что значит мать жива мать в канаве
На Урале в лесу нашли младенца
Видео
Выбросившую младенца в канаву мать лишили родительских прав
Выкинувшую младенца в канаву жительницу Челябинска признали вменяемой
У выброшенной в леcную канаву маленькой Кристины официально появился отец
Брошенную в лесной канаве новорожденную Кристину забрал из больницы родной папа
В Челябинске задержали мать, заживо похоронившую дочь в лесу
Тысячи россиян поспешили на помощь чудом выжившей новорожденной Челябинска
Спаситель похороненной заживо новорожденной девочки решил ее удочерить
Уральские медики спасли искусанного брошенного младенца от заражения крови
Новости
В Челябинской области вынесли приговор 21-летней женщине, которая пыталась похоронить живую новорожденную дочку.
Сегодня в Челябинской области суд лишил родительских прав Олесю Лукьянову — мать, бросившую умирать в лесу свою новорожденную дочь.
Получила продолжение история новорожденной девочки из Челябинска, которую биологическая мать бросила умирать в лесу. Олесю Лукьянову, которая пыталась объяснить свою жестокость состоянием аффекта, эксперты признали вменяемой.
Сегодня у маленькой Кристины, которая стала известна на всю страну благодаря истории своего чудесного спасения, официально появился папа. Суд рассмотрел результаты экспертизы ДНК и подтвердил, что Андрей Шелишпанов является биологическим отцом девочки.
История новорожденной Кристины из Челябинска получила счастливое продолжение. Зрители следили за судьбой девочки, которую охранники завода нашли в пакете в лесной канаве. Как выяснилось, таким способом от ребенка избавилась родная мать. Когда эти жуткие детали стали достоянием общественности, нашелся родной отец ребенка. Сегодня он впервые взял на руки свою дочь.
Челябинские полицейские нашли и допросили мать, которая заживо похоронила новорожденную дочь в лесной канаве. Это 20-летняя незамужняя жительница поселка Полетаево. Она уже призналась в чудовищном поступке и заявила, что не потянула бы еще одного ребенка — у женщины уже есть дочь. Сейчас специалисты проводят экспертизу ДНК, чтобы официально доказать родство задержанной и чудом выжившей малютки. Сама девочка тем временем находится в больнице.
Сегодня стало известно про обнадеживающий поворот в судьбе новорожденной Кристины из Челябинской области. Ее, истощенную и искусанную насекомыми, нашли в лесу завернутой в полиэтиленовый пакет. В нем она провела не меньше суток и выжила.
Мужчина, который спас от гибели новорожденную девочку, заживо похороненную в челябинском лесу, заявил о своем желании усыновить ребенка.
В отношении родителей, которые пытались заживо похоронить своего новорожденного ребенка в лесу на окраине Челябинска, в Следственном комитете возбудили уголовное дело.
В больнице Челябинска врачи борются за жизнь новорожденной девочки, которую прохожие нашли в лесу в мусорном пакете. По словам медиков это настоящее чудо, что младенцу удалось выжить, несмотря на обморожение и многочисленные укусы насекомых. Правоохранители разыскивают мать, которая бросила своего ребенка на улице.
Умирающую новорожденную девочку нашли в лесу около поселка Полетаво Челябинской области.
«Умирала тихо, только жалобно звала: „Мама“»: как жили дети «врагов народа» в СССР
В нашем новом материале из серии о советских беспризорниках и сиротах мы рассказываем о том, как жилось детям, чьих отцов и матерей признали «врагами народа» во времена Большого террора.
«Собирайтесь сами и собирайте ребенка. Вы арестованы»
Подростков, которым было больше 15 лет, проверяли на «степень социальной опасности». Тех, кого признавали способными к антисоветским действиям, вносили в особый список: их помещали в лагеря, исправительно-трудовые колонии или детские дома особого режима. Беспризорников в возрасте от 3 до 15 лет запрещалось размещать в детдомах приморских, пограничных и крупных городов (Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Минске), а также отдавать на патронатное воспитание в крестьянские и рабочие семьи. Все эти меры были нужны для того, чтобы было легче контролировать детей и предотвращать их возможное бегство.
В приказе Ежова оговаривалось: «В том случае, если оставшихся сирот пожелают взять другие родственники (не репрессируемые) на свое полное иждивение, этому не препятствовать». Но на деле забрать детей к себе было сложно: каждого потенциального опекуна сотрудники НКВД проверяли на наличие компрометирующих данных. Если родственнику все же удавалось оставить ребенка себе, за ним, его знакомствами и связями пристально наблюдали. Юлия Войлошникова В книгах и материалах, на которые мы ссылаемся, данная цитата приводится от имени Эллы Андреевны Войлошниковой. На самом деле Элла Войлошникова — другой человек. Родилась в 1937 году в семье немца Петерсона Андрея Филипповича, который был признан «врагом народа» и расстрелян в том же году. А женщину, которая на самом деле причастна к этой истории, зовут Юлия Васильевна Войлошникова. Она была японоведом, женой декана восточного факультета ДВГУ, которого арестовали за «связь и покровительство японским шпионам». Юлию арестовали 12 мая 1938 года, позже ее приговорили к 5 годам исправительно-трудовых лагерей. Ее муж был реабилитирован 2 апреля 1957 года, а Юлия — 11 ноября того же года. вспоминала: «12 мая 1938 года пришли за мною. „Собирайтесь сами и собирайте ребенка. Вы арестованы“. Я ответила, что сына* хочу передать своим родителям. В ответ услышала: „Нам некогда возиться с передачей мальчика“. Тогда я объявила им, что не пойду, буду кричать и драться, сколько у меня на это хватит сил. Узнав наконец, что мои родители живут совсем рядом, разрешили Саше сбегать и привести их… Через два дня после моего ареста к моим родителям пришел работник НКВД и сказал, что мальчика незаконно им передали, он должен его забрать. Он подчеркнул: „Ребенок воспитывался в семье врагов народа, и мы обязаны его перевоспитать“ ».
Сашу отвезли в детский дом. Его мать писала: «Однажды прибыла комиссия. Завшивленных, грязных, покрытых коростой детей обязали искупать. Во время одного из таких купаний в Амурском заливе Саша бежал… Во время купания он нырнул под мостик, спрятался. Когда стемнело, оделся и убежал. Искать его не стали, просто решили, что утонул. Никого из родственников при этом не известили… К моим родителям Саша уже не вернулся, опасаясь, что его снова заберут в детдом для ЧСИР (членов семьи изменников родины). С такими же, как и он, беспризорниками путешествовал по стране в поездах: на крышах, в тамбурах, под полками. Когда попадал в детдома, придумывал себе новые имя и фамилию».
Некоторые дети не переносили разлуку с родителями и умирали в детдомах. Мария Сандрацкая, осужденная на восемь лет как ЧСИР, вспоминала: «Умерла дочка моя… На мой вопрос о причине смерти мне из больницы врач ответила: „Ваша дочь серьезно и тяжело болела. Нарушены были функции мозговой, нервной деятельности“».
Найти и забрать ребенка из детдома зачастую родители не могли даже после освобождения: фамилии многих детей в документах указывали неправильно или сознательно меняли. Евгения Дальская из Московской области писала: «Я попала в детский дом в 30-х годах. О своих родственниках ничего не знаю. По паспортным данным я Дальская Евгения Михайловна 5 июня 1933 года рождения, русская, город Кузнецк (область, край не указаны). При оформлении документов эта деталь всегда привлекала мое внимание. Говорили, так не бывает, должна быть указана область, но так есть. Я просила Кузнецкий ЗАГС дать мне данные свидетельства о рождении на Дальскую Евгению Михайловну. Мне сообщили, что по данному номеру зарегистрирован другой человек. Кто я в действительности? Когда, где и при каких обстоятельствах я стала Дальской Е.М.? Не знаю».
Бывали случаи, когда сами беспризорники «отказывались» от своей прошлой жизни. «На почве голода в 1942 году мама умерла, и я осталась одна, двенадцати лет. Я настолько была напугана, что в детдоме сказала другую фамилию: вместо Ульяновой — Борисова… Так и осталось», — рассказывает Тамара Борисова из Серпухова.
Сразу после ареста родителей детей «врагов народа» отправляли в приемно-распределительные пункты. Там тщательно проверяли именные списки с их фамилиями и датой рождения, после чего делили на группы «с таким расчетом, чтобы в один и тот же дом не попали дети, связанные между собой родством или знакомством». Анна Раменская из Караганды вспоминала: «Меня поместили в детприемник в Хабаровске, где мы, дети репрессированных, содержались вместе с малолетними преступниками. На всю жизнь мне запомнился день нашей отправки. Детей разделили на группы. Маленькие брат с сестрой, попав в разные места, отчаянно плакали, вцепившись друг в друга. И просили их не разъединять все дети. Но ни просьбы, ни горький плач не помогли… Нас посадили в товарные вагоны и повезли. Так я попала в детдом под Красноярском. Как мы жили при начальнице-пьянице, при пьянках, поножовщине, рассказывать долго и грустно ».
«Воспитательница села мне на голову»
Приюты должны были заменить детям дом, но в итоге остались для большинства воспоминанием о голоде, холоде, страхе и одиночестве. Как правило, воспитанники жили в длинных деревянных бараках, спали по два человека, чтобы согреться. В комнатах отсутствовала элементарная мебель — тумбочки, вешалки, умывальники. Во времена сильных морозов дети сжигали в печах пальто, одеяла, книги, простыни и другие вещи. «Из Ленинграда нас выслали практически в чем мать родила, — писала свои воспоминания Лидия Белова в 1990 году. — Врач снимал с покойников телогрейки и отдавал детям». Мылись редко — их водили в баню раз в месяц-полтора, вытираться приходилось мокрыми простынями, а некоторые ходили в столовую босиком по снегу. По словам Альдоны Волынской, «не было ни носовых платков, ни рукавиц, нос вытирали рукавами пальто, которые были похожи на задубевшую кожу».
Впоследствии многие дети вспоминали, что их держали на голодном пайке. Из‑за постоянного чувства голода они ходили побираться, иногда делили найденную еду поровну на всех. Некоторым воспитанникам везло больше: им давали суп из сухой корюшки или капусты, липкий черный хлеб. Не во всех детдомах была питьевая вода, а в тарелках дети регулярно находили мух, червяков и тараканов. Сироты и беспризорники постоянно умирали — от истощения, малокровия (анемии), диспепсии (затрудненного и болезненного пищеварения).
Одна из воспитанниц Неля Симонова писала*: «Жила я в детдоме для детей политзаключенных. Приходилось лазить по помойкам, подкармливаться ягодами в лесу. Очень многие дети болели, умирали. Но самое страшное, над нами там издевались в полном смысле этого слова. Нас били, заставляли долго простаивать в углу на коленях за малейшую шалость. Однажды во время тихого часа я никак не могла заснуть. Тетя Дина, воспитательница, села мне на голову, и, если бы я не повернулась, возможно, меня бы не было в живых».
В среднем на семнадцать воспитанников полагалась одна няня — она убирала комнаты, топила печи, кормила, мыла и одевала детей. Зачастую действия персонала сопровождались жестокостью. «Например, кормление, на котором я однажды присутствовала. Из кухни няня принесла пылающую жаром кашу. Разложив ее по мисочкам, она выхватила из кроватки первого попавшегося ребенка, загнула ему руки назад, привязала их полотенцем к туловищу и стала, как индюка, напихивать горячей кашей, ложку за ложкой, не оставляя ему времени глотать. И это не стесняясь постороннего человека», — рассказывала писательница Хава Волович.
О насилии вспоминала и Наталья Леонидова из Волгограда: «Метод воспитания в детдоме был на кулаках. На моих глазах директор избивала мальчиков постарше меня головой о стену и кулаками по лицу за то, что при обыске она у них находила в карманах хлебные крошки, подозревая их в том, что они готовят сухари к побегу.
Подростки, признанные «социально опасными», жили в трудовых колониях для несовершеннолетних и находились под постоянной военизированной охраной, снабженной охотничьими ружьями. При этом количество побегов возрастало по всей стране: из колонии в Курской области за 5 месяцев 1937 года бежало 243 человека (почти четверть от всех содержащихся там подростков), из Ульяновской за 10 месяцев — 659. Сотрудники госструктур отмечали в докладах: «В общежитиях некоторые воспитанники спали на полу по 3–4 человека в ряд, покрываясь грязной, рваной одеждой и матрацами, снятыми с кроватей. В общежитиях нет тумбочек, вешалок и баков для воды. Руководство колонии вместо развертывания воспитательной работы организовало „особый коллектив“, в котором находилось 60 воспитанников, размещенных в бывшей конюшне (без потолка и окон), непригодной для жилья. В этом помещении содержались воспитанники до двух месяцев за разные незначительные и неустановленные поступки».
У многих подростков были вши, по нескольким колониям прокатились массовые заболевания сыпным тифом. На одежде и еде для детей экономили. Майор Михаил Рыжов в секретном приказе о состоянии трудовой колонии для несовершеннолетних в Свердловской области подчеркивал: «В апреле месяце заболевает цингой 487 воспитанников, из них три смертных случая. В мае месяце выдачу помидоров как противоцинготного прекращают из‑за отсутствия их на складе, в то же время комиссией при обследовании установлено наличие 22 бочек помидоров (4700 кг)».
В положении НКВД указывалось, что в каждой трудовой колонии для несовершеннолетних правонарушителей должны проводиться учебно-воспитательные мероприятия. Подросткам нужно было ходить в неполную среднюю школу — семилетку, заниматься массовыми видами спорта, сдавать нормы ГТО, посещать клубы по интересам. Воспитатели обязывались организовывать для своих подопечных лекции, доклады, беседы, концерты, спектакли и кинопоказы. В действительности же подростками не занимались — практически во всех колониях они были предоставлены самим себе. «Библиотека не работала, а имеющиеся в ней книги были наглухо заколочены гвоздями в шкафу», — говорилось в одном из секретных приказов наркома внутренних дел СССР 1939 года. От скуки и безделья дети пили, играли в карты и занимались воровством.
«Я не знала, что мамы уже давно нет»
Плохие условия и жестокое обращение были не самым страшным, с чем сталкивались дети репрессированных. Более болезненным ударом для многих стало отношение общества. На членов семей «изменников Родины» смотрели враждебно одноклассники, учителя, родители других детей. Галина Кравченко писала: «Мы были одной из первых партий ссыльных в Тобольске, и отношение к нам местного населения было настороженно-враждебным. Мы часто слышали вслед: „Вот идут враги народа!“ Родители-тобольчане не разрешали своим детям подходить к нам, а тем более играть и разговаривать. В школе никто не садился за партой рядом, я в классе долго сидела одна, хотя мест не хватало». По воспоминаниям Людмилы Петровы из Нарвы: «На следующий день после ареста отца я пошла в школу. Перед всем классом учительница объявила: „Дети, будьте осторожны с Люсей Петровой, отец ее — враг народа “. Я взяла сумку, ушла из школы, пришла домой и сказала маме, что больше в школу ходить не буду».
В Даниловском приемнике Людмилу били, говоря, что она должна забыть своих родителей. Это было распространенной практикой: детям внушали, что их отцы и матери предали Родину. Кому‑то говорили, что их родители умерли. Воспитанники одного из приютов в Кузнецке вспоминали, что, когда им исполнилось 14 лет и можно было вступать в комсомол, руководство приюта поставило условие — подростков примут только после того, как они сообщат по радио, что отрекаются от своих родителей. Другого способа стать комсомольцами для них не было.
Детям репрессированных были закрыты практически все дороги. «Нас отправили с сестренкой в Таращанский детский дом на Украине… Началось наше „счастливое детство“. Когда я пошла в школу, а она была за пределами детдома и в ней учились дети из города, я поняла, что они „домашние“, а мы „казенные“ (детдомовские). Что ожидало нас в будущем? Работа на заводах и фабриках с 14 лет (старше в детдомах не держали) или окончание ФЗО (школа фабрично-заводского обучения, низший тип технической школы в СССР. — Прим. ред.), так как ни в техникумы, ни в институты нам, детям врагов народа, поступать было нельзя», — рассказывала Мильда Ермашова из Алматы. Некоторые парни и девушки не могли служить в армии: их отправляли обратно. Детей младшего возраста иногда исключали из пионеров.
Детские дома и колонии для несовершеннолетних разъединили множество советских семей. Братья и сестры, родители и дети, бабушки и внуки разлучались на годы, и не всем удавалось отыскать родственников даже спустя десятилетия. Любовь Столярова пишет: «Брата в восьмом классе исключили из комсомола, и он бросил школу и уехал на Донбасс, где устроился на работу. Связи друг с другом никто не поддерживал, не разрешали. После окончания школы я решила пойти в прокуратуру, узнать что‑либо о судьбе родителей. С большим трудом узнала адрес и поехала тайком к своей маме. Впоследствии мы уже так и не смогли собраться вместе. Так была поломана наша большая, честная, трудолюбивая, преданная родине семья, семья простого рабочего, даже не члена партии».
Наталья Савельева из Волгограда потеряла сестру: «Мы были разлучены. Увидеться больше не пришлось. Долгие годы искала я ее, обращалась в разные инстанции, но никто мне не помог…». Георгий Барамбаев из Ростовской области — всех родных: «Никогда больше матери я не видел. Так случилось, что я попал в больницу, а когда вернулся, братьев уже не было. Мне сказали, что Толю и Вову отправили в Одесский детский дом. Я же был после этого в приемнике-распределителе и где‑то в 1939 году попал в детдом города Петровск-Забайкальского Читинской области».
Всего по Советскому Союзу с августа 1937-го по январь 1939-го из семей врагов народа забрали 25 342 ребенка. Из них 22 427 человек (88,5%) отправились в детдома и ясли, и только 2915 детей вернулись к матерям или были переданы в опеку.
*«Сахаровский центр» признан Минюстом НКО, выполняющей функцию иностранного агента.
*«Медиазона» признана Минюстом СМИ, выполняющим функции иностранного агента.
О чем мы молчим: психолог рассказывает, как понять, что ваша мать вас травмировала
Мы не только мамы и папы, но и дочери и сыновья. И когда у нас появляются собственные дети, призраки отношений с близкими — обиды, страхи, модели поведения — дают о себе знать. Они заставляют нас использовать привычные сценарии воспитания, которые нам на самом деле не близки. Мы говорим своим детям те фразы, которые сами ненавидели в детстве и ведем себя так, как нам бы совсем не хотелось.
Ирина Парфенова — практикующая психологиня с десятилетним опытом работы, гештальт-терапевтка, специалистка в области кризисов и травм, экспертка курса «О чем мы молчим с моей матерью», который стартует 24 августа. На курсе речь пойдет о том, как проработать материнскую травму и освободиться от призраков прошлого.
Мы попросили Ирину объяснить, как понять, есть ли у вас материнская травма, и как она влияет на жизнь родителя и детей.
Что такое «внутренняя мать»?
Наши отношения с матерью в детстве влияют на всю нашу взрослую жизнь и на отношения с нашими собственными детьми.
Мать — это человек, с которым мы формируем свою первую привязанность. С ней мы проходим период вынашивания и появление на свет. Ее состояние во время беременности, сложность родов, ее характер и стиль взаимодействия с ребенком — все это играет важную роль в его последующей жизни.
Есть такое понятие как «внутренняя мать». Это набор паттернов поведения, которые мы наследуем из отношений с нашей реальной матерью. Мы можем скопировать материнские паттерны, а можем создать новые — в ответ на поведение мамы.
То, как к нам относится мама, постепенно становится нашим отношением к себе.
Английский психиатр Джон Боулби говорил: «Каждый из нac склонен поступать c другими так, как ранee поступали c ним». Таким образом, постепенно реальная мама становится внутренней.
Образ внутренней матери может быть надежным и поддерживающим, а может быть деструктивным. Зависит от условий, в которых развивался ребенок. Токсичные события, которые случаются в раннем детстве, — источник, из которого рождается деструктивная внутренняя мать.
Интересное по теме
«Дочь, нуждающаяся в матери, нередко приносит себя в жертву». Что такое материнская травма и как она возникает
Надежная и деструктивная «внутренняя мать»
Представьте себе ребенка, который только учится ходить и постоянно падает. Дети, чьи родители реагируют спокойно и утешают, не делая акцента на падениях, — встают, продолжают свой путь и быстрее успокаиваются. Дети, которых ругают, реагируют на падения острее.
Во взрослом возрасте это можно наблюдать в ситуациях, где человек совершает ошибки. Надежная внутренняя мать огорчается, но делает выводы, утешает и ведет дальше («Обидно, но ты молодец! Ты сделал все, что мог. В следующий раз поступим по-другому»).
Деструктивная внутренняя мать ругает («Ну что ты, растяпа! Опять ты ошибся!»). Это влияет не только на самооценку, но и на способность делать выводы и усваивать опыт.
Интересное по теме
Какой бывает родительская вербальная агрессия и почему мы вообще к ней прибегаем
Если мать заботливая, поддерживающая, защищающая, помогающая поверить в себя и скорректировать свои действия, когда это нужно, тогда человек вырастает и:
обладает хорошей самооценкой;
позитивно воспринимает себя и других;
строит эмоционально близкие и доверительные отношения с другими людьми;
управляет своими эмоциями, в состоянии самостоятельно успокоиться, испытав пиковые переживания;
гибко реагирует и быстро адаптируется к разным жизненным ситуациям;
справляется с жизненными сложностями и проблемами, в том числе прося помощи других людей;
знает, чего хочет, ставит цели, планирует свое время/жизнь/будущее.
Если мать постоянно критикует и придирается, в том числе критикует саму личность («ты плохой»), говорит, что «опять ничего не получится, ты никто, ничего не можешь сделать нормально», подсовывает чужие ориентиры, ценности, которые приняты в обществе, но не нужны этому конкретному человеку («так принято»), то человек вырастает:
не способным к самоподдержке, позитивной самооценке;
ищущим удовлетворение своих потребностей в других людях;
склонным ругать себя, обесценивать, контролировать, обвинять;
очень требовательным к себе;
с чересчур сильным голосом «внутреннего критика»;
с высоким риском развития психосоматических симптомов и заболеваний.
Проверьте, какие качества из перечисленных вы замечаете в себе чаще всего? Это поможет понять, с каким паттерном поведения вы сталкивались в детстве, и объяснит некоторые ваши реакции в отношениях с собственными детьми.
Почему появляется деструктивная «внутренняя мать»?
Прошлое женщины может быть наполнено разными обстоятельствами, которые стали преградой на пути к ее зрелости: у нее могут быть сложные отношения с собственными родителями, она могла много болеть в детстве или пережить утрату значимого взрослого.
Все ситуации, в которых у матери не хватило ресурсов, чтобы справиться, будут продолжать влиять как на ее собственное состояние, так и на ее отношения с ребенком.