что делать если ты трансгендер подросток
Все больше подростков в Ростове хотят сменить пол. Что делать родителям? Мнение психиатра Ольги Бухановской
«Завтра нам скажут, что это норма — хотеть стать собачкой. Это не норма, это надо лечить».
автор Мария Погребняк/заглавное фото Lindsay Morris
В России, и в Ростове в частности, резко выросло количество подростков, которые хотят сменить пол. Что делать родителям таких детей, как помочь ребенку? Объясняет главный врач центра «Феникс», психиатр Ольга Бухановская.
Врач-психиатр Ольга Бухановская.
Сейчас стирается само понятие истинного транссексуализма. За рубежом — например, в Америке — этого понятия нет вообще. Они говорят «половая дисфория»: неприятие, недовольство своим полом. Для них это нормально, они последние 10-15 лет боролись за то, чтобы считать транссексуализм нормой, а не патологией. За рубежом считают, что быть транссексуалом или трансгендером — вопрос разнообразия.
Я с этим не согласна. Они относятся к этому так: что хочу, то и выбираю. Забывают, что есть психические расстройства, которые развиваются исподволь, меняют человека и особенности его мышления.
Мы не можем существовать без нормы. Я не говорю, что мы должны относиться к людям, которые не понимают, какого они пола, с точки зрения понятий «хорошо-плохо». Но мы все обязаны понимать, что у нас есть только два пола — мужской и женский. Транссексуализм — это аномалия психики. Этой проблемой должны заниматься психиатры.
— Вы говорите, что сегодня есть много мнимых транссексуалов. Откуда это берется?
— Из интернета. Форумы и сайты, посвященные этой проблеме, очень опасны. Их участники дают неверные советы людям, которые, по разным причинам, решили, что им надо сменить пол. Многие пациенты приходят к нам, уже находясь на неадекватной гормональной терапии: она приводит к тяжелым эндокринным последствиям и сердечно-сосудистой патологии. И мы спрашиваем: «Зачем?». — «На форуме сказали: надо пропить гормоны от 3 месяцев до 1 года, и психиатры никуда не денутся, дадут тебе разрешение поменять пол». В «Фениксе» не дадут. Эти пациенты не больны транссексуализмом.
Фотография из проекта «Будь собой: истории ЛГБТ-подростков». Мария Гельман.
Недавно позвонил молодой человек из Америки. Был у нас 3-4 года назад на консультации по поводу транссексуализма. Он сказал: «Спасибо, что вы тогда не дали мне разрешение на смену пола. Я заблуждался, я это понял, когда стал жить в Америке». Понимаете, в нем действительно есть гомосексуальность. Но в России к нему так плохо относились, что он начал думать о смене пола. В Америке его по-другому воспринимают, он может быть там открытым гомосексуалистом.
Самая большая опасность и трагедия — принять за транссексуализм шизофрению или трансвестизм. Люди пьют гормоны, меняют пол, но шизофренический процесс или трансвестизм прогрессируют, развиваются дальше. Через какое-то время — через 5 или 10 лет — шизофрения все равно выйдет на первый план.
«Я не могу защитить девочку. Я хочу, чтоб защищали меня». И психологи соглашаются: да, мальчику надо поменять пол. А он просто абсолютно незрелый и инфантильный.
— Если у подростка реальный транссексуализм, как это проявляется в общении с людьми, как меняется психика?
— Она не меняется, это все возникает с детства. Ребенок изначально по-другому относится к своим родителям, сверстникам, игрушкам, играм. Если он истинный транссексуал, то ведет себя соответственно тому полу, к которому себя относит.
По статистике, процент транссексуалов не меняется, он очень небольшой: 1 случай на 100 тысяч человек. Несмотря на это, количество операций по смене пола за границей за последние десятилетия выросло в 2-3 раза: в Америке, Европе, Таиланде. Это следствие их «политики разнообразия». И они активно об этом рассказывают: например, о том, как мужчина-телеведущий менял пол 4 раза. А там налицо шизофрения и сезонность.
Еще пример. В Иране гомосексуализм не приветствуется, это наказуемо по законам шариата. А транссексуализм — наоборот. Там за последние годы тоже стало больше операций по смене пола. Количество транссексуалов не увеличилось — скорее гомосексуалисты нашли обход сурового закона.
Режиссер «Матрицы» Энди Вачовски год назад сменил пол и стал Лилли Вачовски. Ранее операцию по смене пола сделал его брат.
— Приведите, пожалуйста, пример такого, мнимого, транссексуализма.
— В последнее время к нам приходят до крайности инфантильные подростки. Был, например, мальчик, который говорил: «Я не могу защитить себя, я спокойный и мягкий, я не могу на кого-то крикнуть, обматерить кого-то. А от меня требуется, чтобы я и себя, и девочку защитил. Я этого не сделаю. Мне хочется, чтобы защищали меня». Он решил сменить пол, чтобы не защищать никого. Это — особенности характера, незрелость. Но этот мальчик прошел через глупость психологов, которые не владеют вопросами половой идентичности и считают, что ему действительно надо менять пол.
Когда ты работаешь с такими людьми, объясняешь, где норма и где патология, желание сменить пол уходит.
Родители, которые потакают желанию своего сына, например, переодеться в девочку, считают, что это половая демократия, не понимают, к чему это может привести. Они не понимают, что надо сразу начать работать с ребенком, чтобы в будущем не сломать ему жизнь. Как примеры — еще два случая, не в России, за рубежом, которые меня просто убивают. 52-летний мужчина, у которого семеро детей, вдруг заявил, что чувствует себя 6-летней девочкой. Жена была против смены им пола. А суд назначил этому мужчине приемную семью. Второй случай: молодой человек, 22 года, заявил, что чувствует себя не мужчиной, не женщиной, а бесполым инопланетянином. Ему сделали 110 пластических операций. А он нуждается в обследовании у психиатра. Им руководит болезнь, доктора должны ее лечить. При грамотной терапии эти идеи могут со временем уйти полностью.
Американец Винни Ох, который сделал 110 пластических операций, чтобы стать инопланетянином.
Пропаганда того, что дети в 8-10 лет могут решать, какого они пола — это неправильно. Что будет дальше? Ты считаешь, что ты не девочка? Ты не мальчик? Ты считаешь, что ты собачка? Завтра нам скажут, что это норма — хотеть стать собачкой. Тогда будут операции и уже не трансгендерные переходы, а собакогендерные. Я не знаю, каким будет следующий шаг.
Туалеты для трансгендеров, оскорбление чувств трансгендеров — это неправильно. В Британии рекомендуют: не называйте беременных мамами, это оскорбляет чувства трансгендеров.
…В советское время у Александра Олимпиевича (Бухановского, отца) было несколько пациентов-транссексуалов, которые родили — но исключительно по вине врачей. Я помню женщину из небольшого поселка, которая была абсолютным мужчиной. Она рассказывала, что сначала ходила к местному гинекологу, спрашивала, что ей делать, раз она чувствует себя мужчиной. Гинеколог посоветовал начать половую жизнь и родить. Она это сделала — через силу, ей было нестерпимо. Рожала дважды, но не ощутила себя мамой. Она попала к Александру Олимпиевичу после трех попыток суицида. И ей дали разрешение на смену пола: это был классический транссексуализм.
В интернете иногда встречаю: женщины говорят, что они мужчины, но при этом хотят родить. Истинный транссексуал никогда не будет рожать.
Кроме мнимого транссексуализма, появилась еще одна тенденция — симуляция сумасшествия у подростков. Быть слегка чокнутым — это необычно, это привлекает.
— Как родителям определить, что их ребенок — транссексуал? И что им делать, родителям, с этим?
— Сами они это не определят. Тревогу надо бить при любых странностях или если ребенок сам начинает говорить о своих ощущениях. И ни в коем случае нельзя стыдить ребенка, загонять в угол. Унижать, избивать ребенка — недопустимо.
Понять и проанализировать его поведение должны высокопрофессиональные психиатры.
Часто бывает так: мальчик надел женское белье, мамины туфли. Родители сразу: скандал, нельзя, плохо! И ребенок замыкается. Лучше сесть и поговорить. По закону о психиатрической помощи родители обязаны привести ребенка до 15 лет на консультацию, если есть какая-то патология или расстройство.
Сейчас к тому же появилась еще одна тенденция, кроме симуляции транссексуализма — симуляция сумасшествия у подростков.
— Стало модно быть шизофреником?
— Быть слегка чокнутым — это необычно, это привлекает. Но это не необычность — это люди, которые страдают. Раньше мы выходили во двор, и у нас была возможность себя показать. Мы могли соревноваться, взаимодействовать, реализовываться. А сейчас подростки где? Они там, в Сети, но в одиночестве.
Они считают, что это круто — порезать вены и выложить ролик в интернет. Или: посмотрите, я вешаюсь, у меня веревка на шее.
Пусть меня критикуют, но моя точка зрения такова: надо закрыть большинство форумов и сайтов, которые неправильно подают информацию о половой идентичности, о нормативности «ненормативного» секса, о восприятии себя.
Кейтлин Дженнер до смены пола была Брюсом Дженнером, олимпийским чемпионом по десятиборью.
— Не каждый родитель согласится травить ребенка сильными лекарствами — «он превратится в «овощ».
— Никто не становится «овощем», это миф. Мы используем психотропные лекарства в маленьких дозах. При психических нарушениях нарушаются обменные процессы в нервных клетках, и мы небольшими дозами восстанавливаем нейрохимический процесс. И обязательно проводим психотерапию. Лечение может длиться долго: например, если проблема трансвестизма возникла в 5-6 лет, а человек пришел к нам в 30.
Когда химические нарушения в мозге присутствуют долгие годы, это сложнее лечить. Чем раньше обращаются за помощью, тем лучше. Пример из моей практики. Мальчик, 8 лет, из кавказской семьи — обаятельный, красивый, хорошо учится. Заявил маме, что он девочка. Мы правильно установили диагноз, назначили лекарство-нейролептик, и он довольно быстро снова стал обычным мальчиком.
Что нужно трансгендерным подросткам?
Недавнее исследование, проведенное в Стэнфорде, показало, что подростки, исследующие свою гендерную идентичность, больше всего ценят простые проявления заботы со стороны родителей.
Когда подростки признаются, что они трансгендеры или не уверены в своей гендерной идентичности, их родители могут не знать, как оказать поддержку.
Чтобы понять, какие виды семейной поддержки сами подростки-трансгендеры считают полезными, исследовательская группа из Стэнфорда попросила 25 из них высказать свои мысли. Команда также опросила родителей подростков.
Исследователи обнаружили, что действия, которые подростки ценят больше всего, были одними из самых простых. Результаты были опубликованы в журнале Journal of Teenage Health.
Подростки сказали, что они больше всего ценят, когда родители используют их предпочтительное имя и местоимение (он или она), а также знают, что их родители эмоционально доступны и прислушиваются к их проблемам.
По оценке подростков, обычно они считали, что родители поддерживают их в большей степени, чем думали сами родители, говорит доктор медицинских наук Тэнди Эйе, доцент кафедры педиатрии Стэнфордского медицинского факультета и детский эндокринолог в Стэнфордской детской поликлинике по охране здоровья детей и подростков. Эйе – старший автор исследования.
“Даже когда родители думают, что существует напряженность по поводу гендерной идентичности, эти отношения между родителями и детьми по-прежнему очень важны”, – говорит Эйе. Она обсудила свое исследование с научным писателем Эрин Диджитейл.
Что послужило основой для исследования. Что ранее было известно о ценности семейной поддержки трансгендерных детей?
Эйе: Кристина Олсон, исследователь из Сиэтла, изучала, насколько важна поддержка семьи для маленьких детей, переживающих гендерный переход или гендерную экспансивность, что означает, что их гендерная идентичность не вписывается в традиционные категории “мальчик” или “девочка”. Если у них с самого начала есть поддерживающая семья, дети-трансгендеры и гендерно экспансивные дети не испытывают повышенную тревожность, депрессию, суицидальные мысли по сравнению с цисгендерными сверстниками.
Без поддержки семьи все эти риски для психического здоровья существенно возрастают. И когда семья использует предпочтительное имя и местоимение ребенка, это защищает.
Что было нового в вашем подходе?
Эйе: В нашем исследовании мы пытались классифицировать общие черты в семьях, которые оказывали поддержку. Никто на самом деле не рассматривал обе точки зрения – трансгендерных подростков и их родителей – чтобы увидеть, что из себя представляет поддержка.
Мы использовали комбинацию вопросов закрытых анкет и открытых собеседований, чтобы получить информацию о том, что родители и подростки думают, говорят и делают в решающие моменты возникших гендерных проблем подростка. Мы опросили родителей и подростков отдельно; очень важно было узнать их независимые мнения.
Среди тех, кто обращается за помощью в нашу гендерную клинику, мы встречаем самые разные семьи, и, проводя это исследование, мы поняли, что есть поддержка и есть принятие, но они не всегда идут рука об руку. Будем надеяться, что поддержка ведет к принятию.
Мы надеемся, что мы сможем использовать то, что мы обнаружили, чтобы помочь семьям, которые изначально не оказывали поддержку, научиться поддерживать своих подростков.
Что подростки рассказывали вам о поддержке, которую они получали от своих семей?
Эйе: По оценке подростков, родители поддерживают их в большей степени, чем думают сами родители. Я думаю, что это удивительно, поскольку в подростковом возрасте могут быть периоды напряженности между родителями и детьми; это трудное время для всех. Наш вывод показывает, насколько подростки действительно ценят своих родителей.
Когда мы спросили каждую группу, какие действия они считают проявлением поддержки, родители говорили, что для них – это отвезти своего ребенка в гендерную клинику, чтобы воспользоваться ее возможностями. Но большинство подростков больше всего хотели, чтобы родители просто использовали их предпочтительное имя и местоимение. Это подтвердило результаты другого исследования.
Родители приходят к нам, обеспокоенные тем, что будет происходить в гендерной клинике, со множеством медицинских вопросов и опасений по поводу первых шагов к медицинским аспектам смены пола. Но мы обнаружили, что подростки хотят, чтобы их семьи просто признали, что они исследуют свой пол.
Как показывает исследование, если вы можете использовать их предпочтительное имя и местоимение, это подтверждает, что вы их поддерживаете.
Вы также говорили с родителями об их внутренней реакции. Что они сказали?
Эйе: Мы спросили родителей: в то время когда вы оказываете поддержку, какие у вас возникают проблемы? Я не думаю, что исследователи раньше спрашивали об этом у семей подростков-трансгендеров, или тех из них, которые задают гендерные вопросы. Мы обнаружили, что даже родители, которые оказывают большую поддержку, все еще внутренне приспосабливаются.
Интересно, что наиболее трудными для них были такие вещи, как использование предпочтительного имени и местоимения ребенка. Первоначальное имя ребенка было тем именем, которое родители выбирали до рождения своего ребенка, и ребенку часто сложно сказать родителям, что это больше не его имя,. Что касается местоимения, родители обычно говорили: “Мы так долго его использовали.”
Но большинство родителей, с которыми мы говорили, скрывали, что они продолжают приспосабливаться, потому что хотели, чтобы их дети воспринимали их, как оказывающих максимально возможную поддержку. Я думаю, что это ключевой вывод из исследования, особенно для психиатров.
Когда родители приходят со своим ребенком и говорят: “Да, мы поддерживаем”, важно признать, что испытывают сами родители, и поговорить с ними о предоставлении помощи, чтобы они могли справиться с собственными эмоциями.
Какие выводы из этого исследования будут полезны другим семьям, которые обратятся в детскую гендерную клинику Стэнфорда?
Эйе: Когда семьи приходят к нам, они часто думают о гормонах, хирургии и о том, насколько трудными будут все эти процедуры в связи со сменой пола их ребенка. Обычно мы встречаем родителей в тот момент, когда они только заходят, и спрашиваем: “Где сейчас ваш ребенок? Где вы?”
Иногда родители говорят: “Нам трудно использовать предпочтительное имя и местоимения ребенка.” Мы говорим о принятии и просим их просто попрактиковаться в использовании имени и местоимения дома и признать то, насколько важна такая поддержка для их подростка. Мы также даем им понять, что их подросток может спорить с ними или закрываться от них, но что любовь, которую подросток к ним испытывает, не забыта, и по-прежнему очень важно развивать эти отношения.
Наше новое исследование дополняет доказательств того, что восприятие подростками-трансгендерами поддержки своих родителей может стать ключевым фактором защиты психического здоровья подростков. Именно такого восприятие поддержки хотят и родители.
Что вы можете сделать? Это такие вещи, как предложить объятье, быть рядом, чтобы выслушать. Это то, что может сделать каждый. Они свободны и их выбор полностью обратим, какой бы путь подросток ни выбрал, решая свои гендерные проблемы. Нет никаких медицинских побочных эффектов, если вы слушаете и обнимаете ребенка, а так же пробуете использовать предпочтительное имя и местоимение вашего ребенка. Все дело в том, чтобы помочь подростку полностью понять, кто он такой.
Травля, отношения с родителями и поиск себя: жизнь трансгендерных подростков в России
Ал Ковальски
Этим летом Российская ЛГБТ-сеть и Ресурсный центр для ЛГБТ (Екатеринбург) провели первое исследование, посвященное травле ЛГБТ-подростков. В нем приняли участие 3920 человек, однако результаты еще не готовы. О том, будут ли отдельные статистические данные по трансгендерным подросткам, ничего не сообщается. Сейчас эти подростки остаются невидимыми для российского общества.
«Ко мне плохо относились все учителя»: история Якова
Когда Якову (имя изменено по просьбе героя) было 13–14 лет, он впервые познакомился с трансгендерным человеком. Эта встреча помогла осознать себя, понять, что с Яковом все в порядке. Открываться окружающим он начал в том же возрасте. «С родителями у меня были разговоры как раз лет в 14. Я наивно полагал, будто что-то получится. В итоге у нас очень сильно испортились отношения, и они все еще не могут наладиться», — рассказывает юноша.
Яков учился в престижной гимназии и в сравнении с большинством одноклассников хорошо учился, участвовал во всевозможных конкурсах. Однако, по словам юноши, к нему было предвзятое отношение. Он надеялся, что сможет совершить каминг-аут перед несколькими одноклассниками, и все будет нормально. Однако информация о его трансгендерности разлетелась по школе, и обо всем узнали педагоги.
Проблемы начались и с учителями, и с завучем, и с директором. Как рассказывает Яков, на него очень сильно давили. Особенно часто это делали классная руководительница и учительница русского языка и литературы. Они любили лишний раз что-то сказать или про внешность ученика, или про приписанный при рождении пол. Угнетала и необходимость носить строгую форму. Ходить в юбке приходилось даже в сильный мороз, что было болезненно для трансгендерного парня.
«Однажды я накосячил по учебе, и у меня выходила одна тройка в четверти по информатике, — говорит Яков. — В принципе это предмет, с которым у меня всегда были очень большие проблемы. Возник конфликт с учительницей информатики, и пришла разбираться моя классная руководительница. Она начала на меня кричать, просила смотреть ей в глаза. Я всегда боялся смотреть людям в глаза и не мог этого сделать буквально на физическом уровне. Тогда она взяла меня за подбородок и заставила смотреть на нее и при этом кричала… Это было очень тяжело».
Одноклассники не заступались за Якова, потому что боялись негативной реакции учителей. Из-за непринятия в школе и сложных отношений с родными у юноши начались ментальные проблемы. Появились панические атаки, он закрылся в себе и долго лечился. Родители отправили его к психиатру, однако, как полагает Яков, хотели излечить его не от психических расстройств, а от трансгендерности. В итоге пришлось уйти из гимназии и поступить в обычную школу.
Сейчас юноше 16 лет, он учится в 10 классе и открыт перед частью одноклассников. Остальные испытывают к нему молчаливую неприязнь, однако не пристают. Зато удалось совершить каминг-аут и перед одной из учительниц, которая оказалась интерсекциональной феминисткой. Когда у юноши было обострение ментальных проблем, его поддерживала в том числе эта учительница.
Помимо учебы Яков играет в рок-группе, много общается с людьми. «У меня в принципе большой круг общения. Это и трансгендерные подростки, и взрослые люди, цисгендерные в том числе. В принципе я общаюсь со всеми, но большую часть моего близкого окружения составляют другие трансгендерные подростки», — сообщает юноша. Будущее его не сильно тревожит, но хотелось бы начать переход и, возможно, уехать из России.
Социальные репрессии за нарушение гендерных норм
С травлей сталкиваются две третьих российских школьников, показало исследование Института образования НИУ ВШЭ. Эти данные не касаются ЛГБТ- и трансмолодежи, однако, согласно мировой статистике, она находится в более уязвимом положении. По данным Metro Youth Chances 2014, 83 % трансгендерных подростков сталкивались с оскорблениями в свой адрес, а 35 % участников и участниц опроса избивали.
Такие школьники чаще подвергаются буллингу из-за того, что общество чувствительно к нарушению устоявшихся гендерных норм и моделей поведения, считает психолог и правозащитник Кирилл Федоров. Поэтому любой ребенок, который выходит за эти рамки, сталкивается с давлением окружения. Это касается не только трансгендерных детей, но и школьников, которые экспериментируют со внешностью или выбирают «нетипичные» для своего гендера хобби. Например, если девочка играет в футбол, а мальчик предпочитает одежду розового цвета.
«Трансгендерные дети и подростки своей идентичностью и своим опытом вызывают у окружающих очень много напряжения и тревоги, которая в том числе может конвертироваться в агрессию по отношению к ним», — комментирует Федоров и добавляет, что буллинг в отношении трансгендерных школьников имеет свои особенности.
Цисгендерные подростки могут обратиться за помощью к родителям, и те вряд ли начнут осуждать своих детей за очки или полноту. Трансгендерные дети могут столкнуться с непринятием еще и со стороны семьи, поэтому им сложнее рассказать о случившемся. Как следствие — они сталкиваются с двойной стигматизацией.
Второе отличие — наличие гендерной дисфории, которая часто бывает у транслюдей. Это отдельный внутренний фактор, вызывающий дополнительный стресс у подростков. Они не только сталкиваются с давлением общества, но и переживают конфликт со своей телесностью, пытаются найти гармонию со своим гендером. Это само по себе требует времени и сил.
Опыт буллинга, продолжает эксперт, отрицательно влияет на социализацию. Юношеский возраст — это период, когда человек формируется как личность. Закладываются базовые представления о мире и социуме, появляются представления о том, какие отношения подросток хочет выстраивать с людьми. В зависимости от особенностей психики, наличия или отсутствия поддерживающего окружения последствия могут быть более или менее серьезными.
«Здесь важно еще учитывать, что в принципе наша психика очень такая витальная. И в принципе она изначально заточена на то, чтобы переваривать травматичный опыт. И большинство людей этот опыт так или иначе интегрируют без какой-либо психотерапии. А для кого-то это может быть началом развития тревожных и депрессивных расстройств, появления суицидальных мыслей», — рассказывает Федоров.
«А давайте вы в женский коллектив к нам придете?»: история Андрея
Андрей, как и Яков, учится в 10 классе. Когда юноша совершил каминг-аут перед родителями в 13 лет, они не восприняли его слова всерьез. Подумали, что это пройдет с возрастом. Спустя три года отец продолжает думать так же, а мать приняла своего трансгендерного сына и еще в самом начале помогала ему подготовиться к каминг-ауту перед одноклассниками.
«Я был настроен на такое: если они примут — значит, примут. Если не примут — значит, не примут. Сначала поговорил с теми, с кем близко общался: “Вот так вот и так вот, чувствую себя мальчиком”. А потом уже другие подтянулись. Но никто не кричал. Одноклассники подумали, что это просто шутка. Они мне сказали: “Если через четыре года ничего не изменится, то мы тебе поверим”», — рассказал Андрей.
Как он вспоминает, был только один конфликт — с одноклассником, который часто задевал Андрея из-за его трансгендерности и рассказывал об этом посторонним. Узнав о гендерной идентичности юноши, другие люди начинали его обзывать. Однажды Андрея хотели побить и караулили толпой возле школы. Избежать насилия удалось благодаря учительнице, которая жила в той же стороне, что и юноша, и довела его до дома.
Педагоги не воспринимают трансгендерного ученика всерьез: никогда ранее не сталкивались с таким. Раньше, когда у Андрея была сильная гендерная дисфория, он писал на тетрадях только класс и свою фамилию в мужском роде. Одна из учительниц подняла юношу перед классом и хотела заставить его исправить подпись. Андрею ничего не оставалось, кроме как собрать вещи и уйти, а его мать потом объясняла ситуацию педагогу.
«Еще моя классная руководительница. Она все пытается из меня снова сделать “нормального человека”, — говорит Андрей. — Она считает, что я себе все выдумываю. С ней вообще тяжело разговаривать: старой закалки человек. У нее есть такая фраза — “женский коллектив”. Она меня вечно туда хочет затащить. “А давайте вы тоже в женский коллектив к нам придете? В юбочке, в платьишке”. И тому подобное. Каждую неделю она мне это говорит беспрерывно».
После перехода в старшую школу с его класса пришла только половина — и с Андреем общаются только они. Остальные предпочитают его просто не замечать. После окончания школы юноша хочет поступать на психолога: ему это интересно, и окружающие говорят, что профессия ему подходит. В повседневной жизни чаще всего представляется как Андрей. Бывает и так, что люди отказываются продолжать общение, когда узнают его реальное имя.
В своем городе Андрей вместе с подругой создали группу для ЛГБТ-людей, где он познакомился с другими трансгендерными персонами. «Мы помогаем друг другу психологически, — поделился юноша. — Поддерживаем, объясняем ту или иную ситуацию. Например, как отвертеться, если кто-нибудь из друзей трансгендерного человека назвал его по мужскому имени, и это услышали родители. Мы советуем, как да что сказать, чтобы сурового не было наказания. Или чтобы посчитали, что это и правда шутка, если у кого-то очень злые родители».
Как развивать транс-инклюзию в школе
Транс-инклюзивная среда в учебном заведении начинается с объяснения того, что бывают люди с разными характеристиками, считает Кирилл Федоров. Речь не том, что нужно читать лекции на тему толерантности. Сама учебная программа должна быть построена таким образом, чтобы дети видели примеры людей с отличным друг от друга опытом.
В частности, при изучении творчества Марины Цветаевой можно обсуждать, что у нее были отношения с Софией Парнок. Этот факт биографии поэтессы обычно замалчивается, как и гомосексуальные отношения других известных личностей. Второе решение, который предлагает Федоров, — это проведение встреч или групповых занятий для обучающихся.
«У любого человека, в том числе у подростка, отличия у других людей могут вызывать напряжение. Или какие-то вопросы, может быть, не очень корректные. И нужно, чтобы у подростков было свое пространство, где они могут проговаривать тревоги и опасения. Или, может быть, злость. “Меня он бесит вот такой-то”. Но чтобы это было модерируемое пространство», — рассуждает психолог.
Такие тренинговые занятия направлены на развитие коммуникативных компетенций у подростков и учат безопасно обсуждать сложные вопросы и чувства. По мнению Федорова, это снизило бы количество буллинга, которое сейчас присутствует в российских школах. Это поможет не только ЛГБТ-подросткам, но и всем, кто чем-то отличается.
Развитие транс-инклюзивности связано с наличием или отсутствием консервативного костяка в виде родителей и педколлектива. По мнению эксперта, френдли-учителя могут и должны поддерживать трансгендерных учеников. Даже словесное принятие будет многое значить для подростка, которого травят сверстники и, возможно, не принимают родители. Однако такие разговоры лучше проводить индивидуально.
«Сложно занять активистскую позицию, проламывать администрацию школьную, коллег и так далее. Насколько это обоснованно? Через очень короткое время ты, наверное, уже не будешь там работать. А ЛГБТ-подростки в этой школе останутся с твоими консервативными коллегами», — полагает психолог и правозащитник.
Многих учителей пугает закон о так называемой ЛГБТ-пропаганде, однако его как раз не стоит бояться, продолжает Федоров. В судебной практике эта статья фигурирует достаточно редко. Так, в 2019 году в суд было направлено 20 дел по ст. 6.21 КоАП, а к ответственности привлекли всего четырех человек. И даже если кто-то из консервативных родителей напишет заявление, учитель может защищать свои права. Существуют примеры, когда суд вставал на сторону обвиняемого и подтверждал, что в его словах или действиях не было пропаганды.
Кирилл Федоров добавляет, что ответственность за разрешение ситуаций буллинга и построение комфортной среды лежит на взрослых. Этим должны заниматься не обидчики и не те, кого травят. Именно взрослые — в школе это педагогический состав — должны поддерживать безопасность внутри учебного заведения и предотвращать акты насилия.