что нужно делать чтобы попасть в рай православие
Что мы должны делать, чтобы Рай обрести?
Вот мы и вступили в пронзительное, глубокое, светлое, весеннее пространство Великого поста! Пронзительное – потому, что это уникальное время церковного года, как выпущенная стрела, должно помочь нам достигнуть цели, сердцевины духовной жизни. Глубокое – потому, что пост как океан! Безбрежен, таинственен, разнообразен. В этом океане молитвы и покаяния столько оттенков, столько различного звучания, что для каждого из нас найдется какая-то своя глубина, свое плавание, свой вдохновенный ветер благодати.
Святая Церковь заранее подготавливала нас к этим благословенным дням. Мы стояли в храме вместе с мытарем и фарисеем. Возвращались в отчий дом стопами блудного сына. Слушали нелицемерную правду Страшного Суда. Вспоминали Адамово изгнание и вместе с Силуаном Афонским обращались к нему, уже покаявшемуся и осознавшему катастрофу грехопадения: «О, Адам, отец наш! Ты живешь на Небесах и видишь Господа, сидящего во славе одесную Бога Отца! Ты видишь Херувимов и Серафимов, и всех святых и слышишь песни небесные, от сладости которых душа твоя забыла землю! Мы же печальны на земле и много скучаем о Боге. Мало в нас огня, чтобы пламенно любить Господа! Внуши нам, что мы должны делать, чтобы рай обрести?»
И этот вопль, эти огненные слова, этот вопрос: «что нам делать, чтобы рай обрести?» – главный посыл, самая важная мысль нашего делания, духовный центр Великого поста! Что нам делать, чтобы услышать: «Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира». Что нам делать, чтобы жизнь, данная нам Богом, не оказалось пустой, напрасной, бессмысленной, безобразной?
Один мудрец сказал, что есть два самых важных дня в жизни человека: день, когда ты появился на свет, и день, когда ты понял – зачем… Зачем я здесь? Повеселиться на пиру жизни? Чтобы жизнь превратилась в одну сплошную масленицу, без слез, без покаяния? Без Креста и Воскресения? Без любви? Чтобы она вращалась только вокруг одной оси, которая называется «Я»? Мои интересы. Мои хотения….
Катастрофа – это когда Бог перестает быть для человека центром, смыслом и тайной жизни! Тогда человеку хочется все упрощать: гамбургер на ходу, несколько строчек в новостях, улыбка вскользь. Общение перестает быть событием, теряет свою глубину. Мы «законтактились» – говорят дети. Темпы. Скорости. Ритмы. Карусель самовлюбленности.
Но без Бога человек самое несчастное существо на свете. «Рече безумен в сердце своем – несть Бог» (Пс.13,1). Вера возвращает человеку ощущение полноты жизни. Она погружает душу в глубокое пространство благодарения и любви. И Великий пост, в пределы которого мы вступили, это напоминание каждому из нас о самой важной цели человека на земле – встрече с Богом!
Пост – это путь длиной не в 40 дней, а длиной во всю жизнь! Пост – это пространство радости и плача, слез боли и слез благодарения. А канон, Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского – это наш компас, камертон, указательная стрелка. Это свеча, которая будет освещать весь наш нелегкий, трудный, полный рифов и мелей путь.
Авва Емелиан Афонский очень образно и точно говорит, что «Триодь открывает нам дверь, ведущую прямиком на Небеса. Радостная эта Триодь словно благодатный луг, где кормилец – Сам Христос, и где Он Сам питает Свое смиренное духовное стадо». Святая Церковь, как наша Мать, предлагает нам не тратить время зря, спешить на этот благодатный луг покаяния, на пажити смирения и любви. Хоть сзади, но в одном стаде!
Святой праведный Иоанн Кронштадтский говорит: «Господь как бы напоминает каждому человеку, живущему здесь и созерцающему Его творения: посмотри, как Мои творения необъятны, стройны и прекрасны! Посмотри на себя, как ты мал, а Я обещаю тебе в удел Небо с его Вечностью! Я – Истина, и лгать не могу! Что же ты не стараешься? Зачем льнешь к земле, да еще так сильно, что тебя никак не оторвешь от нее!» Пост – это попытка Святой Церкви оторвать нас от земли. Это наше усилие оторвать себя от притяжения страсти, греха и порока. Это возможность испытать опыт возвращения, как испытал это блудный сын из Евангельской притчи. И было бы огромной ошибкой и неудачей пренебречь этим святым временем. Не воспользоваться этим уникальным шансом еще раз задуматься: зачем я здесь?
Пост – это не самоцель! Это не период какого-то искусственного самоистязания, как считают многие, когда мы отказываемся от какого-то вида пищи, от каких-то увеселительных форматов, так называемых, радостей жизни. Пост – это инструмент, это наше стремление через опыт воздержания, опыт личного подвига, личной аскезы услышать божественную тишину, которую, к сожалению, мы часто заглушаем нашими бесконечными разговорами, шумом нашего сердца, хаосом и вибрациями внутренней суеты. И, наконец, пост – это путь через Гефсиманский сад и Голгофу – к тайне Воскресения Христова. И это – главное!
Святитель Николай Сербский говорит, что «Христос искал в каждом человеке хорошее, а мы ищем злое. Христос искал в людях добро, желая их оправдать, а мы ищем злое, чтобы осудить их. Христу было больно говорить о чужих грехах, а нам приятно. Христос словом обращал грешников в праведников, а мы словами делаем из грешников еще больших грешников. Христос спасал людей, а мы их губим. В этом разница. Но ведь и мы можем быть подобны Христу!»
«Будьте святы, потому что Я – свят!» – говорит Господь. «Христос победил, – восклицает праведный Иоанн Кронштадтский, – победи и ты!» Победить мы сможем, только находясь в лоне Церкви, в ее благодатном теле. Через покаяние, через благодать таинств, делая посильные добрые дела. Все наши праздники, церковные торжества, таинства – это не простое воспоминание того, что когда-то было. Это не реконструкция прошлых событий, а сама жизнь!
Отец Емилиан Симонопетринский говорит: «Находясь в Церкви, мы прорубаем ход от земли до Неба! Мы раздвигаем звезды, оставляем ангелов за собой и поднимаемся туда, где пребывает Святая Троица. Это Таинство нашей Церкви! Мы видим хлеб и вино. И нет среди нас человека, который не верил бы в то, что это Христос. Мы осязаем хлеб и вино, но разве кто-то из нас не верует что это Тело и Кровь Самого Христа!»
Однажды к старцу пришел человек. «Отец! Помоги! Что-то слаба моя вера! Духовная жизнь дышит на ладан. Нет живого общения с Богом. Благодать не приходит в сердце. Стою на месте». Старец посмотрел на человека добрым взглядом и молвил: «А ты повыбрасывай из души все, что мешает ей плыть! Когда корабль перегружен лишним ненужным грузом, он легко может посреди плавания пойти ко дну. Повыбрасывай из сердца мелочность, осуждение, злопамятность, обидчивость, самоценку, вечное недовольство, ропот, надменность, спесь, чванство. А трюмы души наполни самым важным: великодушием, простотой, незлобием, прощением обид, желанием пойти навстречу! Увидишь, как твой корабль воспрянет и вдохновенно поплывет к цели».
Давайте за время Святого Поста постараемся избавиться хотя бы от части нашего душевного мусора, который мешает плыть кораблю души. Давайте постараемся осуществлять не какие-то глобальные проекты по спасению человечества, а хотя бы маленькие-маленькие добрые дела во имя Христово. Достоевский в «Дневнике писателя» писал: «Кто хочет приносить пользу, тот и с буквально связанными руками может сделать бездну добра!»
Церкви не свойственно думать, что нужно оградиться от мира, как от чего-то прокаженного, грязного, оскверненного. Церковь молится за весь мир! С болью! С надеждой! С любовью! «Сердце, познавшее любовь, – говорит преподобный Силуан, – жалеет все творение». И Великий пост – это наша жертва, наша проповедь, наше приношение. Миру сейчас очень нужны молитвы! «Нельзя верить, стиснув зубы, – говорил Сергей Фудель, сам прошедший застенки Гулага, – это ненадежно и это оскорбление Господу! Великий подвиг сейчас – сохранить веру, но не угрюмую, точно загнанную в тупик, а веру-любовь, любящую веру, веру, веселящуюся о своем Христе!»
И не до конца был прав тот мыслитель, который сказал, что у человека два самых важных дня в жизни: когда он родился и когда он понял – зачем. Есть еще третий день, очень важный для нас – это день нашей смерти! Каким он окажется?
Пост – это напоминание о том, что Господь Своим Воскресением умертвил смерть: «Где твое, смерте, жало?» Великий Пост – это усилие Святой Церкви, чтобы душа каждого из нас «смерти праздновала умерщвление, адово разрушение, иного жития вечного начало!»
Рай. Как попасть в рай?
Что такое рай? Святые отцы и священники о рае
Рай (Быт 2:8, 15:3, Иоиль 2:3, Лк 23:42,43, 2Кор 12:4) — это слово Персидского происхождения и означает сад. Так названо прекрасное жилище первого человека, описанное в кн. Бытия. Рай, в котором пребывали первые человеки, был для тела вещественный, как видимое блаженное жилище, а для души — духовный, как состояние благодатного общения с Богом и духовного созерцания тварей. Раем называется и то блаженное жилище небожителей и праведников, которое наследуют они после Страшного Суда Божия.
Митрополит Иларион (Алфеев): Рай… Блаженство души, соединяющейся со Христом
Рай есть не столько место, сколько состояние души; как ад является страданием, происходящим от невозможности любить и непричастности Божественному свету, так и рай есть блаженство души, проистекающее от преизбытка любви и света, к которым всецело и полностью приобщается тот, кто соединился со Христом. Этому не противоречит то, что рай описывается как место с различными «обителями» и «чертогами»; все описания рая — лишь попытки выразить человеческим языком то, что невыразимо и превосходит ум.
В Библии «раем» (paradeisos) называется сад, где Бог поместил человека; этим же словом в древне церковной традиции называли будущее блаженство людей, искупленных и спасенных Христом. Оно также именуется «Царством Небесным», «жизнью будущего века», «восьмым днем», «новым небом», «небесным Иерусалимом».
Святой апостол Иоанн Богослов говорит: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля уже миновали, и моря уже нет; И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними, они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже: ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое… Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой… И вознес меня (ангел) в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога. Он имел славу Божию… Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, и Агнец. И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его… И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни» (Апок. 21:1-6, 10, 22-24, 27). Это самое раннее в христианской литературе описание рая.
Читая описания рая, встречающиеся в агиографической и богословской литературе, необходимо иметь в виду, что большинство писателей Восточной Церкви говорят о рае, который они видели, в который бывали восхищены силой Святого Духа.
Вот что говорит о рае святой Андрей (X в.): «Я увидел себя в раю прекрасном и удивительном, и, восхищаясь духом, размышлял: «что это. как я очутился здесь. » Я видел себя облеченным в самое светлое одеяние, как бы истканное из молний; венец был на главе моей, сплетенный из великих цветов, и я был опоясан поясом царским. Радуясь этой красоте, дивясь умом и сердцем несказанному боголепию Божия рая, я ходил по нему и веселился. Там были многие сады с высокими деревьями: они колебались вершинами своими и увеселяли зрение, от ветвей их исходило великое благоухание… Невозможно те деревья уподобить ни одному земному дереву: Божия рука, а не человеческая посадила их. Птиц в этих садах было бесчисленное множество… Увидел я реку великую, текущую посреди (садов) и их наполняющую. На другом берегу реки был виноградник… Дышали там с четырех сторон ветры тихие и благоухающие; от их дыхания колебались сады и производили дивный шум листьями своими… После этого мы вошли в чудный пламень, который нас не опалял, но только просвещал. Я начал ужасаться, и опять руководивший меня (ангел) обратился ко мне и подал мне руку, говоря: «Нам должно взойти и еще выше». С этим словом мы очутились выше третьего неба, где я увидел и услышал множество небесных сил, поющих и славословящих Бога… (Взойдя еще выше), я увидел Господа моего, как некогда Исаия-пророк, сидящего на престоле высоком и превознесенном, окруженного серафимами. Он был облечен в багряную одежду, лицо Его сияло неизреченным светом, и Он с любовью обратил ко мне Свои очи. Увидев Его, я пал перед Ним на лицо мое… Какая же тогда от видения лица Его объяла меня радость, того невозможно выразить, так что и ныне, поминая это видение, исполняюсь неизреченной сладости» Преподобная Феодора видела в раю «прекрасные селения и многочисленные обители, уготованные любящим Бога», и слышала «голос радости и веселия духовного».
Во всех описаниях рая подчеркивается, что земные слова могут лишь в малой степени изобразить небесную красоту, так как она «несказанна» и превосходит человеческое постижение. Говорится также о «многих обителях» рая (Ин. 14:2), то есть о разных степенях блаженства. «Одних (Бог) почтит большими почестями, других меньшими, — говорит святитель Василий Великий, — потому что «звезда от звезды разнится в славе» (1 Кор. 15:41). И поскольку «многи обители» у Отца, то одних упокоит в состоянии более превосходном и высоком, а других в низшем». 3 Впрочем, для каждого его «обитель» будет наивысшей доступной ему полнотой блаженства — в соответствии с тем, насколько он приблизился к Богу в земной жизни. Все святые, находящиеся в раю, будут видеть и знать один другого, а Христос будет видеть и наполнять всех, говорит преподобный Симеон Новый Богослов. В Царстве Небесном «праведники просветятся, как солнце» (Мф. 13:43), уподобятся Богу (1 Ин. 3:2) и познают Его (1 Кор. 13:12). По сравнению с красотой и светозарностью рая наша земля есть «мрачная темница», и свет солнца по сравнению с Триипостасным Светом подобен маленькой свечке. 4 Даже те высоты богосозерцания, на которые восходил преподобный Симеон при жизни, по сравнению с будущим блаженством людей в раю — все равно, что небо, нарисованное карандашом на бумаге, в сравнении с настоящим небом.
По учению преподобного Симеона, все образы рая, встречающиеся в житийной литературе, — поля, леса, реки, дворцы, птицы, цветы и т.д., — лишь символы того блаженства, которое заключается в непрестанном созерцании Христа:
Ты — Царствие Небесное,
Ты — кротких всех земля, Христе,
Ты — рай мой зеленеющий.
Ты — мой чертог божественный…
Ты — пища всех и жизни хлеб.
Ты — влага обновления,
Ты — чаша живоносная,
Источник Ты воды живой,
Ты — свет для всех святых Твоих…
А «многие обители»
Являют нам, как думаю,
Что будет много степеней
Любви и просвещения,
Что каждый в меру сил своих
Достигнет созерцания,
И мера та для каждого
Величьем будет, славою,
Покоем, наслаждением —
Хотя и в разной степени.
Итак, палаты многие,
Различные обители,
Одежды драгоценные…
Венцы разнообразные,
И камни, и жемчужины,
Цветы благоуханные…-
Всем этим там является
Одно лишь созерцание
Тебя, Владыко Господи!
Митрополит Сурожский Антоний: Рай — в любви
Адам потерял рай, — это был его грех; Адам потерял рай,— это ужас его страдания. И Бог не осуждает; Он зовет, Он поддерживает. Чтобы мы опомнились, Он ставит нас в условия, которые наглядно говорят нам о том, что мы погибаем, нам надо спастись. И Он остается нашим Спасителем, а не Судьей. Христос несколько раз в Евангелии говорит: Я пришел не судить мир, а спасти мир (Ин.З,17; 12,47). Пока не настанет полнота времен, пока не придет конец, мы под судом совести нашей, мы под судом Божественного слова, мы под судом видения Божественной любви, воплощенной во Христе, — да. Но Бог не судит; Он молит, Он зовет, Он живет и умирает. Он сходит в самые глубины человеческого ада, чтобы только мы могли поверить в любовь и опомниться, не забыть, что есть рай.
А рай был в любви; и грех Адама в том, что он не сохранил любовь. Вопрос не в послушании или в прослушании, а в том, что Бог предлагал всего Себя, без остатка: Свое бытие, любовь, мудрость, ведение — все Он давал в этом союзе любви, который делает из двух одно существо (как Христос говорит о Себе и об Отце: Я во Отце и Отец во Мне [Ин. 14,11]; как огонь может пронизывать железо, как тепло проникает до мозга костей). И в этой любви, в нераздельном, неразлучном соединении с Богом мы могли бы быть мудрыми Его мудростью, любить всем простором и бездонной глубиной Его любви, знать всем ведением Божественным. Но человек был предупрежден: не ищи познания через вкушение плода от древа Добра и Зла, — не ищи холодного познания ума, внешнего, чуждого любви; не ищи познания плоти, опьяняющей и одурманивающей, ослепляющей… И на это именно и соблазнился человек; он захотел знать, чтo добро и чтo зло. И он создал добро и зло, потому что зло в том и заключается, чтобы отпасть от любви. Он захотел узнать, что такое быть и не быть, — но он мог это познать, только утвердившись навсегда через любовь, вкоренившись до глубин своего бытия в Божественной любви.
И человек пал; и с ним пошатнулась вся вселенная; все, все было омрачено и сотрясено. И суд, к которому мы устремляемся, тот Страшный суд, который будет в конце времен, — он ведь тоже только о любви. Притча о козлищах и овцах (Мф.25,31-46) именно об этом говорит: сумел ли ты на земле любить великодушной, ласковой, смелой, доброй любовью? Сумел ли ты жалеть голодного, сумел ли ты пожалеть нагого, бездомного, хватило ли у тебя мужества посетить заключенного в тюрьме, не забыл ли ты человека, который болеет, в больнице, одинокого? Если в тебе есть эта любовь — тогда есть тебе путь и в Божественную любовь; но если земной любви нет — как можешь ты войти в Божественную любовь? Если то, что тебе по природе дано, ты не можешь осуществить, как же ты можешь надеяться на сверхприродное, на чудесное, на Божие.
И вот в этом мире мы живем.
Рассказ о рае в каком-то отношении, конечно, иносказание, потому что это мир, который погиб, мир, к которому у нас нет доступа; мы не знаем, что такое быть безгрешной, невинной тварью. И на языке падшего мира можно только образами, картинно, подобиями указывать на то, что было и чего никто больше никогда не увидит и не познает… Мы видим, как Адам жил — как друг Божий; мы видим, что когда Адам созрел, достиг какой-то степени мудрости и ведения через свою приобщенность Богу, Бог привел к нему все твари, и Адам каждой твари дал имя — не кличку, а то имя, которое выражало самую природу, самую тайну этого существа.
Бог как бы предупреждал Адама: смотри, смотри, — ты видишь тварь насквозь, ты ее понимаешь; потому что ты со Мной делишь Мое ведение, поскольку ты можешь при твоей еще неполной зрелости его разделить, глубины твари перед тобой раскрыты… И когда Адам вгляделся во всю тварь, он себя в ней не увидел, потому что, хотя он взят от земли, хотя он является своей плотью и душевным своим бытием частью этого мироздания, вещественного и душевного, но в нем тоже есть искра от Бога, дыхание Божие, которое Господь вдунул в него, сделав из него небывалую тварь — человека.
Адам познал, что он один; и Бог навел на него глубокий сон, отделил от него некую часть, и перед ним встала Ева. Святой Иоанн Златоуст говорит о том, как в начале в человеке были заложены все возможности и как постепенно, по мере того, как он созревал, в нем начали проявляться не совместимые в одном существе и мужские, и женские свойства. И когда он дошел до зрелости, Бог их разделил. И не напрасно Адам воскликнул: Это плоть от плоти моей, это кость от кости моей! Она назовется женой, потому что она как бы пожата из меня…(Быт.2,23). Да; но что эти слова значили? Они могли значить, что Адам, глядя на Еву, видел, что она кость от костей его, плоть от плоти его, но что она имеет самобытность, что она — существо полноценное, до конца значительное, которое связано с Живым Богом неповторимым образом, как и он неповторимо с Ним связан; либо они могли значить, что он увидел в ней только отражение своего собственного бытия. Это то, как мы друг друга видим почти постоянно; даже когда соединяет нас любовь, мы так часто не видим человека в нем самом, а видим его по отношению к себе; мы взираем на его лицо, мы вглядываемся в его очи, мы вслушиваемся в его слова — и ищем отзвук собственного нашего бытия… Страшно подумать, что так часто мы друг на друга смотрим — и видим только свое отображение. Другого человека — не видим; он только отражение нашего бытия, нашего существования…
Протоиерей Всеволод Чаплин: Рай — Как войти в Царствие Небесное?
Фрагмент лекции в Политехническом музее в рамках программы Православных молодежных курсов, организованных Свято-Даниловым ставропигиальным мужским монастырем и храмом святой мученицы Татианы при МГУ им. М.В. Ломоносова.
Почему вера должна быть истинной? Когда человек хочет общаться с Богом, он должен понимать Его таким, каков Он есть, он должен обращаться именно к тому, к кому он обращается, не представляя себе Бога чем-то или кем-то, чем и кем Он не является.
Сейчас модно говорить, что Бог один, но пути к нему разные, и какая разница, каким та или иная религия или конфессия либо философская школа представляет себе Бога ─ все равно Бог один. Да, Бог один. Нет многих богов. Но этот единый Бог, как веруют христиане, ─ именно тот Бог, который открыл Себя в Иисусе Христе и в Своем Откровении, в Священном Писании. И, обращаясь вместо этого Бога, к кому-то другому, к существу с другими характеристиками или к существу, не обладающему личностью, или вообще к не-существу, мы не обращаемся к Богу. Мы обращаемся, в лучшем случае, к чему-то или кому-то, кого мы сами себе придумали, например, к «богу в душе». А иногда мы можем обращаться и к существам, которые от Бога отличны и Богом не являются. Это могут быть ангелы, люди, силы природы, темные силы.
Итак, для того, чтобы войти в Царство Божие, нужно иметь веру и быть готовым ко встрече именно с тем Богом, который в этом Царствии является Царем. Чтобы ты Его узнал и Он узнал тебя, чтобы ты был готов ко встрече именно с Ним.
Далее. Для спасения важно внутреннее нравственное состояние человека. Понимание «этики», как исключительно сферы межчеловеческих отношений, особенно ─ в прагматическом измерении человеческой жизни: бизнеса, политики, семейных, корпоративных отношений ─ это очень усеченное понимание этики. Нравственность имеет прямое отношение к тому, что происходит внутри тебя, и именно такое измерение нравственности задает Нагорная проповедь Христа Спасителя.
Господь говорит не только о тех внешних нормах, формальных нормах ветхозаветного закона, которые были даны древним. Он говорит о состоянии человеческой души. «Блаженны чистые сердцем» ─ блаженны именно те, кто внутри себя не имеют грязи, не имеют побуждений к пороку, не имеют стремления творить грех. И это состояние души Он оценивает так же строго, не менее строго, как и внешние поступки человека. Богочеловек Господь Иисус Христос дает новые заповеди, никак не вместимые в рамки житейской морали. Он дает их как совершенно непреложные указания, не подлежащие релятивизации, то есть объявлению их относительными. Это безусловный императив, из которого следует безусловное требование совершенно нового уровня нравственной чистоты от тех, кто станет достойным войти в Его Царство.
Спаситель однозначно, решительно объявляет недопустимым злословие по отношению к ближним, блудные помыслы, развод и вступление в брак с разведенной, клятву небом или землею, противление злу, совершенному против тебя самого, показное творение милостыни, молитвы и поста, получение соответствующей моральной награды от людей ─ все те вещи, которые с точки зрения светской этики нормальны и естественны.
Христос осуждает и удовлетворенность человека своим нравственным состоянием, своими нравственными заслугами. Очевидно, что такие нравственные мерки не применимы для обывательской морали, примиряющейся с определенной мерой зла. Ни с какой мерой зла не может смириться истинный христианин, и Господь запрещает это делать. Он говорит о том, что любое греховное движение души ─ это путь в сторону от Царства Небесного.
Очевидно, что Господь не считает большинством людей, входящих в Божие царство. Он говорит: «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». Мы веруем и всегда будем веровать в милосердие Божие к каждому человеку, даже к грешнику, даже к преступнику, даже к не раскаивающемуся. Недавно Святейший Патриарх сказал о том, что мы будем обсуждать в Церкви возможные формы молитв о самоубийцах. Это не будут те самые формулы молитв, которые идут при обычном отпевании или при обычной панихиде, когда мы поем: «Со святыми упокой, Христе, души раб Твоих». Это будет особая молитва. Может быть, мы будем просить о том, чтобы Господь принял душу человека, проявил к нему милосердие. И мы веруем в милость Божию к каждому человеку: неверующему, грешнику, преступнику. Но вхождение в Его Царство ─ это особый дар, который, как совершенно ясно говорит Господь, не принадлежит большинству людей.
Господь Иисус Христос предостерегает людей от увлечения обывательским образом жизни, Он предлагает Своим апостолам, Своим последователям образ жизни иной, говоря при этом, что не всякий может его вместить, но об опасности обывательского существования Он явно предостерегает. Это не значит, что Господь объявляет Своих учеников некой общественной или моральной элитой. Царствие Божие открыто любому человеку, вне зависимости от образовательного или интеллектуального уровня. Но уровень нравственности, необходимый для спасения, радикально отличается от праведности книжников и фарисеев, почитавшейся в мирской среде или в ветхозаветной среде как наивысшее достижение.
Нравственный идеал, который дан нам Господом Иисусом Христом, очень радикален. Он не исполним человеческими силами. После того, как Господь отвечает человеку, что легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому войти в Царство Божие, апостолы Его спрашивают: «Кто же может спастись?». Он отвечает, что человеку это невозможно, Богу же все возможно. Высокая нравственная планка, заданная в Нагорной проповеди, недостижима человеческими силами. Нравственные требования в Евангелии представляют собой не просто систему запретов, исполнить которые может человеческая воля. Они настолько высоки, что никакая воля не способна их исполнить.
Да, воспитание и внешние ограничения важны, но они одни не способны привести человека к достижению нравственного идеала, а, значит, и к спасению. Скорее, важен свободный выбор личности, позволяющей Богу действовать в ней, в душе, в сердце человека. Христианская этика говорит, прежде всего, не об укреплении воли, не о самосовершенствовании, не о принуждении к деланию добра, а о действии на человека благодати Божией, преображающей человека настолько, что сами мысли о грехе становятся невозможны. Без действия Божия, без Таинств Церкви человек не может стать нравственным в том смысле, который заложен в Нагорной проповеди. Да, мы должны в синергии с Богом трудиться над собой, делать добрые дела, противостоять греху. Но решающим в нравственном совершенствовании личности является действие не человека, но Бога. И понимание этого радикально отличает христианскую этику от других этических систем.