что значит быть собакой и другие открытия в области нейробиологии животных грегори бернс книга
Электронная книга Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных | What it means to be a dog. And other discoveries in animal neuroscience
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Вы должны быть зарегистрированы для использования закладок
Информация о книге
Читать онлайн Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных
Жан-Анри Фабр (1823–1915) был чем-то похож на тех, чьи обычаи, повадки и тайны он неутомимо изучал всю свою долгую жизнь, — на насекомых. Сухонький человек с острым носом и внимательным взглядом, от которого не ускользало ничего, Фабр всего в жизни добился сам: выбрал призвание по душе и заставил поверить в себя весь мир, исключительно собственными усилиями создал великолепную лабораторию по изучению насекомых, вывел науку о насекомых из пыльных залов с засушенными жуками и бабочками на прокаленные солнцем просторы, где все экспонаты ученых коллекций рыли норки, охотились, размножались и заботились о потомстве.
Упорный, настойчивый, бесконечно трудолюбивый, Фабр совершил настоящий переворот в науке, но широкая публика его узнала и полюбила благодаря вдохновенным историям о жизни бабочек, пауков, жуков, ос и других мелких обитателей нашего мира. На его рассказах о насекомых, стоящих в одном ряду с «Жизнью животных» Альфреда Брема, выросло не одно поколение любителей природы и просто увлекающихся людей.
«Насекомые. Они — истинные хозяева земли. Их — миллиард миллиардов, больше, чем звёзд в нашей галактике… Фабра должен прочесть каждый, так же как один раз в жизни надо заглянуть в микроскоп и поглядеть в телескоп на звёзды» (В.Песков).
Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных
Скачать книгу
О книге «Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных»
Каково это – быть собакой? Летучей мышью? Дельфином? Можем ли мы, люди, это понять? Теперь да – благодаря научной работе нейробиолога и автора популярных книг Грегори Бернса. Вместе со своими коллегами он приучил собак к томографу, чтобы получить возможность наблюдать за процессами, происходящими в мозге животного, и проанализировать его мысли и ощущения. Но собаки – это только начало. Грегори Бернс знакомит нас с новостями из области нейробиологии диких животных: морские львы способны улавливать танцевальный ритм, дельфины видят с помощью звука и даже о вымершем почти сто лет назад сумчатом волке можно многое узнать благодаря нейровизуализации. Описанные Бернсом революционные научные открытия доказывают, что животные испытывают, те же чувства, что и мы. А значит, человеку пора пересмотреть свое отношение и к собакам, и к другим существам.
Произведение было опубликовано в 2017 году издательством Альпина Диджитал. На нашем сайте можно скачать книгу «Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных» в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt или читать онлайн. Здесь так же можно перед прочтением обратиться к отзывам читателей, уже знакомых с книгой, и узнать их мнение. В интернет-магазине нашего партнера вы можете купить и прочитать книгу в бумажном варианте.
Что значит быть собакой и другие открытия в области нейробиологии животных грегори бернс книга
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных
О дружественности или враждебности человека, которого она видит, собака заключает по тому, знает она его или нет. Разве в этом нет стремления познавать, когда определение близкого или, напротив, чужого делается на основе понимания либо, наоборот, непонимания. А ведь стремление познавать и стремление к мудрости — это одно и то же [Пер. А. Н. Егунова.].
До ликвидации бен Ладена я как-то не задумывался о сознании животных.
Правда, и тогда меня заинтересовал не столько бен Ладен, сколько служебный пес по кличке Каир, который участвовал в операции. Он умел делать поразительные вещи, например выпрыгивать из вертолета. Его способность переносить шум и суматоху натолкнула меня на мысль — настолько очевидную, что остается только изумляться, почему она никого не посетила раньше. Если собаку можно выдрессировать прыгать из вертолета, наверняка ее можно приучить и к процедуре МРТ. Зачем? Ну как зачем? Чтобы выяснить, наконец, что творится у собак в голове!
Озарение это пришло в самый что ни на есть подходящий момент. К тому времени я работал в соответствующей области науки уже тридцать лет: сперва получил биоинженерное образование, затем медицинское и теперь исследовал с помощью магнитно-резонансной томографии процесс принятия решений человеческим мозгом. Годом раньше умер мой любимый пес — мопс по кличке Ньютон, и где-то в глубине души я задавался вопросом: что же все-таки представляют собой взаимоотношения человека и собаки? Любил ли Ньютон меня так же, как я его? Или со стороны собаки это все лицемерие, невинное притворство — ты весь такой ласковый и плюшевый, а тебе за это дают еду и кров?
После смерти Ньютона мы взяли из приюта тощенькую черную помесь терьера, которую назвали Келли. По повадкам она была такой же полной противоположностью мопсу, как и внешне. Нервная и беспокойная, Келли пыталась задирать вторую нашу собаку — милягу ретривера, который даже не думал давать отпор. Однако та же беспокойная натура наделила Келли свойством, которое не проявляла больше ни одна из моих собак, — любознательностью. Келли обожала учиться. В два счета освоив стандартный набор команд и трюков, она принялась постигать разные хитрости, облегчающие жизнь в человеческом доме. Например, принцип действия дверной ручки. Теперь можно было не караулить никого из людей у входа в кладовку: оказывается, достаточно встать на задние лапы, надавить на ручку передними, слегка толкнуть, и дверь откроется. Келли проделывала этот фокус с ловкостью обезьяны, обладающей противопоставленным большим пальцем. Увы, новое умение обошлось ей дорого: за него пришлось заплатить поездкой к ветеринару и промыванием бог знает чем набитого желудка.
Келли нужно было чем-то занять. Что, если направить ее способности в более полезное русло, чем изощренные попытки добраться до еды? Например, научить ее проходить МРТ и самому выяснить, что у нее на уме.
Я обратился к Марку Спиваку, руководителю дрессировочного центра под названием «Общая помощь домашним животным». Марк согласился взяться за решение задачи, и мы начали думать над тем, как приучить Келли стоять в томографе смирно и достаточно долго, чтобы можно было последить за работой мозга. Наркоз исключался по двум причинам. Во-первых, собака должна находиться в полном сознании, тогда у нас будет возможность посмотреть, как ее мозг обрабатывает запахи, звуки и, самое главное, взаимодействие с хозяином, то есть со мной. А во-вторых, поскольку мы собирались обращаться с ней как с обычным участником магнитно-резонансных исследований, необходимо было оставить ей возможность покинуть аппарат в любой момент. Наша подопытная должна была принимать участие в эксперименте на таких же добровольных началах, как и человек. А это значит: никакого принуждения.
Я соорудил у себя в гостиной макет магнитно-резонансного томографа. Мы довольно скоро обучили Келли залезать в «головную катушку» — ту самую часть, которая считывает сигналы мозга. И хотя шли мы путем проб и ошибок, неизбежно спотыкаясь на колдобинах и ухабах, все получалось проще, чем мы думали. Каких-нибудь несколько месяцев — и бывшая беспризорная Келли становится первой собакой, в полном сознании, без всякого принуждения и обездвиживания участвующей в магнитно-резонансном исследовании мозга.
Окрыленные успехом, мы кинули клич среди местных собаководов, приглашая подключиться к революционному проекту по изучению работы собачьего мозга. К моему удивлению, от желающих не было отбоя. Их набралось столько, что мы с Марком разработали тесты, позволяющие отобрать из числа четвероногих претендентов наиболее перспективных для прохождения МРТ. Через год после первой томографии Келли в нашей команде насчитывалось почти двадцать собак. Чтобы избежать столпотворения, мы разделили их на две группы — «Команда А» и «Рота Браво», каждая из которых попадала к нам на воскресные занятия раз в две недели.
Эксперименты мы начали с самого простого: смотрели, как собачий мозг реагирует на жест, означающий выдачу лакомства. У человека, предвкушающего приятные для него явления (пищу, деньги, музыку), активируется одна из ключевых структур головного мозга — хвостатое ядро. И когда выяснилось, что у собак хвостатое ядро реагирует на движение руки схожим образом, то есть предвкушением лакомства, стало ясно: мы на пороге интересных открытий [G. Berns, How Dogs Love Us: A Neuroscientist and His Adopted Dog Decode the Canine Brain (New York: New Harvest, 2013).]. Собаки воспринимали эксперимент как очередную забаву, игру с хозяином, и их мозг откликался примерно так же, как человеческий в предвкушении удовольствия.
По мере того как собаки привыкали к томографу, мы постепенно усложняли задания. Предъявляя подопытным запахи людей и других животных, мы выяснили, что сигнал подкрепления в мозге собаки возникает только в качестве отклика на запах ее хозяев и остальных «домочадцев», а на запах других собак — нет. И поскольку запахи эти с едой напрямую связаны не были, у нас появилось первое надежное доказательство, что собаки действительно могут испытывать некое подобие любви к близким для них людям.
Вскоре «собачий проект» поглотил меня целиком, оттеснив на задний план исследования человеческого мозга. Увидев потенциал для совершенствования подготовки служебных собак, нам оказало поддержку Управление научно-исследовательских работ ВМС, после чего мы увеличили число испытуемых и продолжили усложнять задания, выполняемые собаками в томографе. Это было не просто увлекательно — я чувствовал, что мы вот-вот проникнем еще глубже в тайны сознания лучшего друга человека.
Чем больше я узнавал о собачьем мозге, тем больше убеждался, что у нас с собаками много общего. В частности, за эмоции и у человека, и у собаки отвечают одни и те же базовые структуры. В связи с этим возникал вопрос более глобальный, выходящий за рамки эмоций, но я предпочел задвинуть его подальше, пока собачий проект еще только вставал на ноги.
Вопрос этот всплыл на конференции по проблемам вегетарианства. Сперва я хотел отказаться от приглашения, поскольку к вегетарианцам не принадлежу, но организаторы заверили, что им просто интересно послушать, как продвигается изучение собачьего разума, и личные пищевые пристрастия никто обсуждать не планирует. В теории — возможно, однако на практике вышло по-другому. Закончив доклад, я получил от одного из выступающих обвинение в «видовой дискриминации», поскольку наделяю собак особым статусом и даже скармливаю им в форме сосисок переработанную плоть других животных. Момент был неловкий, я понял, что зря поддался на уговоры организаторов.
Совершал ли я видовую дискриминацию? Вероятно.
Плохо ли это? Не знаю.
Через четыре года работы над проектом пресловутый глобальный вопрос встал ребром: если у нас имеются доказательства, что собаки испытывают эмоции, схожие с человеческими, то как обстоит дело у других животных?
Меня начали спрашивать, нельзя ли приучить к прохождению МРТ кошку, — а иногда интересовались даже насчет свиней. Я понимал, что это едва ли возможно, а давать таким животным наркоз и неэтично, и не особенно целесообразно, если нас интересуют процессы сознания. Так я зашел в тупик: казалось, что об изучении других животных нечего и мечтать.
Переломный момент наступил, когда к проекту присоединился Питер Кук. Он переехал из калифорнийского Санта-Круза, завершив работу над диссертацией, посвященной особенностям памяти у морских львов, и был страстно увлечен проблемой устройства разума животных, особенно в естественной среде. Между тем в Калифорнии морские львы в больших количествах выбрасывались на побережье. Часть удавалось выходить, остальные страдали от непрекращающихся судорожных припадков, и этих львов приходилось усыплять. Питер договорился, чтобы их мозг передавали нам. Вот уж не предполагал, что когда-нибудь займусь сканированием мертвого мозга, но результаты оказались поразительными. Как выяснилось, даже после смерти животное способно поведать нам кое-что о своей прежней жизни, и эта мысль меня грела. Морские львы были только началом. Новые технологии МРТ позволили нам расширить границы исследований: другие животные; экспонаты, запертые в музейных витринах; и даже мозг представителей вымерших видов.
Грегори Бернс: «Что значит быть собакой (И другие открытия в области нейробиологии животных)». Рецензия
Грегори Бернс: «Что значит быть собакой (И другие открытия в области нейробиологии животных)». Рецензия
Грегори Бернс. Что значит быть собакой (И другие открытия в области нейробиологии животных). Пер. с англ. М.: Альпина Нон-фикшн, 2019 г. Твердый переплет, 60⨉90/16, 450 г. (Gregory Berns, What It’s Like to Be a Dog: And Other Adventures in Animal Neuroscience.)
Автор
Редакторы
Грегори Бернс увлекательно и живо описал свой тернистый путь исследований по визуализации головного мозга собак, дельфинов, морских львов, тасманийских дьяволов и даже вымерших тилацинов. Книга, вышедшая в издательстве Альпина Нон-фикшн, понравится любому читателю, даже не обладающему особыми биологическими знаниями, и заставит задуматься о чувствах, мыслях и правах животных.
Оценка «Биомолекулы»
Качество и достоверность: 9/10
(0 — некачественно, 10 — очень качественно)
Лёгкость чтения: 3/10
(0 — очень сложно, 10 — легко)
Оригинальность: 8/10
(0 — похожих книг много, 10 — похожих книг нет)
Кому подойдет: любителям нейробиологии, собак и хорошей научпоп-литературы в целом
Первое, что приходит в голову после прочтения книги Грегори Бернса, — сколько любви и уважения к животным автор вложил в свой текст и в свои эксперименты. Он пытается понять, как животные воспринимают окружающий мир, каков их язык, испытывают ли они эмоции? Что они могут думать о людях? И, наконец, как нейронаука может помочь в коммуникации между человеком и другими животными?
Об авторе
Грегори Бернс (Gregory Berns, M.D., Ph.D.) — нейроэкономист и нейробиолог, профессор психиатрии, работающий в медицинской школе Университета Эмори (Emory University), руководитель Center for Neuropolicy и Facility for Education and Research in Neuroscience. Помимо «Что значит быть собакой» он опубликовал множество других книг, включая бестселлер «Как нас любят собаки» (How Dogs Love Us).
Грегори Бернс и его питомец.
Во многом эта книга — личное путешествие, которое привело автора к МРТ и фМРТ-сканированию таких объектов, изучать которые никому даже и не приходило в голову. В процессе чтения вы познакомитесь с обширным обзором всевозможных исследований — от исторических и философских рассуждений о сознании животных до поведенческих тестов. Автор также указывает на «слабые» места в своих рассуждениях и трактовке результатов, которые потенциально могут подвергнуться критике — и заочно отвечает на нее.
. у нас имеется немало косвенных признаков того, что многие животные осознают свои ощущения, а значит, могут быть чувствующими.
Сам проект родился из МРТ-сканирования собственной собаки Бернса в бодрствующем состоянии. Затем исследования разрослись — несколько десятков собак обучались неподвижно сидеть в томографе в то время, как им предъявляли различные стимулы. «Я не пытаюсь очеловечить собак, просто без слов у меня не получилось бы донести до вас свою идею в письменной форме. Собака свое ощущение в слова облечь не может, поскольку устройство мозга не позволяет ей мыслить вербально», — пишет автор.
имеется в виду идея о том, что животные могут быть чувствующими — Ред.
После этого были просканированы препарированные мозги морских львов, дельфинов, енотов, тасманийских дьяволов и, наконец, тилацинов, признанных вымершими в 1936 году. Только представьте, образцу было 110 лет — и все равно сканирующие аппараты смогли определить не только общую структуру органа, но и восстановить направление прохождения нервных волокон! Интересны и отступления о сравнительной нейроанатомии, в том числе узкоспециализированные факты — например, отличия строения мозга сумчатых и млекопитающих.
Наконец, автор делится своим травматичным опытом экспериментов над животными во время учебы и рассуждает о том, как нейробиология помогает людям понимать и уважать других животных на планете. Стоит отметить, что тема защиты животных в целом довольно скользкая в научном мире, поскольку некоторые люди относятся к ней чересчур фанатично. Бернс же взвешенно подходит к этому вопросу.
Структура книги
Во вступлении автор рассказывает об общем плане «Что значит быть собакой» и вводит идею того, что «технологии дают нам возможность постичь субъективные переживания других животных», которую наглядно и иллюстрирует в последующем тексте.
Первая глава посвящена в основном исследованиям на собаках, причем многие из участников эксперимента (не поворачивается язык назвать их «подопытными»), описаны очень подробно.
. Большого Джека, флегматика-голдена с солидным весом в полцентнера и в достаточно солидных летах, больше всего в наших занятиях привлекало стабильное поступление сосисок.
Автор рассказывает о том, как можно сделать заключения по активности мозга и каким образом это делается. Читатель сразу знакомится и со знаменитой статьей философа Томаса Нагеля, с которой Грегори Бернс полемизирует на протяжении всей книги.
В следующей главе мы узнаем о варианте «зефирного эксперимента» для собак и знакомимся с принципом работы МРТ-сканера.
В третьей главе, после небольшого вступления про Павлова, идет речь о целесообразности биологического подхода к изучению разума и о том, как в этом помогают современные технологии: нейронные сети и искусственный интеллект. Далее Бернс формулируют основные принципы работы мозга.
В этой главе автор затрагивает и изменения мозга с точки зрения эволюции, и современные методы оценки его развитости, например, размер и коэффициент энцефализации. Он обсуждает и то, что же такое сознание, из каких составных частей оно состоит и есть ли оно у животных (поскольку автор выводит память как одно из условий наличия высших уровней сознания, интересно недавнее открытие того, что у орангутанов есть понятие «прошедшего времени»).
. Как и повсюду в жизни, размер — это не главное. Главное — связи.
Главы 4 и 5 посвящены изучению морских львов. Вы узнаете о катастрофических воздействиях домоевой кислоты на мозг этих животных, а также о том, способны ли морские львы воспринимать ритм. Бернс также рассуждает о том, есть ли язык у животных, на какие компоненты можно разделить речь, и опровергает звукоподражательную гипотезу. (Это подтверждают и новые публикации: например, мыши, возможно, «общаются» друг с другом с помощью ультразвуковой вокализации.)
В шестой главе автор увлекательно описывает, как ему удалось просканировать препарированные мозги дельфинов, и сравнивает их с мозгами сухопутных животных. Также Бернс доказывает, что «эхолокация — это всего-навсего усиленный вариант неких навыков восприятия, которые имеются и у человека».
Следующая глава опять посвящена сканированию мозговой активности собак — но теперь уже в более сложных опытах, когда собаке приходится не просто проявлять самоконтроль, но и делать выбор между лакомством и хозяином. «У каждого из них свой характер, свои симпатии и антипатии, они совершают целенаправленные поступки, которые предполагают более высокий уровень мышления, чем отводят им бихевиористские модели», — уверен Бернс, доказывая, что крысы и собаки могут испытывать что-то похожее на человеческое сожаление. Представлена и краткая история нейровизуализации, с ее взлетами и провалами.
Из главы 8 вы узнаете о том, как собаки «учат» человеческий язык, — например, собака Чейзер отличалась феноменальными способностями и знала больше тысячи слов. Далее Бернс показывает, что собаки совершенно иначе формируют ассоциативные связи между словами и предметами, чем человек.
9 и 10 главы раскрывают тайны животного, которое человеку, скорее всего, уже не встретить. Эти части книги посвящены печальной участи тилацинов и перипетиям, связанным с изучением двух очень старых образцов их головного мозга. Также речь пойдет и о сравнении мозга этого вымершего вида с ныне здравствующим тасманийским дьяволом.
Наконец, в завершающей главе книги вы узнаете, почему Бернс занялся этими исследованиями, — практические работы на собаках во время учебы заставили его задуматься об использовании животных в экспериментах («Та лабораторная работа не помогла мне прогрессировать как медику, вместо этого я лишь деградировал как человек»). Это послужило причиной «очеловечивания» условий эксперимента на собаках, уникальных тем, что использовалось только положительное подкрепление, свобода передвижения не была ограничена, и у собак было право «право свободного волеизъявления». Автор уделяет внимание и рассказу о стандартах обращения с животными, различных документах, закрепляющих их права, и о роли зоозащитников в обществе.
Завершается глава взглядом в будущее. Есть ли вероятность, что прогресс и генетическое редактирование приведут к тому, что от Homo sapiens отделится новый, более совершенный вид? Тогда «Мы вскоре можем сами оказаться в положении животных с точки зрения тех, кто придет нам на смену», — считает Бернс. — «. Мы окажем будущим остаткам своего вида большую услугу, если уже сейчас разберемся, что значит быть способным чувствовать и какими правами это наделяет животное. Потом будет поздно выяснять, заслуживает ли sapiens жить рядом с hominis /потенциальный новый вид — прим. автора/, или его место в зоопарке за решеткой».
Кстати, китайские ученые опять потрясли научное общество неэтичным и некорректным экспериментом, в результате которого родились две девочки с отредактированным геномом, — возможно, будущее ближе, чем мы думаем.
В эпилоге и перечислении благодарностей автор остается верен себе и в первую очередь поименно называет всех собак, участвовавших в работе.
Издание (в электронном виде) иллюстрировано черно-белыми иллюстрациями, на которых представлены как участники некоторых экспериментов (например, собаки, о характере и поведении которых развернуто написано в тексте), так и сканы образцов. Возможно, в некоторых случаях хотелось бы увидеть более подробные структурные карты мозга, но, вероятно, автор намеренно избегал этого, стараясь сделать книгу доступной широкому кругу читателей.
Кто-то может сказать, что книга порой слишком описательна, — «жесткой» нейробиологии в ней нет. Тем не менее, Бернс рассказывает и об устройстве и принципе работы оборудования, и о структурах мозга, важных в его анализе. Так что «Что значит быть собакой» вполне укладывается в понятие научпопа. Способствует легкости чтения и язык — порой кажется, что читаешь увлекательный роман, изложенный от первого лица.
Для молодых ученых книга может оказаться интересна и с другой стороны. В ней честно и наглядно описываются трудовые будни проекта: ученые совершают ошибки планирования в попытке нащупать оптимальный дизайн работы, эксперименты длятся долгие месяцы, многое зависит от финансирования, от некоторых идей приходится отказываться, а бюрократия ограничивает и замедляет весь процесс.
Простое и незатейливое название книги вводит читателя в заблуждение — может показаться, что она посвящена поверхностному повествованию о собаках. Но в реальности книга оказывается гораздо шире и глубже, и заинтересовать она может отнюдь не только собаководов или любителей нейробиологии, но и вообще любого неравнодушного человека.
Что значит быть собакой и другие открытия в области нейробиологии животных грегори бернс книга
Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных
Переводчик Ирина Евстигнеева
Научные редакторы Константин Анохин, д-р мед. наук, чл. – корр. РАН; Ольга Ивашкина
Редактор Наталья Нарциссова
Руководитель проекта А. Тарасова
Арт-директор Ю. Буга
Иллюстрация на обложке Gandee Vasan/Iconica/Gettyimages.ru
Корректоры О. Сметанникова, С. Чупахина
Компьютерная верстка М. Поташкин
© Gregory Berns, 2017
Это издание опубликовано по соглашению с Basic Books совместно с Perseus Books, LLC., дочерней компанией Hachette Book Group, Inc. (США), при посредничестве Агентства Александра Корженевского (Россия).
Все права защищены.
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2019
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
О дружественности или враждебности человека, которого она видит, собака заключает по тому, знает она его или нет. Разве в этом нет стремления познавать, когда определение близкого или, напротив, чужого делается на основе понимания либо, наоборот, непонимания. А ведь стремление познавать и стремление к мудрости – это одно и то же[1].
До ликвидации бен Ладена я как-то не задумывался о сознании животных.
Правда, и тогда меня заинтересовал не столько бен Ладен, сколько служебный пес по кличке Каир, который участвовал в операции. Он умел делать поразительные вещи, например выпрыгивать из вертолета. Его способность переносить шум и суматоху натолкнула меня на мысль – настолько очевидную, что остается только изумляться, почему она никого не посетила раньше. Если собаку можно выдрессировать прыгать из вертолета, наверняка ее можно приучить и к процедуре МРТ. Зачем? Ну как зачем? Чтобы выяснить, наконец, что творится у собак в голове!
Озарение это пришло в самый что ни на есть подходящий момент. К тому времени я работал в соответствующей области науки уже тридцать лет: сперва получил биоинженерное образование, затем медицинское и теперь исследовал с помощью магнитно-резонансной томографии процесс принятия решений человеческим мозгом. Годом раньше умер мой любимый пес – мопс по кличке Ньютон, и где-то в глубине души я задавался вопросом: что же все-таки представляют собой взаимоотношения человека и собаки? Любил ли Ньютон меня так же, как я его? Или со стороны собаки это все лицемерие, невинное притворство – ты весь такой ласковый и плюшевый, а тебе за это дают еду и кров?
После смерти Ньютона мы взяли из приюта тощенькую черную помесь терьера, которую назвали Келли. По повадкам она была такой же полной противоположностью мопсу, как и внешне. Нервная и беспокойная, Келли пыталась задирать вторую нашу собаку – милягу ретривера, который даже не думал давать отпор. Однако та же беспокойная натура наделила Келли свойством, которое не проявляла больше ни одна из моих собак, – любознательностью. Келли обожала учиться. В два счета освоив стандартный набор команд и трюков, она принялась постигать разные хитрости, облегчающие жизнь в человеческом доме. Например, принцип действия дверной ручки. Теперь можно было не караулить никого из людей у входа в кладовку: оказывается, достаточно встать на задние лапы, надавить на ручку передними, слегка толкнуть, и дверь откроется. Келли проделывала этот фокус с ловкостью обезьяны, обладающей противопоставленным большим пальцем. Увы, новое умение обошлось ей дорого: за него пришлось заплатить поездкой к ветеринару и промыванием бог знает чем набитого желудка.
Келли нужно было чем-то занять. Что, если направить ее способности в более полезное русло, чем изощренные попытки добраться до еды? Например, научить ее проходить МРТ и самому выяснить, что у нее на уме.
Я обратился к Марку Спиваку, руководителю дрессировочного центра под названием «Общая помощь домашним животным». Марк согласился взяться за решение задачи, и мы начали думать над тем, как приучить Келли стоять в томографе смирно и достаточно долго, чтобы можно было последить за работой мозга. Наркоз исключался по двум причинам. Во-первых, собака должна находиться в полном сознании, тогда у нас будет возможность посмотреть, как ее мозг обрабатывает запахи, звуки и, самое главное, взаимодействие с хозяином, то есть со мной. А во-вторых, поскольку мы собирались обращаться с ней как с обычным участником магнитно-резонансных исследований, необходимо было оставить ей возможность покинуть аппарат в любой момент. Наша подопытная должна была принимать участие в эксперименте на таких же добровольных началах, как и человек. А это значит: никакого принуждения.
Я соорудил у себя в гостиной макет магнитно-резонансного томографа. Мы довольно скоро обучили Келли залезать в «головную катушку» – ту самую часть, которая считывает сигналы мозга. И хотя шли мы путем проб и ошибок, неизбежно спотыкаясь на колдобинах и ухабах, все получалось проще, чем мы думали. Каких-нибудь несколько месяцев – и бывшая беспризорная Келли становится первой собакой, в полном сознании, без всякого принуждения и обездвиживания участвующей в магнитно-резонансном исследовании мозга.
Окрыленные успехом, мы кинули клич среди местных собаководов, приглашая подключиться к революционному проекту по изучению работы собачьего мозга. К моему удивлению, от желающих не было отбоя. Их набралось столько, что мы с Марком разработали тесты, позволяющие отобрать из числа четвероногих претендентов наиболее перспективных для прохождения МРТ. Через год после первой томографии Келли в нашей команде насчитывалось почти двадцать собак. Чтобы избежать столпотворения, мы разделили их на две группы – «Команда А» и «Рота Браво», каждая из которых попадала к нам на воскресные занятия раз в две недели.
Эксперименты мы начали с самого простого: смотрели, как собачий мозг реагирует на жест, означающий выдачу лакомства. У человека, предвкушающего приятные для него явления (пищу, деньги, музыку), активируется одна из ключевых структур головного мозга – хвостатое ядро. И когда выяснилось, что у собак хвостатое ядро реагирует на движение руки схожим образом, то есть предвкушением лакомства, стало ясно: мы на пороге интересных открытий[2]. Собаки воспринимали эксперимент как очередную забаву, игру с хозяином, и их мозг откликался примерно так же, как человеческий в предвкушении удовольствия.
По мере того как собаки привыкали к томографу, мы постепенно усложняли задания. Предъявляя подопытным запахи людей и других животных, мы выяснили, что сигнал подкрепления в мозге собаки возникает только в качестве отклика на запах ее хозяев и остальных «домочадцев», а на запах других собак – нет. И поскольку запахи эти с едой напрямую связаны не были, у нас появилось первое надежное доказательство, что собаки действительно могут испытывать некое подобие любви к близким для них людям.