кто становится рабами в России. Эксперимент Znak.com в работном доме
В России развивается индустрия по превращению людей в рабов. За последние семь лет работные дома, в которых обещают помощь, а потом удерживают людей насильно, заставляя «пахать за еду» и избивая их, появились почти во всех крупных городах, считают в движении «Альтернатива», которое занимается этой проблемой. При этом на такую масштабную сеть фактически не обращает внимание государство. Большинство организаций не оформлены официально, некоторым из них удается маскироваться под реабилитационные центры или благотворительные фонды. Людям, попавшим туда, может помочь выбраться лишь случайность, убедился Znak.com на собственном опыте и послушав истории о спасенных рабах.
«Попадая к ним, ты становишься их собственностью»
Однотипные объявления работных домов в Екатеринбурге расклеены на остановках общественного транспорта, в пешеходных переходах в центре города. «Социально-адаптационный центр „Твой шанс“. Помощь лицам, попавшим в трудную жизненную ситуацию». «Рабочий дом. Бесплатное проживание и питание. Вознаграждение от 500 до 1000 рублей. Помощь в восстановлении документов».
Автомеханик Николай, недавно потерявший жилье и работу, рассказывает: он еле успел уйти из такого дома. «Они хотели отнять у меня последние документы и телефон», — вспоминает он. Николай утверждает: всех, кто попал в такие центры, насильно увозят в другие регионы.
По телефону, указанному в одном из объявлений («Работа, жилье, питание. Оплата до 1000»), отвечает мужчина, который сразу спрашивает: есть ли судимости, употреблял ли наркотики, бывал ли в подобных центрах. Последний вопрос:
— Нет, я не местный, родом из Кургана. Нужны деньги на билет.
— Хорошо, сейчас тебе перезвонят.
Внедрение корреспондента Znak.com Никиты Телиженко в работный дом началось.
«Телефон отключай и давай мне»
Спустя несколько минут я уже протискивался между картонными коробками с едой, которыми были заставлены сиденья Daewoo Nexia. На ней неподалеку от места, где я нашел объявление, меня забрал 40-летний худощавый мужчина Владимир. Он представился начальником филиала благотворительного фонда «Новая эра» — компании, которая занимается грузоперевозками, отделочными работами и ремонтами. Сам Владимир, по его словам, раньше «плотно сидел на игле» и из-за наркотиков многое потерял, около 13 лет провел в колониях, в основном «за кражи».
Работным домом оказалась прибранная трехкомнатная квартира со свежим ремонтом и джакузи в новостройке на улице Уральской недалеко от центра Екатеринбурга.
«Телефон отключай и давай мне», — заявил помощник начальника Артур. Он объяснил: первые две недели — карантин, связь с родственниками и близкими возможна только по его телефону и в его присутствии, выходить из квартиры по собственному желанию нельзя. Квартиру Артур называл исключительно реабилитационным центром, а не работным домом.
«У нас здесь не тюрьма. Если чего не устраивает, просто подойди и скажи. Только не сбегай», — увещевал Артур. Он пролистал канцелярскую тетрадь со списком фамилий. «Смотри, здесь сотни имен. Те, кто приходил и сбегал. Вот твое имя. Пока оно зеленым, если убежишь — напишем красным. Твоя фотография у нас есть», — сказал собеседник.
Артур подчеркнул — у центра есть своя служба безопасности. «Чего не нравится, тебя обманули или побили — пиши им письмо. Приедут — в вопросе разберутся. Нужно — меня оштрафуют, ты накосячил — поедешь в другой центр. Мы серьезная организация, работаем через мэрию, за все отчет», — пояснил Артур. Только в Екатеринбурге, по его словам, у организации три квартиры. Кроме этого, «по всей стране» работают филиалы, поэтому нет проблем с переводом человека в другой регион.
После этого Артур протянул мне анкету-договор. Согласно документу, я в качестве «добровольца» должен был дать согласие на ограничение свободы передвижения, связи с родственниками и передачи любой информации, способной навредить «Новой эре».
Мне предложили работать «на грузоперевозках, ремонтах и уборке строительного мусора». «Денег сразу ты не увидишь. Заработал 200 рублей — деньги в конверт, конверт в сейф. Туда, где полежит твой телефон. За просто так мы тоже тут не платим. За вызов 30 тыс. рублей приходит, нам с этих денег идет 3 тыс. рублей, остальное — в офис. Свои делим от того, кто и как работает. Какие тебе деньги, если ты, допустим, просто стоял и [ерундой] занимался?» — объяснил Артур.
Когда я сказал, что хочу уйти, Артур ответил, что без Владимира, которого в тот момент не было в квартире, выход запрещен. Во время телефонного разговора Владимир просил меня подождать его пару часов и в то же время написал Артуру СМС-сообщение: «Телефон без меня не отдавай». После разговора Артур показал сообщение и посоветовал «быстрее уносить ноги». Почему он так сделал, я так и не узнал, потому что поспешил последовать его совету.
В квартире остались Артур и двое «добровольцев». 40-летняя Варвара, которая рассказала, что попала в работный дом два дня назад и теперь здесь готовит еду, прибирается и стирает. Второй обитатель — 35-летний Алексей — невысокий, больше похожий на скелет мужчина.
«Раньше в автосервисе красил машины, потом меня уволили. Нигде больше не брали. Когда стало холодать, я был в Каменске-Уральском. Чтобы не замерзнуть, нашел объявление и позвонил сюда», — рассказал он.
За две недели, по словам Алексея, он заработал 1 тыс. рублей — устанавливал сантехнику, — сказал он, не вдаваясь в подробности. Потом заболел. «У меня вчера температура была 41 градус, слабость. Поэтому дома сижу, объявления делаю», — пояснил собеседник.
«В организации остаются только те, кто хочет всерьез поменять жизнь»
Благотворительный фонд «Новая эра» зарегистрирован в Самаре и, судя по сайту, его представительства есть в Екатеринбурге и еще в 15 городах страны. По данным СПАРК, впервые фонд с таким названием был учрежден в 2012 году Андреем Блохиным и Константином Экономовым. Но в 2016 году фонд был ликвидирован. Другой фонд «Новая эра» поставили на налоговый учет в январе 2020 года. Его единственным владельцем и учредителем выступает Артем Сердаков. Вместе с Блохиным он является соучредителем грузоперевозочной компании ООО «Траст Груз» и еще одного благотворительного фонда «За светлую жизнь».
По телефону, указанному на сайте, ответил Сергей, который представился в разговоре с Znak.com региональным координатором адаптационного центра «Новой эры» в Екатеринбурге. Был категоричен — ничью свободу центр не ограничивает, телефоны там не отнимают.
«К моменту, когда люди попадают к нам, у них уже не остается никаких телефонов», — сказал Сергей. Но подтвердил, что реабилитантов они перевозят в другие города — чтобы «разорвать их связи с прежней жизнью».
Фонд, по его словам, работает исключительно как благотворительная организация для адаптации алко- и наркозависимых. Реабилитанты работают на расклейке объявлений, помогают детским домам и церквям. Никаких работ по погрузке-разгрузке или ремонтов.
«У нас законно. В организации остаются только те, кто хочет всерьез поменять жизнь», — заверил Сергей. Сколько сейчас в их екатеринбургских центрах находится людей, он сказать затруднился. Также не удалось выяснить, является ли квартира на Уральской представительством «Новой эры» на самом деле. Из разговоров с Артуром во время эксперимента корреспондент Znak.com понял, что эту квартиру организация снимает.
Источник Znak.com в силовых структурах Свердловской области сказал, что в полиции «не располагают информацией о противоправной деятельности домов трудолюбия». Более того, они не ведут отдельного учета преступлений, совершенных в такого рода учреждениях.
Пытки и каторжный труд
Истории тех, кто попал в рабочий дом и превратился в невольника, попадают в СМИ едва ли не каждый месяц. В октябре «Комсомольская правда» публиковала историю Дмитрия Винокурова, чудом сбежавшего из рабства на одном из нелегальных кирпичных заводов Дагестана. В ноябре портал 78.ru писал про 41-летнего жителя Санкт-Петербурга, которого в работном доме жестоко избили и изнасиловали полицейской дубинкой после просьбы выдать заработанные каторжным трудом 4 тыс. рублей.
В Тверской области в ноябре волонтеры движения «Альтернатива» (с 2011 года борется в России с торговлей людьми и всеми видами рабства) обнаружили работный дом, в котором удерживали силой 25 человек. Это произошло после того, как оттуда удалось сбежать Сергею Вострикову — 46-летний отец двоих детей еще в сентябре приехал в Москву на заработки из пермских Чернушек и пропал: родные не могли до него дозвониться, и сам он не выходил на связь.
Как выяснилось позже, бригадир послал его на новый объект в Дубну, а денег на обратную дорогу не дал. На одной из железнодорожных станций его заметили вербовщики. «Он от голода тогда уже плохо соображал и жутко промерз в тонкой курточке. Ему сразу в машину предложили пройти, покормить обещали. Он и согласился», — говорит тетя мужчины Валентина Александровна (фамилию она попросила не публиковать). В итоге Востриков попал в работный дом, где его «заставили пахать чисто за еду».
«Людей гонят из провинции в города кредиты и безработица»
За последние семь лет работные дома появились практически во всех регионах России, рассказывают в «Альтернативе». «Люди стали беднее, их гонят из провинции в города кредиты и безработица. Там они вынуждены пользоваться учреждениями такого типа», — объясняет он эту тенденцию. По словам Мельникова, чаще работные дома тяготеют к крупным городам, реже — к районным центрам. Объясняется это просто — там есть спрос на низкоквалифицированную рабочую силу. Соответственно, продать услуги рабов XXI века проще.
По подсчетам Мельникова, ежегодно один невольник приносит своем хозяину порядка 60 тыс. рублей чистого дохода в месяц, то есть в масштабах страны это колоссальный теневой бизнес.
«Если человек работать не может, то он им не нужен. Бомжей в работных домах нет. Часто туда попадают бывшие воспитанники детских домов. За пределами детдомов они совершенно не знают, как строится жизнь», — говорит он. Впрочем, по данным источника Znak.com среди силовиков, на Урале доход с одного человека в работном доме после всех расходов составляет 20–40 тыс. рублей в месяц.
Даже беглого поиска в интернете хватает, чтобы найти десятки объявлений. «Рабочий дом. Санкт-Петербург. Еженедельные выплаты. Позвоните, если у вас нет возможности добраться, мы за вами приедем», — говорится в анонсе на страничке рабочего дома «Исток» в соцсети «ВКонтакте». В ленте — сплошь объявления о поиске пропавших. «Поможем вернутся к нормальной жизни», — обещает сайт рабочего дома в московском Домодедово. «Зарплата 40%, лучшие условия проживания в рабочем доме. Работа для мужчин по городу Новосибирск с проживанием и питанием», — гласит страничка в соцсети «ВКонтакте» рабочего дома V.I.P.
Отличается пример Иркутской области, где рабочий дом организовали по настоянию региональных властей. Как рассказали Znak.com в благотворительном фонде «Оберег», он был создан в 2009 году как центр поддержки «социальных сирот» и специализировался на оказании помощи женщинам и детям. Однако несколько лет назад на фонд вышли представители министерства социального развития Иркутской области. Предложили взять на баланс приют для социально неблагополучных граждан в Ангарске. С тех пор организация начала работать еще и как «центр по возвращению утраченных трудовых навыков».
Тюремные порядки, грантовая поддержка и РПЦ
В целом «Альтернатива» делит работные дома на три основные категории. Первая — те, кто маскируется под реабилитационные центры и благотворительные структуры и пользуется грантовой поддержкой.
Ко второй категории относятся те, что прямо себя позиционируют как рабочие дома. «Они напрямую ищут людей, у которых какая-то трудная жизненная ситуация. Их заманивают, отбирают документы и заставляют работать. Никаких денег, как правило, такие люди не получают. Часто их заставляют работать на стройке частных домов, погрузке-разгрузке, копать огороды и тому подобное», — продолжил глава «Альтернативы».
Такими структурами, по его словам, управляют «бывшие зэки». Соответственно, они устанавливают тюремные порядки.
«Случаев убийства не припомню, а вот избивают часто. Что-то не так сказал, не так сделал, недовольны работой — за все бьют и штрафуют», — отмечает Мельников.
Встречаются даже примеры перепродажи «невольников» в работные дома из других регионов. «Такса — 10–15 тыс. рублей. Причем эти „затраты“ человек должен потом еще и отработать», — продолжил собеседник. Говорит, что раньше таких «криминальных работных домов» было много в Московской области. Сейчас они сдвинулись в «пограничные регионы» — Тверскую, Ярославскую, Владимирскую области.
Третью категорию работных домов, открытых при поддержке РПЦ, Мельников считает самыми безобидными. «Они по-честному дают кров, кормят и говорят, что денег в руки не дают, но, к примеру, купят билет домой», — говорит он. Среди таких организаций — дом «Ной», который на зарабатываемые членами общины деньги занимается содержанием инвалидов и престарелых.
«На тех, кто способен работать, идет настоящая охота»
В самом «Ное» говорят, что попытка взять на себя содержание стариков и немощных сыграла с ними плохую шутку. «Когда соотношение трудящихся к немощным составляло 60 на 40%, организация могла функционировать без проблем. Но сейчас все поменялось. В пяти наших приютах находится более 1 тыс. человек. Из них 650 человек — это престарелые, и они не могут работать. Сил других 350 человек едва хватает, чтобы их содержать», — рассказал корреспонденту нашего издания помощник руководителя работного дома «Ной» Роман Трончук.
При этом Трончук говорит, что в связи с пандемией коронавируса и последующим оттоком из России гастарбайтеров, конкуренция среди работных домов за рабочую силу увеличилась в разы. «На тех, кто способен работать, идет настоящая охота. В Москве, на площади трех вокзалов, сразу работает порядка 60 рекрутеров. Их клиентов легко заметить. Как правило, это люди с сумками, пакетами и усталостью на лице. Таким достаточно предложить кровать и еду. Они уже согласны на все», — рассказал этот собеседник.
«Работают в черную, без регистрации, налогового учета и трудовых договоров»
В аппарате уполномоченного по правам человека в РФ Татьяны Москальковой, куда Znak.com обращался за комментарием по теме работных домов, дважды сообщили, что никаких жалоб на эти структуры к ним не поступало и как проблему это социальное явление в аппарате омбудсмена не рассматривают.
В «Альтернативу» сейчас ежемесячно поступает пять-семь заявлений от пострадавших. Но Олег Мельников уверен, что в аппарате Москальковой не обманывают. «Как правило, это люди крайне плохо образованные и плохо понимающие что-либо в трудовых отношениях. Они даже не знают, как и куда писать заявления», — пояснил он. В большинстве своем, жертвы работных домов, сбежав оттуда, просто предпочитают забыть эту историю как страшный сон.
Кроме того, по словам Мельникова, почти все подобные организации «работают в черную, без регистрации, налогового учета и трудовых договоров». Проще говоря, они специально остаются вне закона и невидимы для государства.
Помощник руководителя «Ноя» Роман Трончук считает, что у хозяев таких нелегальных структур «все на мази с местными властями и участковым». И даже в случае удачного побега потерпевшие так и не могут найти правды у местных силовиков.
Сумевшая спасти своего племянника пенсионерка Валентина Александровна из Высоковска согласна с этим мнением. Она уверена, что кто-то из силовиков Конаковского района Тверской области покровительствует владельцам работного дома, в который попал ее родственник. Почти сразу после того, как Востриков бежал, ей на телефон звонил некий следователь Дмитрий и пытался выяснить, где именно находится племянник женщины, когда и с какого вокзала он выезжает домой.
Олег Мельников говорит, что несмотря на участие полиции в спасении 33-летнего москвича, отправленного родителями в тверской работный дом, уголовного дела по этой истории также не завели. «Почти у всех полицейских в России такое отношение к этой проблеме — если люди сами захотели работать за еду, то что они могут поделать?» — констатирует собеседник.
Он с этой позицией не согласен: «Где такая норма записана в трудовом законодательстве? Это фактически незаконное лишение свободы! Более того, когда людей передают с одного работного дома в другой, это вообще часть 1 статьи 127 УК РФ („Незаконное лишение свободы“)».
Сколько стоит свобода? Откуда рабы в XXI веке и кто освобождает людей из рабства по всему миру
Каким образом в XXI веке людей превращают в рабов, сколько стоит младенец, девушка и взрослый мужчина, как не стать жертвой вербовщиков и что делать, если вы видите попрошайку на улице или в переходе? Об этом «Ножу» рассказал Олег Мельников, руководитель движения «Альтернатива», главная цель которого — освобождать людей из рабства.
Пока готовился материал, на Олега напал неизвестный и три раза ударил его ножом в область печени. До этого он убедился, что перед ним именно руководитель «Альтернативы». Сейчас Олег в больнице, но уже идет на поправку.
— Какие виды современного рабства существуют?
— Есть три вида рабства. С одним из них вы встречаетесь практически каждый день и можете даже не подозревать, что люди, которых вы видите, — рабы. Это попрошайничество, дело рук так называемой нищей мафии. Второй вид — трудовое рабство. Третий — сексуальное.
— Как становятся рабами?
— Если говорить про сексуальное рабство, то часто девушки откликаются на объявления в духе «самое известное модельное агентство Европы ищет девушек модельной внешности для работы», — при этом там указана почта, допустим, misha69-mail.ru. И на такие объявления, к сожалению, девушки ведутся.
А сейчас еще многих нигерийских девушек заставляют заниматься проституцией с помощью магии Вуду.
Им обещают работу в Москве, где они смогут зарабатывать швейным делом или уборкой. По приезде их запугивают властями: приходит человек в полицейской форме (причем это обычно африканец, они особо не заморачиваются) и говорит, что здесь за всем следит и все должны ему подчиняться. Потом девушкам отрезают локон и говорят, что если они не отработают по 50 тысяч долларов, то их самих и их семьи убьют с помощью магии. И девушки этого боятся.
В 2013 году один из наших волонтеров купил в игрушечном магазине бубен, пришел с ним к одной из девушек, которая была якобы заколдована, постучал в него и сказал, что магия снята. Так мы ее освободили. Никто не умер.
Второй распространенный вид рабства — трудовое. Если ваши родственники живут в регионе и собираются переехать в крупный город, то они — потенциальные жертвы вербовщиков, которые орудуют на вокзалах.
Часто приезжему из провинции хватает денег только на путь до Москвы. Работу он ищет по объявлениям, живет на вокзале и думает, что за день-два успеет всё устроить. Вербовщики это хорошо знают, они и предлагают таким людям трудоустроиться.
Я как-то проворачивал операцию, собирался сыграть приезжего из Мордовии. Его не получилось, поэтому переквалифицировался в бомжа — бомж из меня получился хороший. Дело в том, что до этого очень много людей увозили с площади трех вокзалов. Увозили в Дагестан, на Северный Кавказ, и у нас была задача отследить всю эту схему.
И вот полторы недели я на вокзале пил «Балтику 9», был одет соответствующе, жил там и по ходу дела выяснил много других криминальных схем, например, почему таджики не получают зарплату, но продолжают работать — потому что все, кто приезжают из Узбекистана, Таджикистана, подходят к ним, тем таджикам на вокзале, и узнают, где сделать липовую регистрацию, они ее и продают.
— Да, несмотря на то, что я был бомжом. Просто все бездомные в курсе этих схем, и все, кто там были, говорили мне, что ни в коем случае нельзя соглашаться ни на какую работу. Но мне нужно было собрать доказательства. Я продолжал сбомжовываться: не мылся, спал то на вокзале, то в подъезде, то в электричке.
Поскольку я был достаточно упитанный и еще не совсем спившийся, однажды мне предложили отличную работу на юге. Ко мне подошел некий субъект и сказал: «Слушай, ну че ты, может, тебе помочь чем?» — «Да вот я работу найти хочу». — «А сколько зарабатывать хочешь?» — «Ну, сорок чтоб платили». — «Ну вот у меня есть для тебя работа, хорошая, на Каспии, будешь три дня в неделю работать до трех часов максимум, потом рыбу ловить, купаться. Всё у тебя там будет: и работа, и дом, и одежда».
Потом мы доехали с ним до «Теплого Стана». Он меня передал некому человеку по имени Рамазан, получил за меня деньги, и, когда я около автобуса сообщил, что никуда не поеду, мне на это ответили, что за меня заплатили: я должен либо отдать деньги, либо ехать. Потом мне предложили выпить, я, естественно, согласился, чуть-чуть выпил, на донышке. И после этого мне удалось написать лишь одно сообщение сопровождающему, что со мной происходит (всё это время меня вели журналисты нескольких изданий и наши волонтеры).
В итоге меня затащили в автобус и затолкали под сиденье. В алкоголе было какое-то мощное снотворное или что-то подобное, точно не установили.
Где-то на 36-м километре МКАДа этот автобус остановили сотрудники полиции, меня вытащили, сразу отвезли в Склиф. В отделе токсикологии лежал где-то неделю. Если бы я выпил всё, то спал бы еще сутки, прямо до Дагестана.
— Нет. У нас есть видеозапись, есть задержанные, есть пострадавший, но следственный комитет отказался возбуждать уголовное дело, передал его в следственный комитет по Дагестану, оттуда — снова в Москву, а сейчас дело сдали в архив.
У нас с этим не очень просто. И если у вас пропадает родственник, он звонит вам и говорит, что его везут в багажнике непонятно куда, вы бежите в полицию, вам ответят: «А вдруг он пошутил, или пьяный был, или не он, а вы хотите за ложное показание сесть? Тогда подождите и через три дня напишите заявление, что он пропал без вести». Вот такая ситуация.
— Вы потом еще проводили подобные операции?
— Было еще раз. Меня загримировали под участника войны, я сидел с медалями на инвалидной коляске. За 15 минут ко мне человека три подошли, спрашивали, от кого я сижу, угрожали, говорили, что здесь сидеть нельзя, что всё поделено. Это же очень прибыльное дело: за час мне накидали тысячи три и даже еду дали. Поначалу было стыдно, но потом как-то освоился.
— А кто эти люди, что вербуют?
— У нас есть две основные группы: цыгане астраханские, но они чаще работают сами по себе, с детьми на руках попрошайничают; и цыгане молдавские, эти пошли дальше, они именно вербуют людей. Находят социально незащищенных граждан: пенсионеров, инвалидов, выпускников детских домов, предлагают им работу в Москве или другом крупном городе, а когда привозят, заставляют попрошайничать.
И они хитрые. Чтобы люди не жаловались, они иногда подсылают своих проверить, не расскажет ли правду такой попрошайка. То есть подходит человек и спрашивает, надо ли чем-то помочь. Если попрошайка рассказывает, что его удерживают, хозяин его сильно наказывает, избивает.
И еще многих из них просто калечат, чтобы они приносили больше денег. В день один такой попрошайка приносит мафии тысяч 15 рублей.
— И сколько людей в год попадает в рабство?
— В год в России пропадает примерно от 80 до 120 тысяч человек, это население большого города. В статистику не входят мигранты, которые пропадают гораздо чаще. В среднем 7 % из этой массы становятся рабами, то есть около 10 тысяч человек. Сегодня в мире примерно 46 миллионов рабов. Это самая большая цифра за весь период существования нашей цивилизации, примерно в 10 раз больше, чем тогда, когда это было законно.
— Если мы встречаем такого попрошайку на улице, мы как-то его можем вытащить?
— Конечно. В первую очередь вам не стоит пытаться задавать ему стандартные вопросы, которые почему-то задают все: «Держат вас или нет?» Стоит попробовать выйти с ним на иной уровень связи, начать спрашивать, откуда он, где учился, работал, есть ли у него родственники.
Чтобы вы понимали, среди попрошаек есть рабы и мошенники. Мошенники от вас будут отмахиваться, а те, кого удерживают, с вами заговорят. Когда человек к вам расположился, попросите у него телефон родственников, наберите, и пусть поговорит.
После этого стоит позвонить нам, и мы, если это Москва, Петербург или Нижний Новгород, приедем в течение часа, главное, не оставлять этого человека без присмотра, чтобы его не увезли.
— Но вот мы стоим в переходе, за ним, что, никто не присматривает?
— Нет, к ним просто периодически подходят и забирают деньги. То есть с ними вполне можно говорить и не опасаться. Как правило, на одну цыганскую семью приходится четыре попрошайки. Они не следят за ними с утра до ночи. И да, не бойтесь поднимать шум. Эти люди из мафии боятся привлекать к себе внимание.
— А что насчет женщин с детьми?
— Тут другое. У нас был случай, когда мы встречали одну и ту же женщину с тремя разными детьми, но у них было одно и то же свидетельство о рождении. Мы указывали на это сотрудникам полиции, а те разводили руками и говорили, что без согласия этой женщины нельзя сделать ДНК-экспертизу, а она никогда его не даст.
Как правило, дети на руках у этих Мадонн живут от полутора до трех месяцев.
Такого ребенка купить очень просто, мы сейчас как раз работаем по нескольким таким делам, вычисляем родителей, которые пытаются продать своих детей. Этим занимаются и мигранты, и российские родители.
— Вы просто во «ВКонтакте» можете вбить «усыновлю ребенка», и к вам тут же набежит куча агентов, которые предложат вам ребенка купить.
— Сколько стоит ребенок?
— От 60 до 150 тысяч рублей. Женщина с ребенком приносит куда больше, чем женщина с накладным животом. Вообще, законодательно дети у нас никак не защищены. Вот рождается ребенок, мать берет справку о рождении из роддома, ее она должна отнести в ЗАГС. Но до тех пор, пока она это не сделает, этого ребенка не существует. И именно эти дети продаются очень активно.
— А взрослый мужчина сколько стоит?
— Как-то неловко устанавливать цену. Но раз мы с вами говорим… Тысяч 200–300?
— Вы называете цены Древнего Рима. Сейчас мужчина стоит от 15 до 25 тысяч рублей. Дети дороже, потому что их удобнее использовать. За мужчинами нужно следить, чтобы они еще и не убежали.
Девушка стоит от 80 до 150 тысяч, если симпатичная. Если несимпатичная — тысяч 50. Бабушка жалостливого вида стоит тоже около 50 тысяч.
Инвалид-колясочник — от 80 тысяч, а выходец из детского дома — 30 тысяч. Всё это вместе с доставкой до места работы.
— Попрошаек много у храмов. Вы сотрудничаете с церковью?
— Стараемся сотрудничать, и некоторые монастыри берут недееспособных людей, которых мы освободили, к себе на попечение. Так, например, нам помогли во Владимирской области, монахи взяли к себе парня, он там живет, учится, работает, и ему всё нравится. Но в целом у нас коммуникация с любыми структурами происходит очень тяжело, потому что они не идут на контакт. И вместо того чтобы пообщаться по телефону, мы ведем долгую переписку, у нас даже есть специальный человек, сотрудник прокуратуры, который отвечает на вот такие письма по восемь страниц.
Но многие церкви распространяют информацию о попрошайках, просят не подавать просящим деньги. Еще церкви сообщают нам, если на территории их храма люди просят милостыню. И мы подключаемся.
— Правоохранительные органы вам помогают?
— Очень редко. Приведу пример. У нас есть статья 127. 2 — «Использование рабского труда», и 151 — «Вовлечение несовершеннолетних в попрошайничество». Обе они совершенно сырые: непонятно, кого считать рабом, как это доказывать, как разрешать.
Допустим, вот вы выбегаете на дорогу, подбегаете к полицейскому, говорите, что вас держали в рабстве, а вам отвечают: «Ну, ты же добежал, значит, не держал никто, если бы были на тебе цепи — другой разговор».
А по поводу детей, попрошайкой ведь может считаться не только тот, кто просит, но и тот, кого используют для этого. Если стоит женщина стоит с ребенком, то понятно, она стоит с ним не потому, что его негде оставить, а потому что так больше денег дают. Доказать вину здесь практически невозможно. С 2003 года доказательных дел по первой статье около 30.
Сейчас мы пытаемся через депутатов Госдумы изменить эти две статьи, чтобы у нас под использование рабского труда подходило следующее: когда человек не может отказаться от работы, когда он занимается ею принудительно, испытывает телесные, моральные и психологические травмы, когда его труд не оплачивается.
— Мы несколько раз пытались наладить связь с разными партиями, чтобы обсудить законодательство, но пока это все безуспешно.
— Значит, в этой ситуации вы самостоятельно освобождаете людей. Как происходит операция спасения?
— Есть три способа, которыми мы пользуемся: а) тихо забрать, б) громко забрать, в) забрать вместе с сотрудниками полиции. К первым двум мы прибегаем чаще.
Сотрудники полиции, хотя они и не связаны с этими мафиями, не очень хотят, чтобы в их смену и на их участке какие-то активисты вместе с журналистами нашли рабов. И зачастую они стараются раньше найти этих людей и увести их хотя бы на вокзалы. Нет политической воли, чтобы признать, что у нас есть рабство.
Порой полицейский может выслушать человека за чаем и ничего не сделать. Если ты освободился из рабства и написал заявление, тебе как минимум полгода нужно находиться в этом регионе для дачи показаний, для очных ставок, для следственных действий. Но когда человек освобождается, он вообще не хочет находиться в этом месте. А если он уехал, а заявление осталось, то у полиции возникает висяк.
— Вы не договорили про первые два способа.
— Я от них уклоняюсь. Не хочу наговорить на статью. На меня несколько раз пытались возбудить уголовное дело.
— Статья 306. 2 — «Организация незаконной миграции». У нас было небольшое помещение, где мы содержали всех тех, кого освободили и кому мы восстанавливали документы. Приехали туда ФМС с полицией и говорят: «А что это у вас люди живут?» — «А где им жить?» — «Ничего не знаем, вот вам статеечка, до пяти лет лишения свободы». Так система сработала против нас.
У всех этих людей в убежище были заявления в полицию, справки из посольства, но, несмотря на это, предоставлять им жилье мы не имели права. В итоге после большого скандала, после писем из ОБСЕ, после того, как доверенное лицо Путина Юденич ходила в Красногорские ОВД и махала тапком на них, всё прошло и дело сдали в архив.
— На какие деньги вы занимаетесь освобождением и содержанием людей?
— 95 % — это наши личные деньги. Но сейчас у нас появилась своя криптовалюта. Мы выпустили 46 млн коинов, которые равны количеству людей, находящихся в рабстве. С каждым человеком, которого мы освобождаем, будет уничтожаться один из коинов.
У криптовалюты несколько целей. Первое — благотворительность. Все люди, которые делают пожертвования, могут купить эту криптовалюту и отслеживать по блокчейну, куда ушли их деньги, на кого были потрачены, как и когда.
Второе — мы ввели сертификацию производства. Если у компании есть сертификация, это значит, что во время производства товаров не использовался детский и рабский труд. Чтобы ее получить, компания должна пройти проверку, а потом платить по доллару в месяц за сотрудника.
Если в компании работает 5 человек, она платит 5 долларов в месяц, если 150 тысяч человек — 150 тысяч долларов. Все эти деньги идут в наполнение коинов. Так мы обеспечиваем их постоянное наполнение.
Сертификация сократит использование детского и рабского труда в одной Африке примерно процентов на 80. На Европу работает около 350 миллионов человек во всем мире. Пока сложно посчитать, сколько из них находится в рабстве, но даже если 5 %, то это уже очень много.
И, собственно, деньги с коинов мы тратим на освобождение людей и потом на их трудоустройство. Мы нанимаем бизнес-тренеров, и, если люди, которых мы освободили, готовы обучаться, тогда тренеры рассказывают им, как вести бизнес. Еще мы покупаем всё оборудование, платим зарплаты, аренду. Человек занимается бизнесом, и вся сверхприбыль идет на погашение того, что вложили в этого человека. Вложили 10 тысяч долларов, сверхприбыль — тысяча долларов, через 10 месяцев это производство полностью передается этому человеку.
— Получается, вы не безвозмездно освобождаете людей?
— Это по желанию. Если человек не хочет, то мы его возвращаем домой, и на этом заканчиваем.
Недавно мы нашли еще один способ получать деньги для освобождения людей.
Когда мы встречались с представителями арабской семьи в Эмиратах и рассказали, что мы делаем, они ответили: «А сделайте вот такую штуку, чтобы можно было купить у вас освобождение 10 человек». Дело в том, что тот, кто, как сказал пророк, освободит 10 человек из рабства, попадает в рай.
Так мы ввели абонемент на 10 тысяч долларов (на освобождение одного человека нужна примерно тысяча долларов). И теперь, когда на эти деньги мы станем освобождать людей, будем присылать арабским шейхам открытки с фотографиями этих спасенных и поздравлением, что они теперь попадут в рай.
— Много ли граждан Эмиратов с вашей помощью попало в рай?
— Пока никто. Сейчас эта программа только запускается, но в Эмиратах весь исламский мир заинтересован в спасении своей души, так что планы большие.
— Ждать помощи шейхов, конечно, хорошо. Но что делать, если я, взрослый человек, попала в рабство?
— Связываться с родственниками, а родственники свяжутся с нами, потому что сами вы, если находитесь в чужой стране, ничего сделать не сможете. У нас поначалу были какие-то мечты, что люди должны друг другу помогать, и МИД в том числе. Например, мы пытались освободить людей на Кипре, обратились за помощью в МИД, но там нам ответили с ссылкой на своем сайте, что республику Северный Кипр Россия не признает, поэтому в связи с этим ничем не можем вам помочь.
Тогда мы сделали список, чего не стоит делать, если вы попали в рабство. И первое — ни в коем случае не верить в чудо. Оно случается, но не в этой ситуации. Надо ждать.
Что делать и что не делать, если вы попали в рабство:
Когда вам предлагают какую-то работу, за которую обычный рабочий получает 30 тысяч, а вам обещают 120, или вы находитесь в тяжелой жизненной ситуации и какой-то незнакомый человек обещает вам помочь — не стоит этому доверять.
Если вы уезжаете куда-то и пытаетесь трудоустроиться, проверяйте документы этой фирмы, не бойтесь попросить у пригласившего вас человека фото его паспорта и отправьте это фото всем своим родным и близким, чтобы они в случае вашей продажи… оговорился, пропажи, сообщили нам или кому-нибудь еще.
— А что мешает бежать?
— А куда? Вот был случай. Убежала девушка от цыган, жила где-то в Подмосковье. Ее привезли с Украины, обещали работу парикмахера. По приезде заставили попрошайничать. Всякий раз, когда она отказывалась, ее били. Она обратилась к сотруднику полиции, он никак не отреагировал. Она зашла в одно УВД, ее оттуда послали, во втором послали, в третьем позвонили нам. Мы приехали за ней.
Они говорят: «Ты понимаешь, нам некуда ее взять. Если бы она что-то совершила, то хотя бы ее в обезьянник посадили. Мы заявление-то возьмем, а дальше где нам ее искать?» После этого мы ей месяц восстанавливали документы в консульстве Украины. Но ведь если у вас нет возможности связаться с родственниками или друзьями, вам этот месяц надо где-то жить и что-то есть. Эти люди просто не могут бежать, потому что им некуда идти.
— С какими самыми неразрешимыми случаями вы сталкивались?
— Каждый день что-то происходит, и это эмоционально истощает нас всех. Например, мы начали поддерживать связь с одной девушкой, ее удерживали в сексуальном рабстве.
Когда мы ее освободили, дали позвонить ее отцу, отец сказал, что она ему не нужна и что если она вдруг даст показания против тех людей, которые ее удерживали, то у семьи будут проблемы. Девушка замкнулась в себе, не разговаривала, а потом ушла с этими сутенерами из отделения полиции. Через какое-то время ее нашли убитой. Ее сбросили с четвертого этажа.
— Почему, несмотря на все ваши усилия, вас будто все хотят остановить? И даже «ВК» — почему они хотят закрыть вашу группу?
— Один из админов «ВК» написал, чтобы мы предоставили финансовую отчетность, мы сказали «окей, вот она у нас есть», после этого они написали, что нужно расписать всё полностью, а мы физически не можем это сделать. Попытались объяснить, что часто мы платим, например, водителям автобусов, которые везут людей из Дагестана, а они не выдают ни квитанции, ни чеков. Сейчас от нас требуют отчетность за 2018 год, а потом вплоть до 2011-го надо предоставить все чеки и все платежи, все скриншоты с карт поступления. Всё, что мы могли собрать, собрали и предоставили, но этого оказалось мало. Но сейчас эта история уже изжила себя, потому что нас уже заблокировали.
— Сколько людей за это время вы освободили?
— Около 1000 человек, а помогли еще где-то 2000. Есть ведь и нестандартные случаи. Например, гражданин России оказался в Армении и не мог вернуться, потому что в его военном билете была ошибка. Минобороны отписалось, что он давно прибыл на военном самолете в Таганрог, а на самом деле он с 1995 года не мог вернуться домой. Сейчас он уже со своей семьей.
Когда мы начинали в 2011 году, я думал, что это будет всего лишь одна поездка в Дагестан, и на этом все закончится. Потом через год я думал, что уйду через месяц, через месяц — что еще через месяц. Но вот сейчас уже семь лет прошло.