что делать если твоя дочь нетрадиционной ориентации
Нетрадиционная сексуальная ориентация у подростков
Сегодня Ирина Юрьевна Прохорова, клинический психолог центра Ember, ответит на вопросы родителей, касающиеся сексуальной ориентации подростков, в первую очередь тех, которые посвящены нетрадиционной сексуальной ориентации.
Ирина Юрьевна, скажите, пожалуйста, как человек становится геем или лесбиянкой? Есть ли какой-то набор стандартных причин?
Единого мнения по этому вопросу нет даже среди экспертов. Есть специалисты, которые полагают, что это врожденная особенность, выявлен так называемый ген гомосексуализма. Есть специалисты, которые считают, что это результат воспитания. Обычно под этим подразумевается «дурное» воспитание. Но в целом формирование сексуальной ориентации происходит на очень глубоких слоях психики в достаточно ранние периоды жизни, и потом это только развивается и усугубляется.
Можно ли сказать, что имеет место наследственность в данном вопросе?
Однозначных научных данных на эту тему нет. И даже более того, ни в одном исследовании не установлено, что дети, выросшие в семьях гомосексуалистов в тех странах, где это разрешено законом, демонстрировали гомосексуальную ориентацию чаще, чем другие дети.
А как можно определить, что ребенок является геем или лесбиянкой?
Человек это определяет сам для себя. Определить это снаружи невозможно, потому что за различным поведением человека могут стоять разные мотивы, не очевидные для окружающих. Человек может испытывать влечения и потребности, которые не выражаются во внешнем поведении. То есть изначально распознавание сексуальной ориентации происходит внутри ребенка.
В первую очередь не надо горячиться. Здесь очень важно быть осторожными и деликатными, потому что это тот момент, когда достаточно легко совершить лишние действия, последствия которых будет сложно исправить. Во-первых, если у родителей появились предположения, что сексуальная ориентация их ребенка отличается от общепринятой, то имеет смысл понаблюдать за ребенком некоторое время, за его интересами, о чем он общается и т.д. Имеет смысл в это время повысить свою информированность – проконсультироваться со специалистами или изучить специальную литературу. После этого, если сомнения не рассеиваются, имеет смысл аккуратно побеседовать с ребенком. Надо быть готовыми к тому, что ребенок не захочет пускать родителей в свою жизнь. Но в любом случае лучше разговоров с ребенком ничего не может быть, никакие запреты не могут изменить сексуальную ориентацию.
Скажите, а что стоит делать ребенку? Стоит ли детям обсуждать эту тему в семье, с друзьями? Ведь самый главный вопрос, который беспокоит ребенка – что обо мне подумают, если узнают о моих гомосексуальных желаниях?
Если ребенок или подросток распознал у себя гомосексуальные интересы или желания, то здесь первый совет такой же – не нужно ломать дрова. Потому что в сфере сексуальности, как и во многих других сферах жизни, существует лишний опыт, не надо стараться узнать все. Есть такое понятие — транзиторный подростковый гомосексуализм, который говорит о том, что многие подростки проходят через стадию интереса к своему полу. Этот интерес не обязательно должен получать подкрепление в реальной жизни. То есть если у ребенка есть интерес к сверстникам своего пола, это не значит, что он гомосексуалист. Истинный интерес к своему полу должен сформироваться задолго до полового созревания. И он должен превалировать над интересом к другому полу.
Давайте еще раз выделим, нужна ли специализированная помощь самим родителям таких детей? И какое поведение родителей может усугубить ситуацию в семье?
В любом аналогичном случае специализированная помощь психолога или психотерапевта нужна, потому что эта ситуация отличается от общепринятой, и сталкиваться с трудностями придется постоянно. Нельзя включать никаких острых, жестких запретов. Нельзя идти у подростка во всем на поводу. Главное, что надо делать родителям – это стараться сохранить со своим ребенком доверительные отношения. Мальчики-подростки находятся в более уязвимом положении, чем девочки, потому что мужские гомосексуальные отношения больше подвергаются осуждению в обществе, чем женские. Поэтому мальчики попадают в группу риска чаще, чем девочки. Лучшее, что могут сделать родители, это сохранять доверительные отношения и обратиться на семейную консультацию.
Очень часто приходит вопрос о том, можно ли исправить ориентацию подростка с помощью опытных психологов? И нужно ли вообще перевоспитывать ребенка?
Ориентацию просто так исправить нельзя. У подростков гомосексуальное поведение часто бывает обусловлено не гомосексуальной ориентацией, а реактивным поведением, протестная реакция. Таким образом они могут спорить с устройством семейных ценностей. Другой вопрос – насколько это адекватное поведение. Но, тем не менее, такая причина бывает чаще, чем истинная гомосексуальная ориентация.
Ирина Юрьевна, скажите, если родителями было принято решение показать своего ребенка подростковому психологу, но сам ребенок не желает этого, как можно мотивировать ребенка?
Если семье никак не удается организовать совместную консультацию у специалиста, то бывает проще договориться с подростками, если вопрос немного перевернуть. То есть не мы пойдем, чтобы с тобой что-то сделали, чтобы тебе объяснили, что ты не такой, что ты неправильный. А поставить вопрос таким образом – может быть, мы в чем-то не правы, мы не понимаем, мы перегибаем палку, мы не видим своих ошибок? Многие подростки к такой постановке вопроса относятся гораздо лояльнее и приходят. Если не срабатывают никакие методы, то могут записаться на прием только взрослые. Но тогда это будет разговор о том, что могут в такой ситуации сделать родители. Что могут они поменять в себе, в своих установках, в своем поведении, чтобы разрешить проблемную ситуацию.
Прохорова Ирина Юрьевна — ведущий психолог центра Ember. Ее квалификации: клинический (медицинский) психолог, семейный, детский и подростковый психолог, сексолог. Стаж более 20 лет. Огромный опыт работы в молодежной консультации. В нашем центре работает с 2013 года. Ведет прием в офисе на Новочеркасском проспекте, а также проводит онлайн-консультации по skype.
Посмотреть странички всех специалистов можно здесь
Запишитесь на консультацию по телефону (812) 642-47-02 или заполните форму заявки на сайте.
Хороший вопрос«К рукам как будто подключили электропровода»: Родители
о гомосексуальности своих детей
Мамы и папы о страхе, любви и принятии
Одним из главных ньюйсмейкеров прошлой недели стал Кевин Харт: американский актёр был назначен ведущим очередного «Оскара». Социальные сети тут же припомнили ему гомофобные твиты семилетней давности, после чего Харт сам отказался вести церемонию. В злополучных публикациях актёр отпускал двусмысленные шутки и признавался, что не допустит, чтобы его ребёнок вырос геем. «Если мой сын придёт домой и будет играть с дочерями в куклы, я сломаю их и скажу ему прекратить это гейство», — написал он в 2011 году. Позже твиты были удалены, но интернет их запомнил. «Я решил отказаться от участия в „Оскаре“ в этом году, — пишет теперь Кевин. — Я не хочу отвлекать внимание от события, которое будут праздновать столь удивительные талантливые художники. Я искренне прошу прощения у ЛГБТ-сообщества за бестактные слова».
Случай Харта показателен — ведь даже самые прогрессивные люди часто боятся каминг-аута собственного ребёнка. Принятие во многом зависит от культуры и настроения в обществе: 90 процентов японских родителей, например, готовы принять сексуальную ориентацию или гендерную идентичность своего ребёнка, в то время как в России число осуждающих добровольные однополые отношения впервые за двадцать лет превысило 80 процентов. Мы поговорили с родителями о том, как они узнали о гомосексуальности своих детей и что изменило признание.
Текст: Антон Данилов, автор телеграм-канала «Профеминизм»
Лариса
Ещё с раннего возраста я стала замечать, что сын отличается от своих сверстников: его не интересовали традиционно «мальчишеские» забавы, он играл с девочками. И в детском саду, и в школе по большей части его окружали подруги. Меня время от времени посещала мысль: «А что, если мой сын — гей?» Однажды я поделилась страхами со своей мамой, на что она спросила: «Даже если так, он перестанет быть твоим сыном? Ты будешь меньше его любить?» «Конечно, нет», — подумала я. Я гнала от себя эту мысль, но шестое чувство не подвело: мой сын — гей.
Первое, что я ощутила после признания сына, — это шок, неприятие. В голове стали роиться мысли: «Почему это произошло со мной, в нашей семье? Что я делала не так?» Я почему-то винила себя. Начала много читать по этой теме, но чтение особенно не успокаивало. Я понимала, что моему ребёнку тоже тяжело, его волновало, примут ли его таким, какой он есть, не отвернутся ли близкие. Его папа не жил с нами уже давно, а остальные члены семьи (бабушка, тётя) восприняли этот факт спокойно.
До этого момента у сына были девушки, и я им радовалась: мне казалось, что мои подозрения не подтвердились. Уже после каминг-аута он продолжал отношения с одной из них, и я всячески помогала: долго разговаривала с сыном, отвезла его с девушкой на море, сняла им там дом. Но всё напрасно: с девушкой он в итоге остался в дружеских отношениях и с тех пор он встречается только с мужчинами.
Конечно, я злилась. Но у меня никогда не было мысли полностью вычеркнуть сына из жизни, забыть о нём. Это сейчас я понимаю, что каминг-аут не стоит воспринимать как несчастье или вселенское горе. Гомосексуальность — это не изъян, это просто особенность. С человеком ведь всё нормально! Да, несмотря на принятие, иногда я задаюсь вопросом: «А что, если бы всё было по-другому?» Ведь ясно, что всякий родитель строит планы: вот ребёнок вырастет, закончит учёбу, женится, заведёт детей. А когда узнаёшь о его сексуальной ориентации, понимаешь, что в нашей стране эти планы рушатся. Но наши планы — это всего лишь наши планы, жизнь очень часто вносит свои коррективы. А ребёнок останется ребёнком, и настоящий родитель будет всегда его любить. Мой сын вырос добрым, чутким, образованным молодым человеком. У него своя личная жизнь, которую он проживает так, как считает нужным. Мне очень хочется надеяться, что он счастлив. Не об этом ли мечтает любая мама?
Андрей
Когда дочь всё для себя решила, она больше ни от кого не скрывала свою ориентацию. Её мама спокойно отнеслась к признанию, а бабушки и дедушки не до конца понимают, о чём идёт речь, поэтому «лишь бы не курила». Не могу сказать, что я за неё переживаю — она не даёт поводов для этого. Сейчас ей двадцать лет, она взрослый человек. Она сама принимает решения и берёт на себя ответственность. Когда у неё возникают проблемы, которые она не может решить или не знает как, я принимаю участие — но только для того, чтобы научить решать их в будущем. С первой девушкой Полины я, к сожалению, так и не познакомился.
В далёкие шестнадцать лет я выписывала по почте литературный журнал «Юность». Там печатали чудесных авторов и авторок, стихи и прозу которых было не найти на прилавках советских книжных магазинов. Однажды, достав из почтового ящика очередной журнал, я прочитала там интригующую повесть Валерии Нарбиковой с не менее интригующим названием «Около Эколо». Главную героиню звали Петрарка, сокращённо — Петя. Я влюбилась в этот рассказ и потому решила, что нашла самое красивое имя для своей дочки.
Спустя много лет я вышла замуж и забеременела, ходила с округлившимся животом и называла его Петя. На вопрос «А вдруг там девочка?» я отвечала, что там и есть девочка, но все почему-то решали, что я так шучу, и мило улыбались. Но я не шутила — так на свет и появилась Петя. Конечно, моя Петя была точь-в-точь как Петя, о которой я читала: она была девочкой, похожей на мальчика. Лазала по заборам, играла в футбол и роботов и не носила платьев — но у неё были длинные белокурые волосы и толпа поклонников. В детском саду одних «женихов» было штуки три, с которыми она тайком целовалась. Я была уверена, что у меня самая прекрасная девочка на свете — а оттого, что она немного не такая, как все, она становилась ещё более прекрасной.
Зимой 2009 года мы переехали в Санкт-Петербург. Петя пошла в гимназию, влюбила там в себя мальчика Ваню, который всю весну стоял в нашей парадной в ожидании, что она выйдет, а он сунет ей в руку очередную записку. А потом Петя загрустила — и так сильно, что решила разогнать своих поклонников, а сама объявила, что «мальчики — дураки, перевелись нормальные» и что она хочет «дружить только с Леной и Настей». Потом Петя сказала, что хочет коротко подстричься. Я, конечно, ей разрешила и ожидала какого-нибудь обычного каре, но она вышла из салона с бритым затылком. И ей это так шло! Я любовалась своей «девочкой-мальчиком» и, по-моему, даже сказала ей, что она похожа на красивого мальчика. Я не видела в её желании выглядеть не как все девочки ничего необычного. А потом Петя стала много плакать. Она говорила мне, что влюблена, а в кого — не рассказывала. Я не выпытывала у неё, в кого, и ждала, когда она сама захочет поделиться. Весной она по телефону рассказала, что любит Лену и что это ужасно, потому что Лена любит Настю, а Настя её бросила. Я помню, что шла в это время по улице и у меня случился маленький шоковый разряд в сердце — как будто к рукам подключили электропровода. Слушала её слезы в трубке, шла по знакомой улице, ноги подкашивались, а вокруг всё уже было другим. Вся жизнь другая, моя девочка другая, она сейчас плачет в трубку и говорит, что она не такая, как все, и её никто не любит.
Я помню, что зашла в какой-то небольшой парк на Лиговском и немного поплакала. Потом позвонила своему любимому человеку и рассказала о катастрофе всей жизни. А он так спокойно всё это принял, как будто даже обрадовался, что наконец всё встало на свои места. Я потом звонила Пете, говорила, что всё наладится, что она прекрасная и красивая, интересная и замечательная. Что обязательно найдётся человек, который её полюбит, просто не пришло ещё время. А я буду всегда рядом, буду любить и поддерживать её во всех делах и начинаниях, потому что я её мама. Мне всё равно, кто ей нравится — мальчики или девочки. Главное, чтобы она с этим человеком была счастлива. А если она счастлива, буду счастлива и я.
С Леной у Пети в итоге была трёхлетняя любовь «в одни ворота»: Петя её любила, а Лена с ней дружила. Потом у неё были и другие девушки, которые до сих пор приходят в гости. Мне с ними очень тепло и хорошо. Они для меня по-прежнему очень близкие, хотя у каждой уже своя личная жизнь. Мне иногда бывает страшно, что Петя не сможет найти себе пару навсегда. «Навсегда» — дурацкое слово: я знаю, что не бывает никакого навсегда, но иногда очень хочется верить, что всё-таки бывает. Она категорически не хочет детей, даже через искусственное оплодотворение — для неё это невыносимо физически. И ещё мне страшно, что я умру, а она останется одна.
Маргарита Алексеевна
У нас была обычная советская семья: муж работал старшим мастером на заводе «Североникель», я работала воспитательницей в детском саду, а потом устроилась начальницей кассовых операций в Госбанк. У нас было двое сыновей, которые родились с разницей в шесть лет. Мне сложно рассказывать об их детстве, потому что оно было таким же, как и у остальных детей в Советском Союзе: мы весь год работали, а летом часто уезжали в Сочи и к родственникам в Чернигов. Я замечала, что мой младший сын Филипп часто примерял мои платья, пользовался помадой, но особого значения этому не придавала. Он занимался в драматическом кружке, и я считала, что эти превращения — часть его увлечения театром. Да и из родственников никто ничего плохого не думал.
В школе сын учился неплохо и был очень самостоятельным, я не контролировала его успеваемость. Большую часть времени он посвящал своему увлечению театром. Однажды к нам в дверь постучали. Там стояла мать одной из учениц этого кружка, которая уверяла нас, что её дочь беременна от нашего сына. Ей было семнадцать, ему — четырнадцать. Филипп, конечно, всё отрицал, и мы ему поверили. Но в маленьком городе шила в мешке не утаишь, поэтому эта история очень быстро получила огласку. На нас показывали пальцем люди на улице, кричали что-то неприличное вслед. Эту историю я запомнила навсегда.
После школы сын захотел поступать в театральный институт в Москве, но не поступил и пошёл в армию. Это было в 1986 году. Уже вернувшись из армии, он стал жить отдельно: мы с отцом подарили ему небольшую квартиру. У него был друг, которого звали Артур, они часто ходили куда-то вместе, даже к нам в гости иногда приходили. Я знала, что Артур часто остаётся ночевать у моего сына. Однажды он позвонил нам на домашний телефон и сказал: «Ваш сын — „голубой“, а мы с ним не друзья». Я слушала, а всё тело буквально леденело. Уже потом я узнала, что они сильно поругались, а он решил так отомстить моему сыну — ведь мы не знали о его наклонностях. Сказать, что я испытала ужас, — значит ничего не сказать. Я очень много плакала и боялась, что это узнают другие люди. И мой сын тоже плакал — это был тупик, и мы не знали, что нужно делать в такой ситуации. Как ни странно, но мой муж отреагировал на это проще или просто не подал виду. Потом в общении мы попросту стали избегать эту тему. Однажды мой сын дал мне кассету с фильмом «Наши сыновья». Посмотрев его, я пришла в ужас: главный герой заражается ВИЧ и умирает от СПИДа. Я стала бояться, что и мой сын тоже болен, но потом он объяснил мне, что этот фильм о принятии, а не о болезни.
Сейчас мы с сыном общаемся хорошо, но тему его личной жизни не затрагиваем. Мне кажется, что та связь с семнадцатилетней девочкой ему сломала жизнь: возможно, если бы её не было, он был бы таким, как все. Я не могу сказать, что окончательно приняла ориентацию своего сына, я скорее с ней просто смирилась. Он всё равно мой ребёнок, и я его очень люблю.
Александр
Маша — мой второй ребёнок, единственная дочь. Когда она родилась, я был очень счастлив. Мы ей ни в чём не отказывали, но и не баловали. Её характер начал проявляться в детстве: Маша независимая и очень сильная, наверное, в свою маму. Она никогда ни на что не жалуется, а если на неё давить, она сразу уходит в свой «панцирь». В 2010 году умерла её мама, и мы, включая трёх йоркширских терьеров, остались одни.
Когда она училась в школе, я ничего не замечал. В институте у меня появились какие-то подозрения — хотя вернее было бы назвать их не подозрениями, а просто мыслями. В школе Маша и её друзья часто приходили к нам в гости, но её личной жизнью я никогда не интересовался. Зачем я буду лезть с вопросами «Есть ли у тебя мальчик?» или «Кто твой мальчик?». Если человек захочет, то сам расскажет. Когда я рос, я никому не рассказывал о своей личной жизни: не люблю, когда лезут в душу.
Я всегда спокойно относился к гомосексуальности. У меня есть несколько друзей-геев, они отличные ребята. Я никогда не заморачивался, но и не люблю говорить на эту тему — особенно учитывая наше гомофобное окружение. Вот я — гетеросексуал, у меня своя жизнь, свои принципы. Зачем я буду лезть к окружающим, понимая, что они другие? Это не болезнь, хуже они от этого не становятся. Наркотики страшнее — вот за чем в жизни дочери я всегда следил.
В нашем доме никогда не было никаких «скреп», я не говорил ей, что нужно обязательно выйти замуж или что ей нужно рожать. Точно об ориентации Маши я узнал только два или три года назад. Дочь тогда уже окончила университет и начала работать. Она сказала: «Папа, ты только не пугайся. Я живу с девушкой, я лесбиянка». «Окей, ну и что? Ты же от этого не перестала быть моей дочерью», — ответил я. Шоком для меня это не стало, жизнь на этом признании не закончилась. Помню, я тогда посмотрел в зеркало и сказал себе, что всё сделал правильно.
О признании дочери я никому из родственников не рассказывал и не собираюсь это делать. Меня иногда спрашивают, когда Маша выйдет замуж, но я в таком случае советую спросить у неё — и разговор на этом заканчивается. Мне не важно, что подумают другие люди. Я считаю, что сексуальная ориентация — наименьшее, что может шокировать. Маша открыто говорит о своей ориентации, но при этом она не активистка, на баррикады не лезет. Я всегда поддерживал её и буду продолжать поддерживать дальше.
Когда мой сын был маленьким, он уже тогда был не таким, как все остальные мальчики его возраста. Он был нежнее и ласковее. Он был очень домашним, любил играть в куклы. Я видела, что он в чём-то не такой, но о гомосексуальности не думала. Когда сына забрали в армию, я, зная о бушующей дедовщине, стала бояться, что с ним там могут обойтись именно как с гомосексуальным человеком. Откуда пришли эта мысль и этот страх, я до сих пор не понимаю — ведь тогда были только мои догадки и переживания, которые я всячески от себя отгоняла.
После армии сын углубился в гендерные исследования, но так и не открыл мне свою тайну. Я немного успокоилась, решив, что мне всё показалось, что я просто очень за него переживала. А сын начал давать мне разные научные статьи по гендерным исследованиям. Иногда попадались материалы о гомосексуальности — но тогда я не воспринимала их как что-то отдельное. Я читала всё, что давал сын. Он спрашивал, всё ли мне понятно, нет ли у меня вопросов. Мне, конечно, было непонятно, но я не особо и вникала. Я думала, что он меня просто просвещает, а мне это и не очень-то нужно было.
К нам часто заходила моя младшая сестра. Когда сына не было дома, она любила проводить экскурсию по его комнате. Мне это не нравилось, потому что у неё появлялись вопросы. У меня их не было — даже несмотря на то, что я видела в комнате сына и радужные флажки, и разные плакаты. Я очень доверяла сыну, чтобы усомниться в нём или его занятии.
Потом я начала понимать, что слишком быстро успокоилась в отношении гомосексуальности сына. Он пытался мне сказать, но я не слышала — потому что не хотела слышать. Когда мы разговаривали по душам, он осторожно пытался меня подвести к признанию. «Мама, возможно, ты меня разлюбишь и вообще выгонишь из дома когда узнаешь обо мне что-то такое, о чём даже говорить нельзя…» Мне было больно это слышать, я ломала себе голову и не понимала: мой мальчик не пьёт, не курит, по подвалам и чердакам не лазает, занимается наукой — что же он такого натворил, что даже сказать мне не может? С сестрой я не хотела говорить об этом и всегда сразу переключалась на другие темы. Мне было сложно признаться себе, что мои подозрения оказались не напрасными.
Мои вопросы сыну часто были путаными. Иногда я попадала в цель, а иногда он несколько раз пытался сформулировать за меня то, что я хотела спросить. В конечном счёте я узнала о его гомосексуальности, и теперь я очень благодарна ему за терпение, желание донести до меня информацию, открыть занавес в другой мир. Мир людей, вынужденных молчать, недоговаривать и скрываться. К тому моменту, когда сын рассказал мне о своих отношениях, я уже принимала и любила всех ЛГБТ-людей, с которыми успела познакомиться. Партнёр моего сына не был исключением.
Сейчас я переживаю, что не доживу до того дня, когда в нашей стране гомосексуальные люди будут приняты и законом, и обществом. Я познакомилась с замечательными, образованными и интересными ЛГБТ-людьми и их родителями — и мне бы очень хотелось однажды увидеть их всех счастливыми. Я научилась не просто слушать, но и слышать своего сына. А он научил меня шире смотреть на мир.
Редакция Wonderzine благодарит группу «Выход» и лично авторку телеграм-канала «Помыла руки» Сашу Казанцеву за помощь в организации интервью.
«Мы вряд ли переубедим ярых гомофобов» Россияне выгоняют из дома детей с нетрадиционной ориентацией
Зачастую, мамы и папы подростков, узнав о нетрадиционной половой ориентации своего ребенка, не знают, что делать. Хорошо, если родителям хватает мудрости обратиться к специалисту и с его помощью попытаться понять и принять своего ребенка. Чаще взрослые просто дистанцируются от детей, которые в этот период как никогда нуждаются в поддержке. Непонимание, а иногда и демонстративное пренебрежение со стороны близких нередко заканчиваются трагедией. Просветительский проект illuminator.info, начавший работу 17 мая, в день борьбы с гомофобией, — попытка помочь таким родителям лучше понять своих детей. «Лента.ру» поговорила с основателями и экспертами проекта об их деятельности и о том, возможно ли преодолеть гомофобию в отдельно взятой семье и стране.
Режиссер Павел Лопарев и продюсер Ирина Ходырева, авторы проекта Illuminator
Во время работы над документальным фильмом о группе поддержки для ЛГБТ-подростков «Дети-404» мы услышали много историй о том, как гомофобия разрушает семьи и калечит судьбы. Родители не принимают своих детей, пробуют «лечить», хуже того — могут избить или выгнать из дома. В среднем, в России только один ребенок из пяти получает поддержку после каминг-аута. Зачастую взрослые совершенно не готовы к тому, что их дети оказываются не той сексуальной ориентации или гендерной идентичности, которой они ожидали. Родителям элементарно не хватает знаний об этом.
Так и возникла идея просветительского проекта для взрослых, чтобы предложить им альтернативный источник научной информации. Попробовать объяснить, что на самом деле все не так страшно, это не болезнь, не патология, не распущенность, это особенность, с которой стоит научиться жить.
Проект «Иллюминатор» — это попытка снизить напряженность в ситуации, когда конфликт и непонимание возникают среди членов семьи, самых близких людей. Быть родителем непросто, особенно если твой ребенок не вписывается в определенные социальные рамки.
Кадр: фильм «Северное море, Техас»
Для подготовки проекта мы сначала обратились к самим родителям, чтобы узнать, какие конкретно вопросы их больше всего волнуют, а затем нашли специалистов — психологов, психиатров, сексологов, социологов, которые постарались дать на эти вопросы простые, но емкие ответы.
Мы отдаем себе отчет, что с помощью просветительского интернет-проекта мы вряд ли переубедим ярых гомофобов. Не тот формат. Поэтому мы сразу обозначили свою целевую аудиторию — «родители, которые хотят разобраться». Мы в первую очередь предлагаем информацию взрослым, которые сомневаются, задаются вопросами и ищут поддержку. Думаем, что таких немало.
Мы знаем случаи, когда вовремя полученная информация помогала людям понять и принять что-то важное, разобраться в сложном вопросе и избежать драмы или конфликта. И нас такие примеры вдохновляют.
Хочется верить, что тогда взрослые смогут найти в себе силы на поддержку своих детей. Как объявляют в самолетах: сначала наденьте маску на себя, потом на ребенка. Надеемся, наш проект поможет родителям сделать глубокий вдох, успокоиться, собраться с мыслями и помочь себе и своим близким.
Нам будет приятно, если педагоги и школьные психологи смогут использовать наш проект в своей работе, но пока никаких конкретных идей о взаимодействии с системой образования у нас нет.
Кадр: фильм «Воображаемая любовь»
Елена Омельченко, доктор социологических наук, директор Центра молодежных исследований ВШЭ в Санкт-Петербурге
Очевидно, что отношение общества к ЛГБТ в последнее время изменилось. В начале перестройки, в 1990-е годы людям было не до этого, да и определенная свобода выражения присутствовала и в публичной сфере, и в медийном пространстве. Общественное мнение поменялось в первом десятилетии 2000-х, с поворотом страны к традиционно-консервативным ценностям, а наиболее ярко и очевидно негативное отношение к ЛГБТ проступило с 2012-2013 годов, с принятием закона о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних.
Ситуация, в которую попадают подростки с нестандартной половой ориентации в этих условиях, требует разговора с психотерапевтом, размышлений и объяснения. Согласно исследованиям, представители ЛГБТ в своем детстве ощущали себя «неправильными». Перевод такого самоощущения в плоскость, «кто я на самом деле», очень сложен, потому что для подростка крайне непросто принять какую-то свою особость, отличие от группы. Существует боязнь оказаться вне ее, маргиналом, аутсайдером.
Особенно гомофобны мальчишеские коллективы. Им внушается необходимость маскулинности (хотя бы демонстративной), и гомофобия — одна из значимых ценностей в этой парадигме. Девочки более защищенные в этом смысле. Как правило, их интерес к своему полу не особо очевиден и в меньшей степени волнует общество. Люди считают представителей женского пола более эмоциональными, поэтому подобные проявления привязанности обычно не вызывают столь жесткой реакции, как в среде мальчиков, пока это не принимает каких-то очевидных форм.
Кадр: фильм «Вас не догонят»
Родители относятся к нестандартной половой ориентации своих детей по-разному. Зачастую уровень гомофобии в семье мало влияет на их отношение к своим чадам — скорее, тут важны степень любви к ним и готовности принять их и помочь им. Некоторые могут заявить своему ребенку в такой ситуации «ты не мой сын» или «ты не моя дочь» (я знаю такие случаи). Люди, в целом негативно относящиеся к ЛГБТ, способны сказать «не знаю и не хочу знать об этом, живи так, как хочешь, только главное, чтобы это семьи не касалось».
Принять ориентацию ребенка родителям сложно, особенно в атмосфере, когда этому дается такая жесткая оценка. Все происходит постепенно, но происходит, ведь ребенок дороже каких-то общих принципов.
Родители детей, попавших в такую ситуацию, очень нуждаются в помощи, разъяснении, хотя бы какой-то информации. Эта информация может ими не приниматься и отторгаться, но она невероятно важна.
Очевидно, что подрастающее поколение будет терпимее родителей. Наши исследования фиксируют снижение уровня гомофобии среди молодежи, принятие более либеральных гендерных порядков, понимание того, что могут быть другие варианты половой ориентации. Изменения произойдут снизу.
Родители детей-ЛГБТ нечасто обращаются к сексологу или психотерапевту — по многим причинам. Несовершеннолетние обычно не афишируют свои сексуальные предпочтения, и поэтому нередко их ориентация обнаруживается родителями лишь случайно.
Причем это определенный тип родителей, которые пытаются читать переписку своих детей, смотрят, что они пишут в интернете. Такая модель отношений в семье дисгармоничная. По мнению таких родителей, они лучше знают, что нужно их детям, они навязывают им свою волю, говорят, с кем можно общаться, а с кем нельзя. Если им становится известно о нестандартной ориентации своего ребенка, они начинают искать специалиста, который его исправит, вылечит.
Работать с такими родителями практически невозможно. Они ориентируются на доступные социальные представления о проблеме, подаваемые в СМИ, — что это ненормально, что это патология, что это тлетворное влияние интернета и Запада… В этих случаях задача заключается в объяснении того, что с ребенком прежде всего нужно выстраивать нормальные отношения и не пытаться ему что-то навязывать.
Наличие каких-то предпочтений у подростка не значит, что они останутся у него на всю жизнь. Подростковое поведение нередко сопровождается экспериментированием со своей сексуальностью. Часто человеку навешивают ярлык за какие-то его слова или действия, которые вовсе не обязательно отражают его истинную суть. Об этом тоже важно говорить.
Кадр: фильм «Жизнь Адель»
Для некоторых подростков осознание своей гомосексуальности — настоящая трагедия, они думают, что с ними происходит нечто ненормальное и неестественное. Они ищут возможности избавиться от своей ориентации или побороть ее. Бывает, что подросток, обнаруживший, что его привлекают лица того же пола, начинает активно вступать в сексуальные отношения с лицами противоположного пола, пытаясь переделать себя, проверить.
Все это хорошо известно. Порой наиболее сильные устремления к гетеросексуальным контактам демонстрирует гомосексуальный молодой человек. При этом он, естественно, запрещает себе любые контакты с лицами своего пола. Но есть и другая группа, которая из разных источников узнает и понимает, что ничего патологичного в этом нет, и воспринимает свою ориентацию совершенно нормально.
На протяжении нескольких десятилетий наблюдается тенденция к более либеральным настроениям у каждого нового поколения. Но с годами люди склоняются к более консервативным взглядам. Важна общая атмосфера в социуме.
Закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних повлиял на общественное сознание, потому что из повестки дня стало изыматься альтернативное мнение. Утверждение о нормальности другой половой ориентации считается неправильным. Любой специалист или СМИ, которые пытаются высказать иную точку зрения, автоматически превращаются в нарушителей закона.
С одной стороны, проекты, подобные Illuminator, действительно не повлияют на гомофобных родителей. Но с другой стороны — довольно много мам и пап, сталкивающихся с подобной проблемой в своей семье, начинают искать ответы на свои вопросы в интернете. Понятно, что они не включают для этого телевизор. Эти люди читают публикации и статьи в сети, чтобы разобраться в своей ситуации. И это способствует более адекватному пониманию проблемы.