что значит потомству в пример
Подвиг и бесчестье
Крымские события и последующий затем разрыв отношений с Турцией вряд ли можно назвать взаимоувязанными, но они наводят на интересные размышления и вытаскивают из исторической памяти события давно минувших лет.
Как напутствие потомкам в 1839 году в Севастополе в честь капитан-лейтенанта Казарского, командира брига «Меркурий», и его экипажа был воздвигнут памятник (автор – академик архитектуры А.П. Брюллов), прославляющий подвиг во имя России. На пьедестале – лаконичная надпись: «Казарскому. Потомству в пример».
Так случилось, что с этим именем связаны величайший подвиг, трагическая гибель от рук лихоимцев и бесчестье его флотского сослуживца. История судьбы – в духе трагедий Шекспира.
ПОДВИГ – ПОТОМСТВУ В ПРИМЕР
Русско-турецкая война 1828–1829 годов шла на Кавказе и Балканах. Одна из главных задач Черноморского флота – не допустить выхода турок из Босфора в Черное море. 14 мая 1829 года на рассвете три русских корабля: фрегат «Штандарт», бриги «Орфей» и «Меркурий» были в дозоре у Босфора. Крейсируя на траверзе Пендераклии, они заметили приближающуюся турецкую эскадру в составе 14 вымпелов.
Дозорные поспешили предупредить командование. Командир «Штандарта» капитан-лейтенант Сахновский подал сигнал: «Взять курс, при котором судно имеет лучший ход». В это время на море был слабый ветер. Два быстроходных русских корабля сразу ушли вперед. «Меркурий» не отличался такой резвостью. На бриге поставили все паруса, в ход пустили и весла, по семь с каждого борта, но развить скорость для отрыва от турок так и не удалось.
Ветер посвежел, и бриг для лучших турецких кораблей представлялся легкой добычей. «Меркурий» имел на вооружении 18 24-фунтовых коронад для ближнего боя и две переносные 8-фунтовые длинноствольные пушки большей дальности стрельбы. В эпоху парусного флота корабли типа бриг использовались в основном на «посылках», для конвоирования торговых судов, дозорной или разведывательной деятельности.
За русским кораблем пустились вдогонку 110-пушечный фрегат «Селимие» под флагом командующего турецким флотом, где находился капудан-паша, и 74-пушечный «Реал-бей» под флагом младшего флагмана. Одного успешного бортового залпа этих мощных линейных кораблей было бы достаточно, чтобы превратить бриг в плавающие обломки или потопить. Перед экипажем «Меркурия» замаячила перспектива гибели или плена и спуска флага. Если обратиться к Морскому уставу, написанному еще Петром I, то его 90-й артикул прямо указывал капитану русского флота: «В случае бою, должен капитан или командующий кораблем, не токмо сам мужественно против неприятеля биться, но и людей к тому словами, а паче дая образ собою, побуждать, дабы мужественно бились до последней возможности, и не должен корабля неприятелю отдать, ни в каком случае, под потерянием живота и чести».
Казарский хорошо знал свой корабль – он был тяжел на ходу. Спасти людей и «Меркурий» могли искусное маневрирование и меткая стрельба. Умело маневрируя и употребляя для этого паруса и весла, он не давал противнику воспользоваться многократным превосходством в артиллерии и затруднял противнику ведение прицельного огня. Бриг избегал попадания под бортовые залпы турецких кораблей, что было бы для него смерти подобно. Но туркам все-таки удалось обойти его с двух сторон и взять в клещи. Каждый из них сделал два бортовых залпа по «Меркурию». Помимо ядер в бриг в залпе полетели книппели – цепные ядра для уничтожения такелажа и парусов, а также брандскугели – зажигательные снаряды. Тем не менее мачты оставались невредимыми, и «Меркурий» сохранял подвижность, а возникающие пожары тушились. С корабля капудан-паши прокричали по-русски: «Сдавайся, убирай паруса!» В ответ на бриге раздалось громогласное «ура» и был открыт огонь из всех орудий и ружей. В результате туркам пришлось убрать с марсов и реев уже готовые абордажные команды. Одновременно Казарский, используя весла, ловко увел бриг из-под бортовых двойных залпов. Этот момент боя как раз запечатлел на одной из своих картин художник Айвазовский. Маленький «Меркурий» – между двумя гигантскими турецкими кораблями. Правда, многие исследователи парусного флота подвергают этот эпизод большому сомнению, поскольку в этом случае уцелеть маленькому бригу было бы практически невозможно. Но недаром Горький воспел: «Безумству храбрых поем мы славу».
В ходе боя, с первых минут, Казарский был ранен в голову, но оставался на посту и руководил командой. «Мы должны лишить неприятеля хода! Посему целить всем в такелаж!» – командовал он артиллеристам. Вскоре канонир Иван Лисенко метким выстрелом повредил на «Селемие» гротовый рангоут и перебил удерживающие снизу бушприт ватер-штаги. Лишенные опоры, зашатались мачты, вызывая крики ужаса у турок. Чтобы они не рухнули, на «Селемие» убрали паруса, и он лег в дрейф. Другой корабль продолжал действовать, меняя галсы под кормой брига, и бил его ужасно продольными выстрелами, от которых трудно было уклоняться движением.
«Мы не могли принудить его сдаться, – писал подин из турецких офицеров. – Он сражался, отступая и маневрируя, со всем военным искусством, так, что мы, стыдно признаться, прекратили сражение, между тем как он, торжествуя, продолжал свой путь. Если древние и новые летописи являют нам опыты храбрости, то сей затмит все прочие, и свидетельство о нем заслуживает быть начертанным золотыми буквами в храме славы. Капитан сей был Казарский, а имя брига – «Меркурий».
Ранее, 12 мая 1829 года находившийся в дозоре неподалеку от турецкого порта Пендераклия фрегат «Рафаил» под командованием капитана 2-го ранга Стройникова был застигнут врасплох турецкой эскадрой и, даже не предприняв попытки вступить в бой, спустил перед турками Андреевский флаг. Над неповрежденным русским кораблем взвился алый османский флаг со звездой и полумесяцем. Вскоре корабль получил новое имя «Фазли Аллах», что значит «Дарованный Аллахом». Случай с «Рафаилом» – для русского флота небывалый, а потому особенно чувствительный.
Самое интересное в том, что сдача в плен новейшего фрегата «Рафаил» произошла всего за три дня до подвига «Меркурия». К тому же командир «Рафаила» Стройников и остальные офицеры фрегата во время боя «Меркурия» находились на борту линейного корабля капудан-паши «Селимие» и были свидетелями этого сражения. Вряд ли можно описать, какие чувства испытывал Стройников, когда на его глазах бриг под началом его старого сослуживца, значительно уступающий в мореходных и боевых качествах фрегату «Рафаил», имевшему 44 пушки, в самой отчаянной ситуации сумел выйти победителем? Всего год назад, командуя бригом «Меркурий», Стройников захватил в плен турецкое десантное судно, готовившее высадку 300 человек у Геленджика. Тогда никто не посмел бы назвать его трусом. Он был кавалером боевых орденов, в том числе ордена Св. Владимира 4-й степени с бантом за храбрость.
20 мая от датского посла в Турции барона Гибша (который представлял интересы России) была получена депеша о захвате турецким флотом у Пендераклии фрегата «Рафаил». Сообщение было столь невероятным, что в него вначале не поверили. В ответном послании командующий Черноморским флотом адмирал Грейг попросил Гибша, чтобы Стройников, старший офицер фрегата капитан-лейтенант Киселев и поручик корпуса флотских штурманов Поляков представили подробные объяснения об обстоятельствах сдачи ими фрегата.
В конце июля на Черноморском флоте были получены переправленные бароном Гибшем рапорта Стройникова, Киселева и Полякова. Приведем основные выдержки из рапорта командира «Рафаила» о сдаче в плен своего фрегата.
«Вы увидите из сей бумаги, какими обстоятельствами офицер этот оправдывает позорное пленение судна, ему вверенного; выставляя экипаж оного воспротивившимся всякой обороне, он считает это достаточным для прикрытия собственного малодушия, коим обесславлен в сем случае флаг Российский, – писал в указе от 4 июня 1829 года император Николай I. – Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата «Рафаил», не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен в власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить флаг русский и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню».
Вывод комиссии был следующим: «…Каковы бы ни были обстоятельства, предшествовавшие сдаче, экипаж фрегата должен подлежать действию законов, изображенных: Морского устава, книги 3, главы 1, в артикуле 90 и книги 5, главы 10, в артикуле 73… Обращаем внимание на положение нижних чинов, которые… не имели совершенно никакой возможности исполнить поставленного в последнем артикуле правила относительно арестования командира и выбора на его место достойнейшего. Кроме того, что подобного рода действие превышало понятия нижних чинов и не согласовывалось с привычкою их к безотчетному повиновению начальству… Что касается до объявления нижних чинов, что они не допустят сжечь фрегат, то комиссия полагала, что командир не был вправе и требовать такой жертвы».
Для восприятия выводов комиссии представим толкование артикула 90: «Однако ж, ежели следующие нужды случатся, тогда, за подписанием консилиума от всех обер- и унтер-офицеров, для сохранения людей можно корабль отдать: 1. Ежели так пробит будет, что помпами одолеть лекажи или теки невозможно. 2. Ежели пороху и амуниции весьма ничего не станет. Однако ж, ежели оная издержана прямо, а не на ветер стреляно для нарочной траты. 3. Ежели в обеих вышеописанных нуждах никакой мели близко не случится, где б корабль простреля, можно на мель опустить».
Стоит также напомнить одно общее требование всех уставов – беспрекословное подчинение младших по званию старшим. Вместе с тем в рассматриваемую эпоху в русском уставе на этот счет существовала оговорка: «Кроме тех случаев, когда приказ сверху является противным пользе государевой».
Война вскоре закончилась выгодным для России Адрианопольским договором о мире в 1829 году, и команда фрегата вернулась из плена домой. Последний выход в море на «Меркурии» для Казарского был знаменателен. На траверзе Инады сошлись два корабля. С борта «Меркурия» 70 пленных было передано туркам. А с борта турецкого корабля 70 пленных русских перешло на «Меркурий». Это были все, кто к моменту заключения мира остались в живых из команды фрегата «Рафаил», составлявшей 216 человек. Среди них – и бывший командир «Рафаила» С.М. Стройников. В России весь экипаж корабля, включая его капитана, был приговорен к смертной казни. Император смягчил приговор для нижних чинов, повелел разжаловать офицеров в матросы с правом выслуги. Стройников был лишен чинов, орденов и дворянства. Как гласит легенда, Николай I запретил ему до конца его дней жениться и иметь детей, сказав при этом так: «От такого труса могут родиться только трусы, а потому обойдемся без оных!»
Выполнение воли императора об уничтожении фрегата затянулось на длительное время. Еще до окончания войны турки, зная, как русские охотятся за фрегатом, перевели его на Средиземное море. 24 года бывший русский корабль состоял в рядах турецких военно-морских сил. Его берегли и особенно охотно показывали иностранцам. Этот позор прекратился лишь 18 ноября 1853 года, когда русская черноморская эскадра уничтожила в Синопском сражении весь турецкий флот.
«Воля Вашего Императорского Величества исполнена, фрегат «Рафаил» не существует», – с этих слов адмирал Павел Нахимов начинал свой рапорт о сражении, особо оговаривая, что ключевую роль в сожжении фрегата сыграли флагманский линкор «Императрица Мария» и линкор «Париж».
Так сложилась судьба, что среди офицеров «Парижа» был младший сын бывшего капитана «Рафаила» Александр Стройников, родившийся в 1824 году от первого брака. Позднее он и его старший брат Николай участвовали в славной обороне Севастополя, получили боевые ордена и достигли званий контр-адмиралов русского флота. Хотя тень фрегата «Рафаил» легла на них, они своей жизнью сполна заплатили за позор и бесчестье своего отца.
СМЕРТЬ ГЕРОЯ
Александр Иванович Казарский после своего подвига сделал блестящую карьеру: был произведен в капитаны I ранга, стал флигель-адъютантом его императорского величества, и царь доверял ему важные поручения. Известен герой был и тем, что «не брал на лапу».
При Николае I впервые проблема коррупции была поднята на государственный уровень. При нем был разработан Свод законов, регулирующий ответственность за взяточничество. Николай I с иронией относился к успехам в этой области, говоря, что в его окружении не ворует только он сам и его наследник. Английский журналист Джорж Меллоу, регулярно посещавший Россию, в 1849 году пишет: «В этой стране все любыми способами пытаются проникнуть на службу к государю, чтобы не работать, а воровать, брать дорогие подарки и жить безбедно».
Не был исключением из общего устоя жизни в 20–30-х годах XIX века и Черноморский флот, в особенности же его береговые службы. Дело в том, что командующий Черноморским флотом в то время одновременно являлся и главным командиром черноморских портов. Ему подчинялись все порты, в том числе и торговые, Черного и Азовского морей, со всеми службами: портовым хозяйством, причалами, складами, таможней, карантином, торговыми судами. Именно через порты Черного и Азовского морей шел в то время основной грузооборот внешней торговли, и прежде всего ее главной составляющей – пшеницы. Трудно представить, какие капиталы наживались теми, кто имел хоть какое-то отношение к бездонной черноморской кормушке. Достаточно сказать, что в 1836 году чистый доход одесского бюджета превышал валовую выручку всех российских городов, за исключением Петербурга и Москвы. Одессе был дарован в 1817 году режим «порто-франко» (свободного порта). Режим беспошлинной торговли способствовал быстрому превращению Одессы в центр внешней торговли.
2 апреля 1833 года Лазарев производится «за отличие» в вице-адмиралы и через месяц назначается на должность главного командира Черноморского флота и портов. Тем временем Казарский завершает ревизию Одесского порта. Масштабы размеров вскрытых хищений потрясают. После этого Казарский переезжает в Николаев, чтобы разобраться с состоянием дел в центральных управлениях Черноморского флота. В Николаеве он продолжает напряженно работать, но спустя всего лишь несколько дней внезапно умирает. Комиссия, разбиравшаяся в обстоятельствах смерти Казарского, сделала вывод: «По заключению члена сей комиссии помощника флота генерал-штаб-лекаря доктора Ланге, Казарский помер от воспаления легких, сопровождавшегося впоследствии нервною горячкой».
Смерть наступила 16 июля 1833 года. Казарскому было неполных тридцать шесть лет. Наиболее полное исследование его жизни можно найти в книге Владимира Шигина «Тайна брига «Меркурий». К чести Николая I, он предпринял все возможные усилия, чтобы разобраться с таинственной смертью своего флигель-адъютанта. Расследование он поручил шефу корпуса жандармов генералу Бенкендорфу. 8 октября 1833 года Бенкендорф представил императору записку, где говорилось следующее: «Дядя Казарского Моцкевич, умирая, оставил ему шкатулку с 70 тысячами рублей, которая при смерти разграблена при большом участии николаевского полицмейстера Автамонова. Назначено следствие, и Казарский неоднократно говорил, что постарается непременно открыть виновных. Автамонов был в связи с женой капитан-командора Михайловой, женщиной распутной и предприимчивого характера; у ней главной приятельницей была некая Роза Ивановна (в других бумагах она проходит как Роза Исаковна), состоявшая в коротких отношениях с женой одного аптекаря, еврея по национальности. Казарский после обеда у Михайловой, выпивши чашку кофе, почувствовал в себе действие яда и обратился к штаб-лекарю Петрушевскому, который объяснил, что Казарский беспрестанно плевал и оттого образовались на полу черные пятна, которые три раза были смываемы, но остались черными. Когда Казарский умер, то тело его было черно, как уголь, голова и грудь необыкновенным образом раздулись, лицо обвалилось, волосы на голове облезли, глаза лопнули, и ноги по ступни отвалились в гробу. Все это произошло менее чем в двое суток. Назначенное Грейгом следствие ничего не открыло, другое следствие также ничего хорошего не обещает, ибо Автамонов – ближайший родственник генерал-адъютанта Лазарева».
Казарского похоронили в Николаеве. Впоследствии из Петербурга прибыла комиссия, труп эксгумировали, внутренности извлекли, увезли в столицу, и больше о случившемся не было «ни слуху ни духу». Могила его находится в ограде Всехсвятской церкви. Там же находятся могилы штурмана Прокофьева и некоторых матросов брига «Меркурий», завещавших захоронить их после смерти рядом со своим командиром.
Казарский: Потомству в пример
А первым моряком-белорусом был Александр Казарский. Казарский для Беларуси – это как Нельсон для Британии или Ушаков для России.
Александр Иванович Казарский родился 16 июня 1798 года на белорусской земле в местечке Дубровно Витебской губернии в семье отставного губернского секретаря, который управлял имением князя Любомирского. Отец Саши — Иван Кузьмич Казарский, мать Татьяна Гавриловна.
Первоначальное обучение Саша получил в церковно-приходской школе. Священник Дубровненского православного прихода обучал Сашу Казарского грамоте, а молодой ксендз преподавал ему основы математики, латыни и французского языка.
В 1808 году к Казарским приехал двоюродный брат Ивана Кузьмича и крестный Саши Василий Семенович, надворный советник, только что назначенный на должность в обер-интендантстве Черноморского флота. Он предложил отвезти Александра Казарского в приморский город Николаев и определить его в Черноморское штурманское училище.
Провожая сына на службу, Иван Кузьмич сказал ему: «Честное имя, Саша, — это единственное, что оставлю тебе в наследство».
30 августа 1813 года волонтер Александр Казарский был записан в Черноморский флот гардемарином и вскоре стал мичманом. Юноше хотелось найти живое дело, и он подал рапорт о переводе его в пограничную службу на Дунайскую флотилию, где и был назначен в Измаил командиром отряда малых гребных судов.
Служба на Дунае продлилась пять лет. Здесь в 1819 году он получил чин лейтенанта В том же году Казарского назначили на фрегат «Евстафий», который прибыл в Севастополь.
На «Евстафии» Казарский прошел хорошую командирскую школу. После «Евстафия» Казарский плавал на шхуне «Севастополь», транспортах «Ингул» и «Соперник».
В это время шла русско-турецкая война, и корабли Черноморского флота активно участвовали в боевых действиях. Бриг «Соперник» под командованием Казарского доставлял войска и вооружения под турецкую крепость Анапу. Из-за малой осадки «Соперник» мог подойти близко к крепости. Три недели маневрировал Казарский под стенами Анапы, громя ее бастионы, уклоняясь от прицельного огня крепостных орудий и батарей. «Соперник» получил десятки повреждений, но оставался в строю до последнего дня осады.
Ровно в полдень 12 июня 1828 года наши войска вступили в Анапу, и над ней взвился русский флаг.
Николай 1 щедро наградил офицеров и нижних чинов, отличившихся под Анапой. Казарский стал капитан-лейтенантом.
В сентябре того же года по схожему сценарию была взята Варна, и за проявленную при этом храбрость Казарский был награждён золотой саблей.
Вскоре после этого Казарского назначили командиром 20-пушечного брига «Меркурий». 14 мая 1829 года три русских военных корабля — фрегат «Штандарт» и бриги «Орфей» и «Меркурий» — крейсировали у Босфора. Неожиданно на горизонте показалась турецкая эскадра, значительно превосходящая по силам русский отряд кораблей.
Поскольку необходимости принимать неравный бой не было, русские корабли повернули в сторону Севастополя. Однако «Меркурию», обладавшему худшими ходовыми качествами, не удалось уйти от погони: он был настигнут двумя самыми крупными и быстроходными кораблями в турецкой эскадре — 110-пушечным «Селимие» и 74-пушечным «Реал-беем». На одном корабле находился адмирал (капудан-паша) турецкого флота, а другой шёл под вымпелом контр-адмирала.
Позже в своём донесении адмиралу Грейгу Казарский писал: «…Мы единодушно решили драться до последней крайности, и если будет сбит рангоут или в трюме вода прибудет до невозможности откачиваться, то, свалившись с каким-нибудь кораблем, тот, кто ещё в живых из офицеров, выстрелом из пистолета должен зажечь крюйткамеру».
Бой длился 4 часа. Исключительно искусное маневрирование Казарского, пользовавшегося и парусами и веслами, чтобы не дать противнику использовать его десятикратное превосходство в артиллерии, затруднило туркам ведение огня прицельно. Вместе с тем метким огнем по его рангоуту и такелажу бригу удалось сперва перебить несколько гротовых снастей на корабле капудан-паши, что вынудило последнего лечь в дрейф, а затем сбить лиселя у второго корабля, который после четырех часов боя стал отставать и вскоре прекратил преследование.
«Меркурий» же около 17 часов следующего дня присоединился к русскому флоту, вышедшему из Сизополя.
В результате боя «Меркурий» потерял убитыми 4 человека, ранеными 6 (в некоторых источниках говорится о восьми раненых) человек. При этом сам Казарский получил контузию головы. Корабль в результате боя был сильно поврежден – только в корпусе было 22 пробоины.
Бриг «Меркурий» после победы над двумя турецкими судами. Картина И.К.Айвазовского
Победа «Меркурия» казалась настолько нереальной, фантастичной, что некоторые знатоки военно-морского искусства отказывались в неё верить. Английский историк Ф. Джейн, например, писал: «Совершенно невозможно допустить, чтобы такое маленькое судно, как «Меркурий», вывело из строя два линейных корабля».
Газета «Одесский вестник» так писала о сражении «Меркурия»: «Подвиг сей таков, что не находится другого ему подобного в истории мореплавания; он столь удивителен, что едва можно оному поверить. Мужество, неустрашимость и самоотвержение, оказанные при сём командиром и экипажем «Меркурия», славнее тысячи побед обыкновенных».
Поэт-партизан, герой Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов посвятил Казарскому такие строки:
Мужайся! — Казарский, живой Леонид,
Ждёт друга на новый пир славы…
О, будьте вы оба отечества щит,
Перун вековечной державы!
И гимны победы с ладей окриленных
Пусть искрами брызнут от струн вдохновенных!
Адмирал Истомин о моряках «Меркурия» высказался так: «Такого самоотвержения, такой геройской стойкости пусть ищут в других нациях со свечой…»
Бриг «Меркурий» был награжден кормовым Георгиевским флагом и вымпелом — вторым, после линейного корабля «Азов». Кроме того, указом императора предписывалось всегда иметь в составе Черноморского флота бриг, построенный по чертежам «Меркурия».
Капитан Казарский и поручик Прокофьев получили орден Святого Георгия IV класса, остальные офицеры — ордена Святого Владимира IV степени с бантом, нижние чины — знаки отличия военного ордена. Все офицеры были произведены в следующие чины и получили право добавить на свои фамильные гербы изображение тульского пистолета, который Казарский положил на шпиле возле крюйт-камеры.
Капитан-лейтенант Казарский был произведён в капитаны 2 ранга и назначен флигель-адъютантом.
Оправившись от контузии, Казарский принял под свою команду 44-пушечный фрегат «Поспешный» и успел принять участие в одной из последних операций кампании — взятии Месемврии. В начале 1830 года Казарский назначается командиром линейного корабля «Тенедос».
В 1830 году вместе с князем Трубецким Казарский ездил в Лондон для поздравления английского короля Вильгельма IV как представитель Российского флота.
В 1831 году за отличие по службе капитан 2 ранга Казарский производится в капитаны 1 ранга. В том же году уволенный от командования кораблем Казарский становится придворным офицером в свите Николая I.
В 1833 году Казарский был направлен для проведения ревизии и проверки тыловых контор и складов в черноморских портах, но вскоре после прибытия в Николаев 16 июня 1833 года внезапно скончался.
Похоронили Александра Ивановича в Николаеве. Расследование загадочных обстоятельств его смерти безуспешно велось несколько лет. Тайна смерти не раскрыта до сих пор.
Памятник А.И.Казарскому в Севастополе
Желая сохранить для потомков память о подвиге брига под командованием Казарского, черноморские моряки решили на свои средства установить в Севастополе памятник герою. В сборе средств приняли участие моряки не только Черноморского, но и Балтийского флота. К концу 1834 года было собрано около 12 тысяч рублей.
Эскизный проект монумента был выполнен в 1835 году академиком архитектуры А.П.Брюлловым, сооружал его на Матросском (бывшем Мичманском) бульваре известный в Севастополе мастер О.Г.Нюман.
В 1839 году состоялось торжественное открытие памятника. На палубах кораблей, обнажив головы, в строю стояли матросы и офицеры Черноморского флота. Флаги кораблей были приспущены. Флот выстрелами из пушек отсалютовал подвигу экипажа брига и его командира.
С тех пор и стоит в Севастополе памятник, на постаменте которого лаконичная надпись: «Казарскому. Потомству в пример».