Читайте популярную книгу Цена гордости прямо сейчас на нашем сайте dveripetli.ru. Скачать книгу Цена гордости автора Архелая Романова в формате FB2, TXT, PDF, EPUB бесплатно без регистрации.

Поселок Лазурное мог бы смело претендовать на звание райского уголка, если бы не жестокое убийство молодой девушки. Последней, кто видел несчастную перед смертью, оказалась Мира. Чтобы обелить свое имя, ей требуется найти убийцу, однако у Миры и своих дел невпроворот: потеря работы, расставание с возлюбленным и новый сосед, скрывающий тайну…

Архелая Романова

Цена гордости

Глава 1

Мой сосед – маньяк. Не спрашивайте, откуда я это знаю – иначе мне придется расписаться в собственном одиночестве и совершеннейшем унынии дивного местечка под названием Лазурное. Крохотный поселок за сотню километров от города, зеленый лес, шумная речка и… Глухая тоска.

Скажите честно, кто из вас хотя бы раз не смотрел в окно на соседский огород? Не прислушивался к крикам, доносящимся откуда-то сверху? Не ловил жадно сплетни, перетираемые продавщицей в магазине?

Вот-вот. Но если большинство людей делает вид, что чужой быт им не интересен, то я, напротив, этого не скрываю. Обстоятельства моей жизни сложились таким образом, что целых два месяца мне надлежит провести в Лазурном – в маленьком домике моей тетушки, которая была так любезна, что пустила меня погостить. Не бесплатно, конечно же. Но сделала скидку в пять процентов – и вовсе не из-за родственных связей, а по доброте душевной.

И вот я оказалась в Лазурном с чемоданом в одной руке, последним на ближайшие два месяца хорошим кофе в другой, и с неизмеримой тоской в глазах. Радовало одно – дом тетушки обладал всеми удобствами, значит, не придется скакать галопом через весь сад в туалет.

Первую неделю я наслаждалась красивыми видами природы. Бродила по лесу до посинения, спотыкалась о разбросанные еловые шишки и носила панамку с гордым видом. Пару раз искупалась в озере, но вода там была такая холодная, что уже через пять минут я, стуча зубами, вылезала обратно.

Вторую неделю я провела в саду, развалившись на шезлонге под яблоней и читая книжки. Сказочные миры проносились перед глазами, принцы спасали принцесс, которые уходили от них к драконам… Изредка я лениво протягивала руку и щипала малину с ближайшего куста, которую тетушка запретила есть. Из вредности, потому что у нее самой аллергия.

Словом, к третьей неделе я взвыла. Сельский пейзаж осточертел, жара измотала, комары раздражали сильнее цен на продукты… И когда я, осоловевшая от выпитого количества чая, вылезла вечером на крыльцо, чтобы вкусить немного прохлады, к соседнему дому подъехала машина.

Совершенно подозрительный автомобиль – черный, наглухо тонированный, что запрещено, кстати, с блестящими боками. Транспорт выглядел инородно на фоне уютных домиков, что не могло не настораживать. Решив поступить как бдительная гражданка, я скатилась с крыльца, согнулась в три погибели и доковыляла в подобной позе до забора, где немедленно прильнула лицом к щели между досками.

Открылась калитка, впуская прибывшего владельца. Высокий, хорошо сложенный мужчина в синей футболке и джинсах. На носу у него красовались солнцезащитные очки – и это вечером! – но гораздо более интересными были его действия: он волок по земле массивный ковер, скатанный в упитанный такой рулон.

Я нахмурилась. Конечно, у меня тоже были вещи, с которыми я не любила расставаться: телефон, патчи для глаз, спасающие от отеков, наушники… Но ковер? Вариант того, что сосед настолько прикипел к изделию, что решил взять его с собой, я отмела сразу, и приготовилась смотреть, что будет дальше.

Но дальше не произошло ничего увлекательного. Мужчина втащил ковер в дом, принес из машины пару пакетов, одну спортивную сумку, включил сигнализацию и скрылся за дверью. Через минуту в окне зажегся свет, а еще через тридцать секунд мужская рука властно задернула занавески.

Я чуть не заплакала от досады. И как, спрашивается, теперь следить за новоприбывшим объектом? Соседский дом слева пустовал, напротив жила одинокая глухая бабка, а справа от нее – семья с пятью детьми, которых я обходила за три версты.

Расстроившись, я вернулась в тетушкин дом, тоже задернула занавески – из вредности – и устроилась на диване с книжкой в руках. Приключения очередной плененной принцессы так меня увлекли, что я не заметила, как время перевалило за полночь.

Стрелки на часах показывали пятнадцать минут первого – самый подходящий час для убийц, преступников и нечисти. Мне вспомнилось, как баба Клава буквально вчера уверяла в том, что в озере живут русалки, а по ночам в селе шастают черти. Конечно, в эту чепуху я не верила. Но, подумав, все же решила закрыть окно.

Как любила говаривать моя бабушка – береженого Бог бережет.

Рамы были современными, пластиковыми, но отчего-то заедали. Свет в гостиной уже давно был погашен, так что я беспрепятственно отдернула занавеску и навалилась всем весом на окно, не беспокоясь о чужих взглядах. В Лазурном царила ночь, которую сопровождала сонная тишина – не лаяли собаки, не стрекотали сверчки, не…

Я забыла, о чем думала, когда вновь увидела фигуру соседа. Он стоял на крыльце и курил – в темноте хорошо был виден тлеющий огонек сигареты, – а у его ног лежал тот самый ковер.

Я прищурилась изо всех сил, жалея, что не взяла с собой бинокль. Спустя минуту тщательного разглядывания вынуждена была признать: да, это тот самый ковер, который сосед зачем-то сначала внес в дом, а после вытащил на улицу. Подозрительно? Еще как!

От напряжения я даже вспотела и временами забывала дышать, притаившись возле окна. Докурив, сосед отправил бычок в пепельницу, шагнул к двери, но потом вдруг развернулся и со злостью пнул ковер.

Я ахнула, тут же прикрыв рот рукой. Мое любопытство, до этого сравнимое с пожаром, разрослось до извержения Кракатау. В этом пинке – размашистом и сильном – отчетливо читалась злость, даже ненависть. Но за что, спрашивается, можно ненавидеть ковер?

В ту ночь я вертелась на кровати без сна, перебирая различные варианты. Что только не приходило мне на ум! Но самым очевидным, конечно же, был труп. Являясь поклонницей детективного жанра, я прекрасно знала, как неопытные убийцы любят прятать тела в ковры, чтобы незаметно унести их с места преступления.

К чести моей матушки, вложившей в меня веру в людей, ставить соседу неутешительный диагноз «убийца» я пока не стала. Но знала – с завтрашнего утра глаз с него не спущу. Встану с рассветом и буду следить за ним весь день – и ночь, ведь, как известно, самые грязные делишки обстряпываются под покровом темноты.

Успокоенная этими мыслями, я благополучно заснула. И проснулась… В полдень. Влажная от пота, с головной болью и скрученным одеялом под поясницей. Увидев время, я бросилась к окну и огорченно поджала губы – машины соседа возле забора не было.

«Рано утром погрузил труп в багажник и повез в лес – избавляться», – мрачно констатировала я.

Стало ясно, что сыщик из меня никакой. Сей факт так раздосадовал, что я напилась холодной воды из холодильника, приняла прохладный душ и вышла на улицу.

Сдаваться я не собиралась, поэтому мой путь лежал к дому бабы Клавы – одинокой, глухой и пожилой женщины. Правда, я сразу заподозрила, что баба Клава только притворяется глухой, потому что любый журналист позавидовал бы тому, с какой скоростью свежие сплетни достигают ее старческих ушей.

Постучав ради приличия, я протиснулась через калитку, миновала заросли ярких цветов и поднялась по ступенькам на террасу. Здесь у бабы Клавы располагался пост – плетеное кресло, которое она не покидала ни на минуту, зорко высматривая все, что творилось в окрестностях.

– Добрый день! – гаркнула я. – Баба Клава, как здоровьице?

– Хорошо, – завопила бабка во весь голос.

Я поморщилась – легкие у нее были поистине богатырскими.

– Ты как, Мирка?

– Не жалуюсь, – заорала я в ответ.

Со стороны мы напоминали двух пациентов психиатрической клиники. Помявшись ради приличия, я присела на стульчик рядом с креслом, сложила руки на коленях и уже вполголоса спросила:

– Вчера сосед новый приехал. Видели?

Баба Клава кивнула, не отнимая глаз от пряжи.

– А ну как же. Видала, как не видать. В половину десятого прибыл, один, с вещами. Утром в семь укатил.

Я невольно прониклась уважением к бабе Клаве, которая, в отличие от меня, не поддалась соблазну поспать до обеда.

– Вы знаете его?

– Нет, – с явной неохотой призналась баба Клава. – Раньше там Бирюковы жили, да прошлым летом продали дом. Этот, новый хозяин, всего два раза приезжал: осенью, когда, значитца, ему ключи передавали, и весной. Видать, проверял, не случилось ли чего за зиму. Дома хоть и крепкие, а всякий надзор нужен, вон на прошлой неделе у меня чего-то с насосом приключилось, пришлось Михалыча звать…

Я с умным видом закивала.

– Получается, ничего о нем неизвестно? Даже имени не знаете? – дождавшись, пока поток бурчания стихнет, спросила я.

– Имя знаю. Светка Бирюкова сказала, а я запомнила. Макаром кличут.

«Макар», – мысленно повторила я про себя. Имя было необычным – ни одного Макара я не знала. И, признаться честно, соседу шло – даже если я не видела его лица, то отличное телосложение точно не осталось незамеченным.

– Ладно, побегу. В магазин нужно, купить кое-чего, – лихо соврала я. – До свидания.

– Ишь, понеслась, стрекоза, – раздалось вслед неодобрительное.

Я уже и впрямь неслась по пыльной дороге к магазину. Местная продавщица, Анька, была девушкой одинокой и молодой, поэтому пропустить мимо глаз такой объект, как Макар, точно не могла. Оставалось лишь надеяться, что он посещал магазинчик – вчера вечером или сегодня утром.

Анька корпела над сканвордом. При виде меня она встрепенулась, затем разочарованно махнула рукой:

– А, это ты. Слово из шести букв, название страны Восходящего Солнца?

– Япония. К тебе сегодня мой новый сосед не заходил?

Анька тут же захлопнула сканворд.

– А я думала: чей, откуда? Сказала, что раньше его здесь не видела, а он мне – я тут нечасто бываю. И ушел. Даже не улыбнулся, – пожаловалась она.

Я с сочувствием кивнула и придвинулась поближе.

– Макаром его зовут, в доме Бирюковых теперь живет. Сосед мой новый.

– Познакомились уже, значит? – с нотками ревности осведомилась Анька.

Я неопределенно пожала плечами.

– Да так… Покупал-то хоть что? Не водку?

– Какая водка, – замахала она руками. – Он же на машине, я в окошко видела. Сигареты попросил, дорогие, у нас таких нет. Ну, я ему дала, что было. Картой расплатился и ушел.

Я вздохнула. Да, негусто.

Поболтав ради приличия с Анькой о погоде и прочих мелочах, я купила бутылку воды и убралась восвояси.

На улице воцарилось страшное пекло – солнце жарило изо всех сил, сопротивляясь скорому приходу осени. Жужжали пчелы, из-за заборов доносился победный клич топора, кряканье уток и шумные визги детей. Мимо промчалась стайка ребятишек – с надувными кругами, в смешных панамках, они торопились на речку, чтобы успеть наплаваться вдоволь до захода солнце. Откуда-то потянуло дымком – с наслаждением втянув летний воздух, пахнущий полынью, чабрецом и медом, я медленно шла вдоль домов.

За три недели в Лазурном я познакомилась почти со всеми жителями. На окраине жил дед Григорий – хмурый старик с ясными глазами, гордый владелец пасеки. Подходить к нему я побаивалась, поскольку Григория всегда сопровождало несколько пчел – точно верные собаки, они кружились рядом, бдительно отгоняя посторонних.

Анька, продавщица в местном магазинчике, жила возле места работы – только дорогу перебежать. Рядом с ней обосновались городские, как их презрительно называла баба Клава – приезжали только на лето, а с холодами возвращались в столицу.

Напротив «городских» жили мать с дочерью, следом за ними – семья из трех мужчин и одной женщины. Они, хоть и были местными, выглядели нелюдимыми – дом покидали редко, в основном работали в огороде да саду, разводили живность. Раз в две недели отец семейства, Кирилл, ездил в город – сбывать плоды своих стараний, и мог захватить кого-то в попутчики.

Мне с соседями одновременно и повезло, и нет. С одной стороны, пустующий дом слева обеспечивал тишину, а вездесущая баба Клава, живущая напротив, охраняла покой улицы почище любого пса. С другой…

«Скука смертная», – решила я, пиная камушек, заманчиво расположившийся посреди дороги. Он пролетел пару метров и врезался в бок проезжающей мимо машины, чье приближение я проворонила, погрузившись в собственные мысли.

Щ-щелк!.. Оставив на боку уродливую линию, камушек упал в траву и затерялся. Машина остановилась. Предчувствуя недоброе, я замерла, как заяц, готовясь броситься наутек.

Дверца со стороны водителя открылась, над крышей автомобиля показалась чья-то голова… Я готова была взвыть от ужаса, потому что водителем оказался Макар – тот самый любитель ковров и подозрительный во всех отношениях тип.

Обойдя машину, он посмотрел на царапину, затем перевел взгляд на меня, мысленно подсчитывающую размер ущерба. Автомобиль был не просто дорогим – он был очень дорогим. Не нужно быть автолюбителем, чтобы распознать марку по заглавным буквам «L» и «R».

Макар сдернул с носа солнцезащитные очки и предельно вежливо осведомился:

– Скажите, вы питаете ко мне какой-то особый интерес или просто ненавидите всех новоприбывших?

Глаза у него оказались светлые, как льдинки, взгляд – холодный. Я будто снова окунулась в ледяное озеро в лесу и, стуча зубами, не могла вымолвить и слова в ответ.

– Притворяетесь немой? – издевательски спросил Макар. – Может, еще и убежите?

Признаться, подобного рода мысли посетили мою голову, как только камушек решил подправить блестящий бок его машины. Представив, как меня потом будут искать с полицией, я опомнилась и проблеяла:

– Извините.

– За что извините? – насмешливо уточнил он. – За вашу слежку ночью или испорченное лакокрасочное покрытие?

Желание сигануть в кусты и броситься куда глаза глядят стало непреодолимым. Краска стыда залила щеки, глаза предательски забегали. Понимая, что Макар каким-то образом увидел меня вчера, приклеившуюся к забору, я вздохнула.

– Ничего против вас я не имею. Камушек… Это случайность. Я не слышала, что вы едете, – объяснила я. – Ущерб, разумеется, возмещу.

Удовлетворенным Макар не выглядел. Облокотившись на бок машины, он уточнил:

– А что по поводу слежки?

– Вы показались мне подозрительным, – буркнула я.

Вот еще – оправдываться перед ним! Вел бы себя, как все нормальные люди, так и вопросов бы не возникло.

– Да? И в чем же я подозреваюсь?

– Ни в чем, – я уже мечтала поскорее скрыться в доме и в одиночестве переварить чувство стыда, – новый человек в поселке, вот я и решила присмотреться… Еще раз прошу прощения.

– Прощаю, – кивнул Макар.

Этот наглый, снисходительный ответ вышел у него до того естественным, что я невольно представила соседа в роли какого-нибудь мафиози, царственно протягивающего руку для поцелуя. И разозлилась.

– Давайте обменяемся номерами телефонов, – сухо предложила я. – Сообщите мне сумму ущерба, чтобы я могла…

Макар поднял обе руки вверх, прерывая мою речь.

– Я же сказал – я вас прощаю. Ничего не нужно. Хотя нет, постойте… Одна просьба все же есть.

– Какая? – насторожилась я.

Ну не верилось в подобное благородство! Ему ведь все крыло перекрашивать – процедура дорогая и хлопотная.

– Умерьте свое любопытство в отношении меня, – посоветовал он с ухмылкой. – А то знаете: любопытной Варваре…

Не договорив, Макар сел в машину и захлопнул дверь. Через мгновение автомобиль бодро рванул вперед, подняв клубы пыли. Я закашлялась, прижала руку ко рту и, часто моргая, чтобы избавиться от песка в глазах, выругалась.

Если раньше сосед казался подозрительным, то сейчас он переместился в список одиозных личностей. Испытывая желание крикнуть что-нибудь грубое ему вслед, я побрела следом за машиной, размышляя о том, что же все-таки Макару понадобилось в поселке. Красивый, на дорогой машине, молодой – такие предпочитают отдыхать где-нибудь за границей, в окружении красавиц, а не прозябать в крохотной деревушке, где из развлечений – речка да пчелы. И гуси, которые так и норовят ущипнуть тебя за ногу.

– Мирка!

Зычный голос бабы Клавы был способен поднять роту солдат, а уж вытащить меня из омута мыслей и подавно. Нехотя зайдя во двор, я поднялась по ступеням и, стараясь скрыть досаду, спросила:

– Что, баб Клав?

– Мирка, – прищурилась старушка, заговорив уже обычным голосом. – Чего такая хмурная? Обидел кто?

Испытывая детское желание пожаловаться, я шмыгнула носом и устало ответила:

– Да споткнулась просто, ногу подвернула. Все в порядке.

– Ну-ну, – не поверила проницательная баба Клава. – С соседом-то познакомилась? Только что мимо проехал. Свидеться должны были.

– Лучше б не знакомилась, – в сердцах воскликнула я.

– Не понравился? – коротко осведомилась баба Клава.

Я мотнула головой.

– Наглый очень. Наверняка о себе высокого мнения… Не люблю таких.

«А раньше любила», – прорвался сквозь заслон гнева внутренний голосок. Я же могла только велеть ему замолчать: потому что раньше и вправду любила… Взять хоть Антона.

«Но все это осталось в прошлом», – поспешила я себя успокоить.

– Да? А мне ладным показался, – усомнилась баба Клава.

Глаз у старухи был наметан, так что я подивилась. Неужели Макар и впрямь неплохой человек, а я просто из-за обиды на него взъелась?

– И хорошо, что въехал, негоже дому пустовать, – продолжила баба Клава. – Бирюковы-то в спешке собрались, все побросали, а дому пригляд нужен…

– Почему в спешке? – машинально поддержала я разговор.

Баба Клава усмехнулась.

– Ничего ты не знаешь, Мирка, три недели тута живешь, а слышать и видеть не хочешь. Ну, вспомни-ка, кто у Аньки, продавщицы нашей, в соседях?

– Вера с дочерью, – не сразу вспомнила я имя худой и невзрачной женщины.

Дочь у нее была под стать – бестелесная, точно призрак, молодая девчонка с длинной косой.

– Ну, – кивнула баба Клава. – А с ним-то рядом кто живет?

– Филимоновы? – с надеждой ответила я.

Та нелюдимая семья – трое мужчин, одна женщина. Я даже не знала, кто из них кому кем приходится. Только имя хозяина дома – Кирилл.

– Филимоновы, Кирилл и Марья, крепко с Бирюковыми дружили. Одного возраста, считай, – с упоением причмокнула губами баба Клава, смакуя сплетни. – Раньше Степан в город ездил, бизнес у них был: первый свиней разводил да птицу, второй договаривался да продавал. Марья с Светланой, женой Степана, тоже не разлей вода были. И дети у них вместе бегали. Да только пошла молва-то…

Баба Клава замолчала.

– Какая? – не утерпела я.

– Старший сын Филимоновых, Колька, с возрастом уж больно на Степана стал похож.

Я прикусила губу, представляя, как подобную схожесть восприняли в маленьком поселке. Злые языки похлеще острых ножей будут.

– Ну, копилось-копилось у Кирилла, а в том году не выдержал мужик. Праздновали день рождения Марьи, за столом сидели… Тут разговор и начался. Уж не знаю точно, да только вроде как признала Марья вину-то. Нагуляла парнишку, – поделилась баба Клава. – Скандал был знатный, аж до драки дошло. Дед Григорий бегал разнимать, полицию вызывали… Ой, что было!

Старуха даже помолодела на несколько лет, с воодушевлением рассказывая о распрях соседей. Я вздохнула: вот что скука с людьми делает, будешь рад и крови.

– Бирюковы развелись, дом продали да уехали. Филимоновы остались. Ну, как, двое детей все же, пусть старший и не родной, решили семью сохранить. Вот таки дела, – подытожила баба Клава. – Идем хоть чай попьем, Мирка. Подсобишь мне маленько…

Не спрашивая, она тяжело поднялась и заковыляла в дом. Пришлось подчиниться – отказать пожилому человеку я попросту не могла, так что не только чай попила, но и перемыла всю посуду. Баба Клава тем временем ударилась в воспоминания – вскоре я знала поименно не только всех жителей поселка, но и тех, кто давным-давно уехал.

Сжалилась она надо мной только к вечеру, когда солнце низко опустилось и повисло, задевая брюхом крыши домов.

– Ладно, иди уж, Мирка. Да спасибо за помощь. Хорошая ты девка, пусть и с тараканами, – баба Клава постучала пальцем по виску. – А на соседа не серчай раньше времени. Да, и это…

Она окликнула меня уже у самой двери.

– Купаться не ходи сегодня.

– Да я и не думала, – искренне удивилась я.

– Вот и славно. В такой день от воды следует подальше держаться.

Любопытство мгновенно взяло верх. Рискуя нарваться на еще один часовой рассказ, я все же спросила:

– В какой?

– Ильин, – нравоучительно ткнула пальцем в стену баба Клава.

Я невольно уставилась на календарь – второе августа.

– Почему же нельзя?

– Нечисть прячется от Ильи в воде, – коротко ответила старуха. – Да и заболеть можно. Ой, Мирка!

Она неожиданно рассердилась.

– Бестолковая ты девка, да любопытная! Все тебе знать надо. Сказано же – не ходи.

– Не буду, – пообещала я.

И не солгала – купаться я и впрямь не планировала.

С улицы послышался шум автомобиля. Выглянув, я увидела серый внедорожник, паркующийся прямо перед домом.

– Что там, Костик приехал? – старушка вытянула шею.

Костя, внук бабы Клавы, исправно приезжал раз в неделю – привозил продукты, лекарства, всякую мелочь. Присматривал, в общем. В прошлый приезд я попросила привезти из города кофе и шоколад – с этим в местном магазине туго.

– Костик, – подтвердила я. – Встречайте.

Тут же раздались тяжелые шаги. Войдя в дом, Костя по-хозяйски осмотрелся и, увидев меня, заулыбался.

– Мирка! А ты чего тут? Случилось что?

– Нет, я так, в гости зашла. И тебе привет, – я подошла ближе и, понизив голос, спросила: – Контрабанду привез?

– Привез, как не привезти. Из машины сама заберешь? Пакет на переднем сиденье.

Я кивнула.

– Заберу. Спасибо, Кость.

– Да мне-то за что, – отмахнулся он. – Тебе спасибо, что бабушку развлекаешь. Баб! Собирайся.

Баба Клава выглянула из кухни.

– Да уж не торопи старую, сейчас я, сейчас!

Заметив недоумение в моих глазах, Костя пояснил:

– День рождения у дочки, празднуем завтра в городе. Вот, забираю на праздник. Завтра привезу в целости и сохранности.

– Что же, я вещь тебе, негодник! – закряхтела баба Клава из кухни.

В который раз подивившись слуху глухой старухи, я пожелала им хорошо провести время и, забрав драгоценный кофе и шоколад, вернулась к себе. Жара немного спала, в саду зашелестела ветвями яблоня, – вытянувшись на шезлонге с чашкой, я прихлебывала ароматный напиток и таращилась в небо.

От безделья меня спас глухой стук за забором. Первым желанием было подкрасться и заглянуть между досок, но, помня завуалированную угрозу Макара, я осталась на месте. Когда к стуку прибавилось странный, но знакомый треск, я не вытерпела – вышла на улицу, сделав вид, что прогуливаюсь по дороге.

Меж тем черничные сумерки опустились на поселок, укрывая дома в тени. Запахло жженой древесиной и чем-то едким. Я медленно прошлась вдоль, не забывая правым глазом усердно косить в сторону соседского дома – и, заприметив оранжевый сноп искр, прильнула к забору.

Макар жег… Ковер. Свернутый в рулон, он торчал из бочки, где весело плясало пламя.

«Ну все, – подумала я. – Теперь ясно, что неспроста он сюда приволок этот ковер».

Столь странного способа избавления от паласов мне еще не приходилось видеть. Да и кто в здравом уме бы стал сжигать ковер? Только если не требуется скрыть какие-то следы. Например, кровь…

Ахнув, я попятилась назад и врезалась во что-то острое. «Что-то острое» оказалось девичьим локтем – поморщившись от боли в боку, я рефлекторно подхватила девчонку, не дав упасть.

– Пустите!..

Та забилась в моих руках раненой птицей. Присмотревшись, я узнала дочь Веры – соседки Филимоновых.

– Пустите, он убьет меня, убьет, – бессвязно забормотала девчонка.

– Кто?

Но она не ответила – вырвалась и бросилась прочь, в сторону леса. Я озадаченно смотрела ей вслед, размышляя, стоит ли бежать за дурочкой.

– Мирослава, вам что, тут медом намазано?

Я перевела взгляд с убегающей девушки на Макара. Возвышаясь над забором, он смотрел на меня с недоброй ухмылкой. И, судя по обнаженным широким плечам, был без футболки. Сей факт впечатлил куда больше, чем собственное имя, которое я не называла.

– Я гуляю, – с достоинством ответила я. – Запрещено?

– Нет, почему же, – он пожал плечами, отчего ключицы обозначились четче. – Но вы гуляете по моему участку.

Я опустила глаза вниз и вспыхнула от досады: и правда, стою на его газоне.

– Да? Не заметила, – с царским видом я отошла в сторону. – А вы всегда так ревностно охраняете территорию, Макар?

– Надо же, и имя мое узнали.

– Мое для вас тоже секретом не осталось. Кто сказал?

– Никто, – рассмеялся Макар. – Навел справки.

Если до этого момента сосед был просто хорош, то смех сделал его неотразимым. На правой щеке обозначилась ямочка, на которую я засмотрелась, в глазах заблестели лукавые искры. Чувствуя себя школьницей на дискотеке со старшеклассниками, я пробормотала:

– Интересовались, значит.

– Не только вам же приглядывать за другими, Мирослава.

Меня передернуло. Терпеть не могу полный вариант своего имени – так ко мне обращался отец в минуты разочарования в собственном ребенке.

– Мира.

– Хорошо, Мира, – покорно согласился Макар. – Так что? Завтра мне ожидать вас в гости?

Я оторопела.

– В смысле?

– Вчера вы крутились возле забора, сегодня вот перед калиткой бродите, – пояснил Макар. – Завтра, стало быть, и внутрь пролезете.

– Больно надо, – фыркнула я. – Не берите на себя много, Макар – не унесете ведь.

– Думаете?

Он схватился за забор и, легко подтянув тело, перепрыгнул его. Я вытаращила глаза – перед мной разворачивалась сцена из кино: полуобнаженный красивый мужчина, с ловкостью преодолевающий препятствия… Не хватало только злодея и перестрелки.

«О чем ты думаешь, Мира», – одернула я сама себя и тут же нашла оправдание: подобное игнорировать сложно. Тем более что Макар с гнусной ухмылочкой шагнул ко мне, не давая забыть о своем существовании.

– Любите красоваться? – спокойно спросила я. – Это все фокусы, или будет что-то еще? Сальто, хождение на руках?

– Любите поострить? – в тон мне ответил Макар. – Я хоть и простил вашу выходку, но не забыл о ней, Мира.

– Вот уж низко – напоминать о собственном благородстве, – насмешливо пропела я. – До свидания, Макар. Хорошего вам вечера.

Стараясь не сорваться на бег, я развернулась и поспешила в сторону дома. Внутри все мелко подрагивало, сердце взволнованно билось. После расставания с Антоном я чувствовала себя растоптанной – казалось, ни один мужчина в мире не заставит меня испытать ничего, кроме равнодушия, однако Макару удалось совершить невероятное: я ощутила злость, азарт и желание щелкнуть его по носу.

– Как же надоели эти самоуверенные нахалы, – пробубнила я, толкнув калитку. Та со скрипом отворилась. – Так и хочется поставить на место…

Пыхтя, как чайник, я поужинала и вернулась на шезлонг с книжкой в руках. За соседским забором было тихо. Прочитать удалось только одну главу – сумерки сгустились, и буквы расползлись по листу, превратившись в сплошное чернильное пятно.

Я сходила в душ и собралась с легкой душой лечь спать, но перед этим еще раз вышла в сад – убедиться, что сосед не промышляет чем-то нехорошим. Костер в то время уже догорел, от ковра – и злодеяний Макара – остался только пепел.

Решив завтра поговорить с бабой Клавой, я направилась в дом, но была остановлена тихим возгласом:

– Извините…

Я повернулась. За забором стояла Вера – соседка Филимоновых и Аньки-продавщицы. Ее узкое лицо испортил страх, голос подрагивал.

– Вы мою дочь не видели?

Ушибленный бок заныл. Я машинально потерла его и кивнула:

– Видела. Часа… Три назад? Она бежала в сторону леса.

Вера коротко вскрикнула и зажала рот рукой.

– Что такое? – теперь уже и я насторожилась. – Не вернулась домой?

– Как вы… А, впрочем, неважно, – Вера сгорбилась, став ниже ростом. – Не вернулась. Гляжу – в комнате ее нет. Пошла искать…

Она посмотрела в сторону леса с ужасом. Темный, выглядящий неприступным и неприветливым, он угрюмо высился на краю черной горой.

– Подождите, вместе поищем вашу дочь, – предложила я. – Только переоденусь.

Вера молча кивнула. Наспех отыскав джинсы, я набросила на плечи тонкую ветровку в качестве спасения от острых ветвей и комаров, прихватила телефон и вернулась на улицу, с неудовольствием заметив стоящего рядом с Верой Макара.

– Давно пропала?

– Часа три-четыре, – прошелестела Вера. – Ушла, не сказала куда. Время уже позднее, ночь…

– Она в сторону леса пошла, – сказала я, приблизившись. – Видела ее, когда… кхм.

Я кашлянула, но все же закончила:

– Когда прогуливалась.

Макар ничего не сказал – ни насмешки, ни подтрунивания я не услышала. Вместо этого он приказал:

– Будите местных, Вера. Мужчин. Пусть помогают. Надо поделить территорию на квадраты и искать.

– Да как же это, – запричитала женщина. – Как же…

Макар посмотрел на меня. Проникшись его грозным голосом, я вытянулась в струнку и подавила желание отдать честь.

– Мира, вы идите с Верой, помогите. Прогуляйтесь по деревне, поищите у знакомых, друзей.

– Она в лес ушла, – тихо возразила я. – Надо там искать.

– Могла вернуться. Или вы за всеми бдительно следите? – процедил Макар. – Гарантируете, что она не могла проскочить мимо вашего дома незамеченной?

– Нет, – выдавила я.

– Тогда идите, – смягчился Макар. – Вера!

Женщина, обнимающая себя за плечи, встрепенулась и с надеждой посмотрела на него.

– Вера, вы меня понимаете? Будите односельчан, – четко произнес Макар. – Быстрее!

Окрик подействовал как удар кнута – Вера вздрогнула, а затем бросилась вперед, параллельно подбегая к домам и стуча в двери. Дурное предчувствие охватило меня с ног до головы – несмотря на теплую летнюю ночь, стало зябко.

– Я дойду до леса, посмотрю, что там и как, – сообщил Макар.

Я бросила взгляд на темные окна жилища бабы Клавы – как же невовремя она уехала в город!.. Была бы тут, сразу бы сказала – возвращалась ли девчонка обратно, или нет…

Сообразив, что Макар уже ушел в сторону леса, я бодрой рысцой догнала его.

– Мира, – он остановился. – Почему вы такая непонятливая?

– С вами пойду, – я прищурилась. – Во-первых, вы места не знаете. Во-вторых, вдвоем меньше шансов заблудиться. В-третьих…

– Идем уже, – грубо перебил он. – Держитесь рядом.

Мы засеменили бок о бок. Вернее, Макар шел, а я семенила, пытаясь подстроиться под его широкий шаг. Когда свет окончательно уступил тьме, я включила фонарик на телефоне и, подсвечивая дорогу, спросила:

– Почему вы отправили Веру будить жителей? Может, ее дочка задержалась у друзей.

– Вы сами-то в это верите? – раздраженно поинтересовался Макар.

Я прикусила язык. Оптимизм советовал мне верить в лучшее, однако интуиция упорно твердила – дела плохи.

– Там дальше пасека, – сказала я через пару минут молчания. – Деда Григория. За ней лес… Тропинка к озеру ведет.

– Что за озеро?

– Глубокое и холодное. Я купалась там, – зачем-то доверительно сообщила я. – А сегодня баба Клава сказала мне, что купаться не стоит…

От страха и волнения я несла всякую чушь – говорила, лишь бы не идти в мертвой тишине, ведь тогда мысли становились громче. А слушать их я не желала.

– Холодное, – повторил Макар и чертыхнулся, перейдя на «ты». – Веди.

Я молча прибавила шагу. Слабый свет фонарика выхватил из темноты деревянные крохотные домики – точно моровые избы, они стояли в ряд на тонких опорах. Я снова поежилась. На ум пришли слова бабы Клавы – предостережение, которому я не придала особого значения, а сейчас мне страсть как не хотелось идти к воде.

«Но девочка, – напомнила я. – Могла потеряться в лесу, упасть и потерять сознание… Надо помочь».

Пасека сменилась лесом, который и при дневном свете выглядел зловеще, а уж в ночи… Я недовольно засопела и на всякий случай почти вплотную приблизилась к Макару.

– Страшно? – шепотом спросил он.

Не услышав в его вопросе издевки, я так же тихо ответила:

– Не по себе. И как раньше наши предки выживали без электричества…

Справа раздался какой-то треск. Я взвизгнула и схватила Макара за руку, но промахнулась и вцепилась в бок.

– Ты бы еще на меня запрыгнула, – послышался над ухом смешок. – Это всего лишь ветка, Мира. Нет там никого.

От его тела приятно веяло теплом, а меня колотил озноб. С сожалением отстранившись, я буркнула:

– Ну извини. Я обычно по лесам ночами не хожу.

– Так и оставалась бы в деревне.

Проигнорировав справедливое замечание, я бодро потрусила по тропинке. Недавний испуг сменился желанием доказать, что я тоже не лыком шита и вполне могу быть полезной.

– Озеро уже близко. Минут пять еще.

– По сторонам смотри, – велел Макар. – Мало ли…

Я послушно завертела головой, время от времени направляя фонарик в непролазные дебри. Света катастрофически не хватало – современное устройство не справлялось с темнотой, окутавшей лес.

– Постой, – окликнул Макар.

Я тут же замерла. Послышался треск, сдавленное ругательство – Макар нырнул куда-то в кусты, откуда вскоре появился с угрюмым видом.

– Пошли обратно.

– В смысле? – не поняла я. – А поиски? До озера еще не дошли.

– На озеро нам уже не надо.

Я похолодела и одними губами спросила:

– Что там?

Макар только мотнул головой. Пребывая на грани ужаса, я шагнула в кусты…

Он поймал меня за руку, сжал запястье.

– Лучше не стоит, Мира.

– Пусти, – упрямо выговорила я. – Пусти, все равно посмотрю.

Чужие пальцы, стискивающие запястье на манер браслета, разжались. Дрожащей рукой направив фонарик в гущу леса, я осторожно раздвинула ветви. Из горла вырвался то ли стон, то ли крик – увидев белеющее в темноте тело, я покачнулась и начала опускаться на колени. Ноги отказались держать меня при виде толстой косы, обмотанной вокруг тонкой шеи, распахнутых невидящих глаз и раззявленного в вопле рта…

Макар подхватил у самой земли, не дал упасть. Я бессильно повисла в его руках.

– Говорил же, любопытство – плохая черта. Идти можешь?

Я кивнула. Меня трясло, зуб на зуб не попадал, спина неприятно взмокла. Макар же демонстрировал чудеса хладнокровия, словно увидел нечто обыденное, а не…

Меня снова пробрала дрожь. Совсем юная девушка, – я же разговаривала с ней, держала ее за руку, а сейчас она стала просто телом. Это казалось невозможным, немыслимым…

Я вдруг вспомнила ее имя, прячущееся в закромах памяти – Олеся. Ее зовут… Звали Олеся.

– Пойдем.

Макар забрал телефон из моих рук и силой повел по тропинке назад в поселок. Навстречу нам двигались огни – местные, осмотрев улицы, приняли решение идти к лесу. Среди них я с ужасом увидела Веру и остановилась.

– Я не могу, – жалобно прошептала я. – Не смогу сказать ей…

– Тише, – Макар вдруг ласково коснулся моих волос. – Я сам скажу.

Он не отпускал моей руки, крепко сжимая пальцы в теплой ладони. Вместе мы добрались до местных, где Макар, отведя нескольких мужиков в сторонку, принялся рассказывать им о случившемся.

Я встала поодаль, опустив глаза вниз – смотреть на Веру было страшно. Она не услышала, о чем они говорили, но, видно, все поняла – закричала жутко, по-звериному, упала на землю. Стоящие рядом женщины кинулись ее поднимать, раздались уговоры и причитания.

Я сделала шаг назад, второй, третий… Чужая боль рвала душу, впивалась когтями и безжалостно хохотала в лицо. Не в силах более выносить надрывный плач, я развернулась и поспешила к дому.

Глава 2

Полиция прибыла в Лазурное на рассвете, когда небо на востоке окрасилось в бледно-розовый – точно кровь, смешанная с молоком. Над поселком клубился туман, трава сверкала от утренней росы. Стояла тишина – ни крика петуха, ни блеяния коз, ни ритмичных звуков топора. Лазурное притихло, потрясенное ужасным происшествием.

– Итак, обо всем по порядку, – скомандовал до отвращения бодрый участковый – тучный немолодой мужчина, представившийся как Игорь Степанович. – Имя, фамилия, отчество.

– Громова Мирослава Александровна.

– В чьем доме проживаете?

– Это дом моей тетушки, Лидии Громовой. Приехала на лето, – устало ответила я.

Жутко хотелось лечь в кровать и проспать неделю. После эмоционального взрыва все чувства будто покинули меня, остались лишь усталость и равнодушие.

– Сколько вы уже здесь?

– Три недели. Четвертая пошла.

– С Олесей Измайловой были знакомы?

– Виделись пару раз. Лично – нет. Я наткнулась на нее на улице вчера вечером, – принялась снова объяснять я.

Следователь – щуплый паренек с жидкими усами – сидел рядом и высокомерно осматривал гостиную. Мне он сразу не понравился: молодой, неопытный, но на это можно закрыть глаза, если бы не откровенная глупость, которую следователь демонстрировал во всей красе.

В их паре он играл роль плохого полицейского – когда официальная часть допроса закончилась, Никита Михайлович Коротков вдруг заявил:

– Значит, алиби у вас на момент убийства нет.

Я вздрогнула всем телом. До этого момента в мою голову как-то не приходила мысль об убийстве. Конечно, я понимала, что Олеся не сама решила покинуть этот мир, но будничная фраза об убийце, находящемся где-то рядом, током прошлась по оголенным нервам.

– Алиби?

– Алиби, Мирослава Александровна.

– Я разговаривала с соседом после того, как Олеся убежала в лес. Потом пошла к себе. Макар это видел, – стараясь сохранять спокойствие, ответила я. – Так что алиби у меня есть.

– Ну не знаю, – противно протянул Коротков. – Могли же потом выйти из дома и пойти за Измайловой.

– Да зачем мне это? – не выдержала я.

– Может, кавалера не поделили. Или поругались, – пожал плечами следователь. – Откуда мне знать? Следствие разберется.

Я вытаращила глаза, поражаясь абсурдности происходящего. Возникло желание позвонить отцу, но, вспомнив причину нашей ссоры, я затолкала его куда поглубже.

– Как ее убили?

– Пока не совсем ясно, – охотно ответил участковый. – На голове след от удара чем-то тяжелым, на шее – следы удушья.

Коротков пронзил словоохотливого коллегу гневным взглядом и отрезал:

– Поселок не покидать. Будем разбираться.

Я кивнула. А что мне оставалось делать? В одном я уверена точно – к смерти Олеси я не имею никакого отношения. Если только…

Чувство стыда разлилось внутри. Она же кричала что-то о том, что ее убьют… Если бы я пошла за ней, Олеся могла быть жива.

Я коротко, рвано выдохнула. Нет, стоп. Откуда мне было знать, что это не преувеличенное высказывание? Да и за Олесей никто не гнался. Тем не менее, я поведала следователю о ее словах, чем вызвала еще большее подозрение.

– Странно, что вы вспомнили об этом только сейчас. Интересно складывается, Мирослава Александровна. Да еще и намек на то, что убийца – мужчина, а не женщина. Себя пытаетесь выгородить?

Я уставилась на Короткова. Когда он говорил, жиденькие усы шевелились, что придавало ему сходство с мерзким тараканом.

– Вы это серьезно, Никита Михайлович? Я пытаюсь помочь следствию.

– Или запутать его.

Не выдержав, я вскочила на ноги. Следователь, равнодушно взглянув на мои сжатые кулаки, обронил:

– А вот этого не надо. Излишняя эмоциональность ни к чему хорошему не приведет. Всего доброго, Мирослава Александровна.

Я бессильно выдохнула и опустилась обратно в кресло. Бросив на меня участливый взгляд, Игорь Степанович гуськом направился вслед за коллегой. Снаружи раздались голоса: местные собрались возле моего дома в ожидании новостей, так как я была последней из опрашиваемых.

Мне выходить на улицу не хотелось, но я все же выглянула наружу. Жители обступили стражей закона плотной толпой: говорили наперебой, спрашивали, сокрушались. Я насчитала человек двадцать, не считая детей, хотя раньше казалось, что в Лазурном живет от силы десятка полтора.

– Мама, а полицейские со мной поговорят? – смуглый паренек лет одиннадцати в красной кепке безостановочно дергал рыжеволосую женщину за юбку. – Мам, меня будут допрашивать?

– Вадик, уймись уже, – прошипела она. – Стой спокойно, или отправишься домой.

Вадик обиженно замолчал и принялся ковырять носком кроссовки кусты примулы. Я хотела было возмутиться, но после махнула рукой: тетушка переживет, а вот замечания сейчас вряд ли уместны.

Жители были поражены случившимся – за неимением подозреваемых все стали припоминать друг другу былые грехи. Робкий гомон перерос в настоящий гвалт. Вернувшись в дом, я легла спать, желая, чтобы этот дурной день, тянувшийся бесконечно, наконец закончился.

Жара вынудила проснуться к вечеру. Простыни липли к телу, в комнате было невыносимо душно. Бесцельно пролежав еще полчаса, я наконец встала, приняла душ и направилась к бабе Клаве.

Старушка сидела на своем почетном месте, зорко осматривая окрестности. При виде меня она оживилась, отложила в сторону клубок пряжи и спицы.

– Мирка, что делается-то! – вместо приветствия объявила баба Клава. – Господь всемогущий! Олеську убили, да видать, из наших кто-то!

– Может, приезжий какой, – усомнилась я.

Баба Клава покачала головой.

– Какой еще приезжий? Все на виду, новых не было. На чужую машину сразу б внимание обратили. Нет, из наших кто-то, змея подколодная, ирод окаянный… Притаился тут! У, нечисть!

Она погрозила невидимому врагу сухоньким кулачком.

Я присела в соседнее кресло и коротко спросила:

– На кого думаете?

– На кого думаю, не так важно. Важно, на кого факты указывают, – откликнулась баба Клава. – Олеську сначала по голове ударили, а потом задушили. Для этого сила нужна.

Я вспомнила худую, бестелесную девушку и хмыкнула. С ней и подросток справиться мог.

– Методом исключения пойдем, – баба Клава принялась загибать пальцы. – Анька не могла – она весь день в магазине. Туда местные часто заходят, заметили б пропажу продавщицы. Чтоб до леса дойти и обратно вернуться – минимум час надобно. Меня в поселке не было. Кирилл Филимонов с утра уехал в город, вернулся поздно, уже к темноте. Его и Анька видела, он к ней в магазин забег, и сама Вера – она как раз зашла, чтоб про Олеську спросить.

– Разве не мог он с другой стороны машину оставить, напасть на Олесю, а потом вернуться?

Баба Клава насупилась.

– Дура ты, Мирка. Карту Лазурного хоть глядела?

Я подивилась.

– Нет, зачем мне?

– Поселок с трех сторон лесом окружен, четвертую река отделяет. Дорога одна, через мост, больше нигде на машине не проехать. Местные бы автомобиль-то возле моста заприметили. Да и сам Кирилл сразу сказал: по камерам можно проверить. В городе он был, точно это.

– Предположим. Кто еще вне подозрений?

– Эти, семьи две, приезжие, – с неприязнью буркнула баба Клава. – Возле Аньки которые живут. Решили барбекю устроить, тьфу на них. Собрались вместе во дворе – весь вечер на виду друг у друга были. И взрослые, и дети. Григорий еще…

– А дед Григорий почему?

Баба Клава посмотрела на меня с жалостью.

– Тю, дак Олеська же крестница его! Разве ж он мог так не по-людски поступить?

– Не поверите, на что способны некоторые люди. Уж я на работе насмотрелась.

Сказав последнюю фразу, я почувствовала, как горло перехватило. О любимой работе – теперь уже бывшей – вспоминать не хотелось.

К счастью, баба Клава пропустила мою реплику мимо ушей.

– Григорий слаб уже, старше меня. Куда ему душить-то… Не мог он.

– Ладно, – согласилась я. – А остальные?

Баба Клава призадумалась.

– Ну, тебя-то тоже можно исключить. Не похожа ты на убийцу-то.

– Вот уж спасибо.

– Обиделась? – старушка хитро прищурилась. – А не ты ли давеча сказала, что любой мог убить?

– Так я не местная, Олеську вашу видела раза три от силы. Чего мне с ней делить?

– Если поразмыслить, то никому она зла не делала. Тихая, покорная девка. Верка за ней смотрела в оба глаза, никуда не пускала. Косу вон какую заставила отрастить, – хмыкнула баба Клава. – Чисто Аленушка.

– Сколько лет было Олесе?

– Девятнадцать годков стукнуло.

– И ни одного ухажера? – удивилась я.

– А какие здесь, в Лазурном, ухажеры? – справедливо подметила баба Клава. – Только если сыновья Филимоновых. Старший, Колька, ну, нагулянный который, да младший – Наум.

«Ну и имечко», – вздохнула я.

Впрочем, мой отец тоже был оригиналом – ждал сына, уже и имя подготовил, а родилась я. Пришлось Мирослава переделывать в Мирославу, чем я не очень была довольна. Ладно хоть Славкой не кликали, уже радость.

– Выходит, подозреваем мы Филимоновых – сыновей и Марью. Лопаткиных – чудаки, да больно странные, – пожевав губу, сообщила баба Клава. – Вроде с виду безобидные, а такие потом маньяками оказываются.

Лопаткины – пожилая пара – переехали в Лазурное два года назад. Парочка и впрямь была странной: уважаемые люди, он – профессор, она – врач, вдруг бросили все и купили скромный домик в поселке, где с тех пор бродили по улицам, нюхали одуванчики и восторгались здешними красотами.

– Андрейка тоже, – продолжила баба Клава, но засомневалась. – Мужик-то он приличный… Нет, не мог.

– Что за Андрейка?

Про жителя с таким именем я слышала впервые, хотя, казалось бы, из бесконечных сплетен старухи должна уже знать не только местных, но и их родственников до седьмого колена.

– Возле леса живет, со стороны моста. Охотник, – нехотя рассказала баба Клава. – Сын у него пропал, давно еще. Так и не нашли. Андрей знает, каково это – ребенка потерять. Не стал бы Олеську трогать.

– Допустим. Еще кто?

– Родители Анькины, Варвара и Семен, – старушка с удовольствием сдавала имена соседей. – Говорят, дома оба были, да кто ж знает? Жена мужа завсегда прикроет. Антонина, она одна живет, правда, сейчас к ней внучку на лето привезли. Ивановы…

Баба Клава с неудовольствием посмотрела направо, где высился добротный двухэтажный дом. Именно в нем проживала семья с пятью детьми, которую я обходила стороной, боясь, что ватага ребятишек окончательно отобьет желание обзаводиться потомством.

– Толя, Антон и Люда.

– И кто кому кем приходится?

– Антон брат Толика, – пояснила баба Клава. – Бездельник. Людка – жена. Пятеро детишек у них, старшему то ли десять, то ли восемь.

Я мысленно подсчитала количество подозреваемых – четырнадцать человек, из них шесть женщин и восемь мужчин, включая немощного деда Григория, почти святого Андрея и пожилую Антонину. И это не считая Кирилла Филимонова, чье алиби предстояло подтвердить, а также Макара.

Несмотря на то, что сосед въехал в дом буквально позавчера, я не спешила сбрасывать его со счетов. Одна история с ковром чего только стоит! Вспомнив, что хотела посоветоваться с бабой Клавой, я открыла рот, но не успела сказать ни слова, потому что на веранду пожаловал Макар собственной персоной.

– Добрый вечер, Клавдия Андреевна. Мира, – он послал каждой по улыбке, способной растопить снег зимой. – Не помешаю?

«Еще как», – подумала я, но сцепила зубы и промолчала.

– Ну что ты, Макар, проходи, садись, – запела соловьем баба Клава.

Я удивленно воззрилась на старушку. Подобную любезность она не проявляла даже в общении с внуком.

Макар огляделся, но из двух плетеных кресел на веранде заняты были оба. В одном величественно восседала баба Клава, в другом умостилась я, с интересом наблюдающая за тем, как незваный гость будет выкручиваться.

Макар поступил просто – запрыгнул на перила, да так легко, что любой кот позавидовал бы. Насмешливо взглянул на меня – вкупе с улыбкой и растрепавшимися волосами этот поступок придал ему хулиганский вид.

Я поджала губы, не собираясь играть в гляделки, и поднялась со своего места.

– До свидания, баб Клав, – скороговоркой протараторила я и быстро, пока никто не опомнился, сбежала по ступенькам.

Лишившись ценного источника информации по вине подозрительного соседа, я направилась в местный магазин. Любой ребенок сызмальства знает – все сплетни, слухи и прочие новости всегда обсуждаются у прилавка.

Анька скучала, разрисовывая поля газеты – из-под ее руки выходили кривенькие цветочки и загогулинки. Волосы, сожженные краской, топорщились агрессивными завитушками, розовое платьице в цветочек больше подходило школьнице, как и пластмассовые сережки в виде клубничек.

– Мира, – она обрадованно откинула газету в сторону. – Чего тебе? Сахар закончился?

Я оглядела скудный товар, выставленный на витрине. Изысков тут не водилось – крупы, консервы, соль, сахар, спички, сигареты и прочие товары длительного хранения. Сбоку от гречки сиротливо лежали несколько упаковок вафельного торта.

– Давай торт.

– Триста двадцать рублей, – Анька щелкнула кассой, отсчитала сдачу и сунула мне помятую коробку. – Сладенького захотелось?

В ее глазах бушевали тоска и желание посплетничать – видно, посетителей сегодня было мало. Напуганные жители закрылись в домах, обсуждая произошедшее в семейному кругу. А, может, опасались стать следующей жертвой убийцы.

– Захотелось. Да только одной торт есть неприлично, – я потрясла коробкой. – Чай заваришь?

Анька расцвела на глазах, как майская роза.

– Это мигом, – заверила она, и метнулась в подсобку.

Через пару минут мы уже чинно пили чай из щербатых кружек. Нарезанный торт, больше похожий на недоразумение, чем на кондитерское изделие, гордо лежал на тарелках.

Я откусила кусочек, молясь, чтобы все зубы остались целыми, и осторожно спросила:

– Как там Вера? Держится?

Анька, словно только этого и ждала, мгновенно вывалила на меня все последние новости.

– Держится, куда деваться? Но плохо ей, ой как плохо! Мать моя с самого утра с ней, успокаивает, боится, как бы с сердцем плохо не стало. А как тут не станет? Единственный ребенок, любимый, гордость…

Анька болтала без умолку. Вскоре я уже знала, что Вера забеременела рано, в восемнадцать, а от кого – осталось тайной, сокрытой за семью печатями.

– В то лето Андрей, охотник, рабочих нанимал, поговаривали, с одним из них она любовь-то и крутила, – деловито поделилась Анька. – А потом он укатил, а Верка с животом осталась.

Девочку Вера назвала Олесей и воспитывала в строгости: не желала дочери такой же судьбы. На гулянки не пускала, следила за кругом общения, запрещала краситься и носить короткие юбки.

– Мне уж ее жалко было порой, – Анька сочувственно вздыхала. – Красивая ведь девка, ладная, если приодеть! Я сколько раз предлагала – ни в какую! Все платья до пят, непременно с длинным рукавом. И это в такую жарищу!

– Олеся не бунтовала?

– Нет, – Анька затрясла головой и ее кудряшки запрыгали, – куда ей. Тише воды, ниже травы.

– Девятнадцать лет, самая пора влюбиться…

– А я о чем, – с жаром подхватила Анька. – Но Олеська из дому-то лишний раз не выходила. Ума не приложу, кто ее мог убить. Она же безобидная, точно котенок.

Я нахмурилась. Стало быть, Вера дочь держала в черном теле: ни развлечений, ни прочих подростковых радостей. Если в окружении девушки не было мужчин, то про кого же она тогда говорила? Ведь Олеся четко сказала – «он меня убьет».

– Полиция что говорит? Есть какие-нибудь догадки?

Анька замахала руками.

– Да какие догадки! Наш участковый, Игорь Степанович – ну, ты его видела, ничего крупнее пропажи козы в жизни не расследовал. А молодой этот недавно на службу поступил, первое дело его.

Я пригорюнилась. Да, такими темпами расследование будет вестись вечно. И в самом деле отцу что ли позвонить…

Представив разговор с дражайшим папенькой, я содрогнулась. Нет, отец в лепешку расшибется, но сделает все, о чем я прошу – беда в том, что просить совсем не хотелось. Ровно как и разговаривать. Трех недель в Лазурном оказалось слишком мало, чтобы успокоить бушующую внутри обиду.

Пока я размышляла, как лучше поступить, дверь магазина скрипнула. Тонко звякнул колокольчик. По моей спине пробежали мурашки – еще не обернувшись, я уже поняла, кто пожаловал.

Анька мигом вскочила на ноги, выпятила грудь, туго обтянутую розовым хлопком и кокетливо надула губы.

– Доброго вечерочка, Макар! Тебе сигарет?

– Нет, Аня. Кофе есть?

– Только чай.

– Давай чай, – согласился Макар.

Анька убежала в подсобку, гремя там чем-то. Отметив, как быстро они перешли на «ты», я повернулась. Макар дружелюбно улыбнулся, спросил:

– Чаевничаете?

– Ага, – ответила я.

– Как торт, вкусный?

– Нормальный.

– Мира, я…

Он шагнул ко мне с явным намерением что-то сказать, но из подсобки вернулась Анька, победно неся упаковку черного чая. Я ухмыльнулась и, пока Макар расплачивался, помахала Аньке и вышла из магазина.

Улица была пуста: желтая пыльная дорога уходила вверх, в горку, пышным цветом раскинулись по бокам гортензии и космеи, высаженные заботливой рукой. Мне удалось пройти совсем немного, как за спиной раздались торопливые шаги.

Макар догнал меня в два счета, поравнялся и сбавил темп. Я молчала, предоставив ему возможность начать говорить самому.

– Мира, ты меня избегаешь?

– С чего бы? – равнодушно спросила я.

– Я же не слепой, – резко ответил он. – В чем дело? Вчера…

Я вспомнила, как заботливо он держал мою ладонь и перебила:

– Вчера случилось несчастье, Макар. То, что мы оказались рядом, ничего не значит. Я не против поддерживать добрососедские отношения, но в гости приглашать не буду, уж извини.

– Да я и не напрашиваюсь, – усмехнулся Макар. – Куда же делось твое любопытство? Или это такая тактика: сначала привлечь внимание, а потом скрыться из виду?

Я аж поперхнулась от возмущения. Он что, принял меня за какую-то хищницу, охотящуюся за кошельками потолще?

– Иди ты, – бросила я сквозь зубы и зашагала быстрее.

Макар догнал меня, схватил за руку.

– Извини. Я не то хотел сказать.

– Но сказал.

– Извини, – повторил он.

Видно было, что слова давались ему тяжело. Не привык извиняться, значит. И смотрел на меня исподлобья, так, будто желал придушить на месте.

Я смотрела в ответ с не меньшим гневом, но вскоре сдалась, сменив его на милость.

– Ладно. Руку отпустишь?

Макар ослабил хватку, но перед тем, как окончательно разжать пальцы, скользнул ими по моей ладони. Ненавязчивое, нежное прикосновение, словно еще одна попытка сказать «мне жаль».

– Ты домой?

Я собиралась на речку, но говорить этого, разумеется, не стала, отделавшись кивком. На языке крутилось множество вопросов, которые мне бы хотелось задать Макару: например, что за ковер он жег, или почему вдруг стал активно интересоваться жизнью в поселке, посещая главных сплетниц, но я подозревала, что правды от него не дождаться.

Однако молчание давалось мне тяжело, поэтому я самым что ни на есть светским тоном поинтересовалась:

– Надолго в Лазурное?

– На пару недель. А ты?

– Тоже. Отпуск?

– Да. У тебя?

– Тоже.

«Вот и поговорили», – усмехнулась я, не сомневаясь, что оба солгали. Впереди уже показалась крыша тетушкиного дома, когда Макар спросил:

– Эта девочка, Олеся… Ты ее знала?

Я насторожилась.

– Видела пару раз издалека.

– Безумно жаль ее, – сказал Макар, но в голосе у него не было ни капли сочувствия.

Это до того меня разозлило, что я ответила:

– Правда? Как-то не похож ты на горюющего.

– Мне что, слезы лить? – усмехнулся он.

– А ты умеешь?

В словесной пикировке мне не было равных – сказывались годы общения с отцом, занимающим генеральский чин. Но и Макар уступать не желал – взглянул так, что кровь застыла в жилах.

– Не устала еще в остроумии упражняться?

– Не устала, – по-детски парировала я. – А ты не устал вокруг да около ходить? Говоришь, отдохнуть в Лазурное приехал?

Макар недобро прищурился, но меня уже понесло по кочкам.

– Может, местные и не знают, сколько твоя машина стоит, да вот я прекрасно осведомлена.

– Иметь дорогую тачку – преступление?

Я пожала плечами.

– Не преступление. Да только когда автомобиль дороже дома, невольно возникают вопросы: зачем тому, кто в состоянии построить себе особняк или купить билет на острова, приезжать в богом забытый поселок?

– Кто бы о деньгах рассуждал, – противно ухмыльнулся Макар. – Сама-то на чем приехала?

Моя машина стояла во дворе, припаркованная под навесом – новенькая, блестящая иномарка. Подарок отца на двадцатипятилетие.

Я скрипнула зубами, догадываясь, каким образом Макар узнал мое имя. Автомобильные номера… Узнать владельца в век современных технологий – плевое дело.

Значит, и про отца Макар знает. И про скандал…

– Приятно было поболтать.

Развернувшись, я чеканным шагом направилась к дому, спиной чувствуя насмешливый взгляд. Несмотря на то, что последнее слово осталось за мной, в перепалке я абсолютно точно проиграла.

Через минут десять, осторожно выглянув в окно, я убедилась, что горизонт чист – ни подозрительных соседей, ни кого-либо другого. Спешно натянула купальник, сверху надела свободный сарафан – ярко-желтый, в подсолнухах – и вышла на улицу.

Мой путь лежал к речке, которую я не особо жаловала – мелкая, с быстрым течением и крутыми берегами, она была излюбленным местом сбора всех местных детишек. По вечерам там собирались и взрослые: жарили мясо, выпивали, словом, культурный русский отдых.

Я подобную романтику не любила, оттого держалась в сторонке, за что и поплатилась: придя на речку, ощутила себя белой вороной. Дети с гиканьем носились по песку, парочка мальчишек плескалась в воде, какой-то мужчина в серой футболке и пляжных шортах утомленно прихлебывал пиво из бутылки, устроившись на раскладном стуле. Время от времени он подавал голос, изрекая что-то вроде:

– Егор, а ну вылазь, губы синие. Мишка, хватит мутузить брата! Как черти, ей-Богу.

Я осмотрелась, выискивая мальчика в красной кепке, который утром нещадно истоптал тетушкины примулы. Вадик обнаружился в компании друзей – пацан такого же возраста и девочка чуть помладше, в нарядном платьице.

Напустив на себя непринужденный вид, я прогулочным шагом приблизилась к ним и окликнула:

– Вадик…

Парень завертел головой. Увидев меня, насторожился, задвинул девочку за спину и хмуро спросил:

– Вы мне?

– Тебе, тебе, – заверила я тоном лисы Алисы и подкралась ближе. – Поговорить хочу.

– Мне мама не разрешает с незнакомцами разговаривать.

«Похвально», – впечатлилась я. Когда у меня будут дети, надеюсь, они будут такими же послушными и осторожными.

– Так давай познакомимся. Меня Мира зовут, я соседка бабы Клавы, живу напротив.

– Вадик, – буркнул он. – Чего надо?

Я посмотрела на ребят, стоящих рядом.

– Наедине можем поговорить?

Тень озабоченности на лице Вадика сменилась легким испугом.

– Вам что надо? Я сейчас дядю Толю позову…

«Дядя Толя – это мужик в серой футболке с пивом, – сообразила я. – Верно, присматривает за детьми на речке».

– Послушай, Вадик, – теряя терпение, сказала я. – Мы в людном месте, у всех на виду. Я тебя никуда не зову, просто хочу задать пару вопросов по поводу вчерашнего.

Вадик оказался сообразительным, чем меня порадовал – повернувшись к ребятам, попросил их отойти. Те беспрекословно послушались.

– Вы про девушку ту, да? Которую убили, – хмуро уточнил он. – Про нее хотите поговорить?

Я кивнула.

– Утром ты спрашивал, будут ли полицейские с тобой беседовать. Просто так или есть, что рассказать?

– А вам зачем?

– Веду расследование, – ответила я и внезапно поняла, что да, так оно и есть.

Я была последней, не считая убийцы, кто видел Олесю. Мне же и адресовались слова о том, что кто-то собирается ее убить, а я не придала им значения. Результат моей беспечности – убитая девушка, которой бы еще жить и жить.

Чувство вины грызло меня изнутри, и этот голос ничем не заглушить. Может, когда убийца будет найден, он наконец утихнет.

– Вы из полиции?

– Нет, – лгать я не стала. – С телевидения. Готовлю передачи про маньяков и убийц, провожу расследования, освещаю то, о чем умалчивает следствие.

– А вы не врете? – по-детски спросил Вадик. – Чем докажете?

– Сначала ответь на мой вопрос. Почему хотел, чтобы с тобой следователь поговорил?

– Потому что мне есть, что рассказать. Я одну тайну знаю, – медленно произнес Вадик. – И хочу поделиться. Вдруг это поможет. Жалко же…

Он шмыгнул носом и отвел взгляд. Несмотря на неуверенный тон, Вадику я поверила безоговорочно. И в то, что ему жаль Олесю – тоже.

– Жди здесь, – велела я. – Принесу доказательство.

Быстрее ветра я понеслась обратно к тетушкиному дому, загребая пыль. Солнце уже клонилось к земле, и я боялась попросту не успеть до наступления сумерек. Пробежала мимо магазина, миновала пустой дом, в котором никто не жил…

Пробежка далась нелегко – дышала я как загнанная лошадь, а в саду еще и ухитрилась упасть. Боль в колене на мгновение ослепила – зажмурившись, я глухо застонала, перевернулась и осмотрела многострадальную ногу.

Из-за забора показался Макар. Встревоженно оглядев меня, распластавшуюся на земле, он протянул:

– Мира? Что случилось?

Должно быть, Макар сразу понял, как глупо прозвучал его вопрос, и схватился рукой за колья забора, намереваясь повторить излюбленный трюк – перемахнуть через ограду.

– Не смей, – предупредила я, дыша через рот.

Боль все еще была острой, но большие опасения вызывала кровь, бодрой струйкой текущая по ноге. Чертыхнувшись, я сделала попытку встать, но тут же плюхнулась обратно.

– Тебе нужна помощь, – констатировал Макар. – У меня есть аптечка.

– Это ты похвастаться решил? У меня она тоже есть, не беспокойся.

– Надо остановить кровотечение. Сильно болит? – участливо спросил он.

Мне тут же захотелось пожаловаться, а еще лучше – предоставить ему разбираться с раной. Но я стиснула зубы и напомнила себе, что сосед не только подозрительная личность, но еще и лгун.

– Терпимо.

– А чего лежишь тогда?

– Любуюсь газоном, – мрачно буркнула я, проклиная про себя недоверчивого Вадика.

Макар покачал головой.

– Неужели я настолько тебе неприятен, что лучше терпеть боль, чем принять помощь?

«Не в этом дело», – хотела ответить я, но промолчала.

Беда в том, что Макар вовсе не был мне неприятен. Напротив – очень даже, несмотря на откровенную ложь. Но розовые очки на моих глазах разбились совсем недавно, причем сделали это стеклами внутрь, и я боялась совершить ту же ошибку, что и с Антоном.

– Со мной все порядке, не волнуйся. У тебя никаких дел нет?

– Выпроваживаешь, – усмехнулся Макар. – Ладно.

Он скрылся из виду, и я вздохнула с облегчением. Правда, облегчение длилось недолго – через пару минут ко мне из-за соседского забора прилетела маленькая белая сумочка с красным крестиком.

– Рану обработай и пластырем заклей, – Макар холодно посмотрел на меня. – Аптечку можешь не возвращать.

Он снова исчез. Вздохнув, я открыла аптечку, залила рану перекисью и налепила сверху пластырь. Боль стихла, но облегчения я не почувствовала – напротив, на душе скребли кошки, и в целом было… Как-то муторно.

«Макар взрослый мальчик, переживет», – успокоила я разыгравшуюся совесть.

А вот Вадик бесконечно ждать не будет. Прихрамывая, я вошла в дом, отыскала в сумке удостоверение и поковыляла обратно на речку.

К моему удивлению, Вадик все еще был на берегу – сидел на корточках, сосредоточенно рассматривая жука, ползущего к воде. Детворы заметно поубавилось, мужчина в серой футболке тоже куда-то подевался, в зарослях травы заквакали лягушки, предвещая наступление ночи.

– Вот, смотри, – я протянула ему удостоверение сотрудника телевидения.

Оно было недействительным уже три недели, но Вадику, конечно, знать об этом было неоткуда. Он неторопливо изучил содержимое, сравнил фотографию с оригиналом, чему я умилилась, и вернул обратно.

– Теперь верю. Вы передачи снимаете?

– Да. Расспрашиваем родных, выясняем новые детали. Иногда сотрудничаем со следствием, – малость приукрасила я. – Так что, расскажешь свою тайну?

Вадик оглянулся с видом заправского шпиона, придвинулся ко мне и горячо зашептал:

– Олеська со старшим сыном Филимоновых в лесу встречалась. Любовь у них. Видел, как они обнимались.

Что-то подобное я и предполагала с самого начала, задавая вопросы об ухажерах. Ну не может девятнадцатилетняя девушка не иметь предмета воздыхания!

– Когда видел?

– За пару дней до того, как… Ну, вы поняли. Мы с пацанами поспорили: кто через пасеку пройдет без единого укуса. Я решил пробежать быстро, чтобы пчелы не успели, а они вдруг все за мной. Ну, в лес забежал, – деловито сообщил Вадик. – Решил там схорониться. Иду, значит, слышу голоса. Подкрался, чтобы не увидели… Боялся, матери потом расскажут, она мне запрещает в лес ходить.

– И правильно делает. Дальше что?

– Там Олеся с Колькой обнимались. Прямо в облипку стояли, – Вадик поморщился, выражая отношение ко всякой романтической чепухе. – Ну, я обратно пошел. Вот и все дела.

– Ясно, – задумчиво произнесла я.

– Вот еще что, – вдруг заволновался Вадик. – Колька-то полиции сказал, что с Олесей особо не общался. Соврал, получается.

– Получается, – согласилась я. – Ты кому-нибудь еще об этом рассказывал?

– Матери хотел, но она слушать не стала. И к следователю меня не пустила, – обиженно поведал Вадик. – А я помочь хотел! Когда вырасту, тоже буду убийц ловить.

– Непременно, – заверила я. – Ты большой молодец, Вадик. Пока никому ничего не говори, хорошо? Особенно посторонним.

– А полиции можно?

– Полиции можно, даже нужно, – милостиво разрешила я.

Просияв, Вадик с довольным видом кивнул.

– Я пойду тогда, мама дома ждет.

Он умчался, смешно подкидывая колени, а я уселась прямо на песок. Чудо, а не ребенок. Такая сознательность в столь юном возрасте…

Поняв, что начала мыслить как умудренная годами женщина, я малость взгрустнула. Ночь подкралась на мягких лапках, как черная кошка, укрыла берег пологом темноты. Мягко зашуршала трава, вторя мелодичному плеску воды, где-то вскрикнула птица. И воздух… Воздух вокруг был таким, что хотелось пить его горстями.

В груди засвербило. Я вдруг вспомнила, что ни разу не заплакала с момента расставания с Антоном. Слезы сами потекли по щекам, и сделалось так больно и хорошо, что я заулыбалась, как дурочка.

На плечи мне опустилось что-то мягкое, пахнущее мятой и шоколадом. Я с удивлением обернулась и увидела Макара.

– Замерзнешь, – сказал он. – С реки ветер холодный.

Следовало бы огрызнуться, сбросить с плеч его ветровку, но я не смогла, не решилась портить момент глупыми ссорами.

– Спасибо. Ты всегда такой заботливый?

– До встречи с тобой не замечал.

Макар уселся рядом. Я не стала протестовать, задумчиво уставившись на темные воды реки. Так мы и просидели полчаса в тишине, рассматривая берег и стремительно чернеющее небо. Когда зажглись первые звезды, я спохватилась – сижу в чужой ветровке, а Макару, наверное, холодно.

– Не беспокойся, я парень закаленный, – он подмигнул. – Идем? Провожу тебя, а то мало ли…

Он не договорил, но я без того уловила смысл – убийца Олеси все еще на свободе. Где-то здесь, прячется среди аккуратных маленьких домиков, и, может, даже сокрушается вместе со всеми, скрывая свое истинное лицо за маской скорби…