что значит статусные вещи
Что такое статусная вещь
Вещи как способ демонстрации статуса
С течением времени принадлежность к определенному классу стала играть меньшую роль, и в современном мире практически самым важным показателем статуса являются именно материальные возможности. Положение в обществе напрямую зависит от дохода, и определяется тем, сколько денег человек может себе позволить потратить на демонстрацию своего статуса. Как правило, статусные вещи представляют собой предметы, стоимость которых явно выше цены, адекватной для их функциональности. К таким вещам могут относиться автомобили, телефоны, часы, костюмы и галстуки, канцелярские принадлежности, мебель и даже жилье.
К статусным вещам относятся не только материальные предметы. О занимаемом положении в обществе свидетельствует и выбор места для проведения отпуска, и средний чек в ресторане, и школа, в которой учится ребенок.
Существуют определенные правила, устанавливающие минимальные планки стоимости для тех или иных статусных вещей в соответствии с доходом их владельца. Например, цена часов должна быть равна сумме месячного дохода, а стоимость автомобиля равняться годовой заработной плате. К сожалению, многие люди пытаются соответствовать более высокому положению в обществе, чем занимают в действительности, например, покупая слишком дорогую машину или телефон в кредит. Идея же статусных вещей именно в том, что их приобретение или потеря не является для человека жизненно важной проблемой, а представляет собой лишь необходимые траты.
Заблуждения относительно статусных вещей
Проблема современного общества заключается в том, что люди ошибочно считают приобретение той или иной вещи способом повысить свой статус, хотя на самом деле все наоборот: положение в обществе становится причиной того, что человек вынужден покупать статусные вещи, чтобы соответствовать определенному уровню. Причина такого заблуждения кроется в агрессивном маркетинге: многочисленные рекламные ролики буквально убеждают людей в том, что дорогие часы или машина способны изменить их статус.
По-настоящему богатые люди могут себе позволить не гнаться за статусными вещами. Например, основатель IKEA предпочитает ездить в общественном транспорте и летать эконом-классом.
Самой большой ошибкой в стремлении человека продемонстрировать более высокий статус, чем есть на самом деле, является приобретение дешевых копий статусных вещей. В особенности это касается известных моделей наручных часов, подделкой которых грешат многие производители в Китае. Проблема здесь заключается в том, что люди, занимающие действительно высокое положение в обществе, сразу обращают внимание на подобные попытки прорваться в их круг. Естественно, что мнение о человеке, способном надеть дешевую копию известной марки, автоматически портится, поэтому гораздо лучше носить те часы, которые вы можете себе позволить по статусу.
ОДЕЖДА И СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС
В первобытные времена, когда нам не нужна была одежда, сильнее считался тот, у кого больше… рост 🙂
Сегодня, спустя множество тысячелетий, мы носим одежду, а она, в свою очередь, умеет разговаривать. Она может рассказать, что мы успешны, ответственны, милы, сексуальны, профессиональны, нежны, богаты, амбициозны. Или наоборот, что мы бедны, не собраны, агрессивны, неопрятны, неуспешны, непривлекательны.
Всем знакомо выражение «встречают по одёжке»? Так вот, эта пословица на сто процентов отражает то, как люди выстраивают первое впечатление при встрече с себе подобными. Согласно статистике, во время первого знакомства более 90% людей обращают внимание на внешний вид собеседника (одежду, ухоженность, лицо) и только 5% слушают то, что человек ГОВОРИТ.
Так что не ждите, что кто-то сразу же полюбит вашу душу, потому что ее еще разглядеть надо, как бы жестоко это не звучало.
Помните фильм «Дьявол носит Prada»? Главная героиня упорно пренебрегала своим внешним видом, производя неправильное впечатление на коллег. А зачем? Не проще ли было принять правила игры и начать нравиться не только другим, но и самой себе? К счастью, она это вовремя осознала!
Анализ человека при первом знакомстве, как правило, занимает несколько СЕКУНД. К сожалению, первое впечатление может быть и ошибочным, и для того, чтобы изменить его, понадобятся время и второй шанс. А он, как известно, дается не всегда.
В 99 из 100 случаев человек не будет разбираться: «А верно ли я составил мнение о новом знакомом, может быть, я ошибся?». Так уж мы устроены, что оценка того, кого мы первый раз видим, занимает пару секунд. И именно эту оценку мы потом принимаем, как истину. Такова природа, против неё не попрёшь.
Расскажу на наглядном примере из жизни. Одна моя клиентка – хозяйка шоурума элитной мебели в центре Москвы. В середине нулевых у неё на работе случился забавный случай. В шоурум зашёл дедушка. Классический такой дедушка в резиновых шлёпках, трениках и кепочке. Долго ходил по выставке среди элитных «мебелей», рассматривал, ничего не спрашивал. Вышколенные менеджеры, привыкшие к тому, что в магазин часто заходят зеваки поглазеть на роскошь, к дедушке не подходили (всё равно ничего не купит). Прогулявшись по шоуруму, дедушка подошёл к ресепшн и сказал: «Я выбрал это, это и вот это, посчитайте, пожалуйста, и мой водитель заберёт это сегодня». После расчёта он просто отсчитал нужную сумму из своего портфельчика и тихо ушёл.
Люди используют одежду, чтобы рассказать и показать who is who, вспомните вот эти эпизоды из фильма «Красотка».
Опять же, сервис сервисом, конечно! Но впечатление – впечатлением!
Да, конечно, потом героиня фильма одержала реванш, но исключительно благодаря статусному виду мужчины с кредитной картой, который вызвал безоговорочное доверие и симпатию у продавцов.
Но зачем переживать весь этот негатив, если можно сразу одеться уместно и со вкусом, чтобы нравиться окружающим с первого взгляда?:)
К сожалению, (или к счастью) чтобы сразу обозначить свой статус, мы не можем разгуливать по улице с табличкой, на которой будет написано, кто мы и чего добились в этой жизни! Эту роль за нас выполняет одежда.
Когда я говорю о статусной одежде, я вовсе не имею в виду дорогие премиальные бренды!
Что такое статусная одежда?
Все мы разные, все работаем в разных компаниях, все занимаемся разной деятельностью и у всех у нас разный бюджет, желание и возможности тратить определенные суммы на одежду.
Что значит «статусно»? Это, когда наш внешний вид отражает социальное, профессиональное и даже материальное положение. А также цели, амбиции, намерения и стремления.
Зачем? Чтобы «найти своих». Обозначиться среди нужного вам окружения. Отметить свои успехи и достижения. Или быстрее продвинуться к своим целям и мечтам.
Грамотно подобранная одежда открывает любые двери. Это средство коммуникации. Хочешь понравиться определенному мужчине – оденься правильно. Вася-сантехник будет впечатлен совсем не той женщиной, от которой загорятся глаза у Пети-олигарха.
А HR-менеджер «Пятерочки» точно знает, как выглядит его идеальный кассир, равно как и сотрудница хантингового агентства понимает, что в ЭТУ фирму на собеседование человека, который выглядит «ТАК», отправлять не имеет смысла.
Красота – понятие вторичное. Презентабельность – первичное.
Прошу только не впадать в крайности, все мы взрослые люди и понимаем, что, к примеру, чтобы получить должность директора департамента, мало выглядеть презентабельно. Профессиональный опыт никто не отменял! Речь о том, что ПРИ ПРОЧИХ РАВНЫХ, выберут именно максимально презентабельного и уместно одетого человека. Потому что он будет вызывать более приятные эмоции и располагать к себе, в том числе одним своим внешним видом.
Но есть и окружение, примыкая к которому изо всех сил, масс-маркет не прокатит. Для этого и был придуман люкс. Чтобы сразу было видно ваш уровень достатка и благополучия.
Многие женщины-руководители понимают, что им нужны часы и сумка достойного бренда, потому что они не могут носить то же самое, что их секретарь и сотрудницы. Им нужно «отстроиться» от линейного персонала и показать свой статус.
Это не снобизм, не понты. Это уместность и возможность чувствовать себя на своём месте в этой жизни.
Когда мы идем в хороший ресторан, мы не одеваемся, как на дачу. Мы приводим себя в порядок и готовимся приятно провести время среди приятного и похожего на нас окружения. Чтобы чувствовать себя комфортно и на своем месте.
Многие мои ученицы и клиентки с грустью признаются, что давно никуда не ходят, потому что не понимают, как нужно одеться. Не хотят чувствовать себя глупо и некомфортно. И остаются дома.
Некоторые, заработав на Chanel, боятся зайти в бутик, потому что не уверены в своем внешнем виде и боятся осуждения и холодного отношения.
Это все истории про хороший вкус, уверенность в своем внешнем виде и умение отразить свой статус в своей одежде, то, кем вы являетесь, чего добились и какого отношения заслуживаете.
Это социальная игра. И те, кто умеют в нее играть и получать от нее удовольствие, живут насыщенной жизнью, порхая с выставки на спектакль, с премьеры в лучший ресторан, расширяя круг общения, обзаводясь полезными и приятными контактами, собирая комплименты и тд. Тут вам и потенциальные мужья, и карьерные возможности. Просто оденьтесь так, чтобы было понятно, что вы этого достойны.
Когда муж делает вам «замечание», что вы одеваетесь как подросток, это значит, что тема женщины, статус «его женщины» недостаточно раскрыты. Помните фильм «Служебный роман»? Так вот там главная героиня одевалась статусно, согласно занимаемой должности. Но её статус ЖЕНЩИНЫ, красивой, мягкой, желанной был не раскрыт вовсе. И как всё кардинально изменилось, стоило ей всего лишь переодеться в актуальные для того времени вещи и немножко подкраситься.
И таких примеров можно найти тысячи из самых разных сфер жизни. Далеко за ними ходить не надо, можно просто сесть в кафе в центре Москвы и понаблюдать за людьми.
Да, главное, чтобы человек был хороший. Не спорю 🙂 Но хорошим и, в том числе, хорошо одетым людям гораздо проще открывать нужные им двери, получать положительное внимание, доверие, заинтересованные взгляды, приятных партнеров по жизни и в бизнесе.
Что же делать для того, чтобы правильно рассказать окружающим о своём статусе с помощью одежды?
Существует несколько значимых признаков, по которым окружающие эту одежду воспринимают. Это цена, силуэт, цвет, соответствие моде или АКТУАЛЬНОСТЬ, степень оригинальности, соответствие определенному стереотипу, уместность. Давайте разбираться с каждым из факторов.
ЦЕНА
Одежда должна быть не столько дорогой (ценник-то вы срежете, и, по сути, цену уже никто кроме вас не узнает), сколько качественной, а также актуальной текущему времени.
Если надеть ооочень качественные вещи двадцатилетней давности, даже если они прекрасно сидят, то фасон этих вещей будет выглядеть устаревшим, а вы будете выглядеть:
а) менее благополучно, чем могли бы. Люди, которые донашивают вещи прошлых десятилетий, выглядят так, как будто не могут себе позволить обновить гардероб. Причем эти вещи могут быть куплены вчера в соседнем магазине, в котором просто не продается актуальная одежда. Помните поговорку «чистенько, но бедненько»? Вот это тот самый случай.
б) старомодно, то есть старше и взрослее, чем вы есть на самом деле
Если хочется создать дорогой образ, но средства ограничены, то ориентироваться лучше на современную базу, матовые, фактурные и натуральные материалы. А вот об искусственном шёлке или блестящей синтетике лучше забыть.
Сегодня доля масс-маркета на рынке настолько велика, что даже там можно найти действительно качественные и современные вещи за вполне адекватные деньги. Главное, уметь их выбирать и сочетать.
А если вы решили тратить деньги в люксе, то смотрите в оба. Не расслабляйтесь, потому что цена, к сожалению, не гарантирует, что вы купите стильные вещи. Вы купите брендовые вещи, среди которых есть потенциально удачные и просто хлам. Как и везде.
СИЛУЭТ
Слишком обтягивающий крой требует соответствующих внешних данных.
Поэтому все смело могут делать ставку на полуприлегающий силуэт, он никогда не подведет!
ЦВЕТ
Каждый конкретный цвет тоже может разговаривать. Например, розовый говорит: «позаботься обо мне», красный – бросает вызов и обращает на нас все внимание окружающих, может выглядеть секси или агрессивно, ну, и так далее. В онлайн-школе на продвинутом курсе мы подробно рассматриваем значение каждого цвета. Говорим про оттенки, которые выглядят статусно и дорого, кричаще и дешево.
СТЕРЕОТИПЫ
Большинство людей склонны наделять других людей одинаковыми характеристиками, по крайней мере, при первом знакомстве. Например, если человек носит очки, то его интеллектуальный уровень автоматически оценивается выше.
Похожий эффект возникает и при восприятии такого признака, как длинные волосы у мужчины. Таких мужчин люди склонны считать более духовными, умными, интеллигентными, творческими.
МОДА И УМЕСТНОСТЬ
Грамотное следование моде позволяет выглядеть современно, динамично, интересно и шагать в ногу со временем.
Но термин «жертва моды» тоже не сулит ничего хорошего 🙂 Не каждый тренд нужно брать на вооружение, нужно уметь адаптировать тенденции к своему гардеробу.
Люди с хорошим вкусом легко одеваются в брендах любых ценовых категорий, ориентируются в бесконечном ассортименте и модных тенденциях как рыбы в воде, покупают прицельно, выглядят безупречно, вызывают доверие и симпатию с первого взгляда, рационально тратят деньги на одежду и быстро собираются на любое мероприятие, чувствуя себе уверенно, комфортно и на своем месте. Их одежда рассказывает о них именно то, что они хотели бы донести до окружающих.
Хороший вкус можно и нужно развивать. Точно так же, как можно научиться готовить, разговаривать на иностранном языке, водить машину и т.д.
Если вы понимаете, что пришло время прокачать ваш вкус и гардероб, приходите в Школу Шопинга. Это индивидуальное обучение онлайн с моей персональной обратной связью, без ненужной теории и воды, на практике и с проверкой домашних заданий. Начинайте с Базового курса, продолжайте на Продвинутом и создайте стильный, статусный, грамотно и красиво рассказывающий о вас гардероб:)
МнениеНовый люкс: Как изменились статусные вещи (на самом деле нет)
Кому и зачем нужны льняные сумки за безумные деньги
Текст: Дарья Косарева
«Как это возможно? Она же даже не кожаная!» — мы с подругой завороженно рассматриваем расшитую бисером сумочку из льна марки THE ROW, продающуюся в одном из российских интернет-магазинов за 410 500 рублей. Четыреста. Десять. Пятьсот. На Net-A-Porter такие продавались за три с половиной тысячи фунтов, но в наличии их уже нет, все раскупили. Кому же могла приглянуться эта довольно непримечательная на первый взгляд вещь по цене самолета? Это ведь не Hermès и даже не одна из так называемых it-bags, пособниц элитизма, чья задача — не вместить в себя ноутбук, два телефона, сменную пару кроссовок и сэндвич, а украсить светский выход или инстаграм. То есть, не говоря уже о себестоимости, социальная ценность этой вещи близка к нулю. Но это только на первый взгляд.
С предметов роскоши стала стремительно облетать
условная позолота
С предметов роскоши, будь то одежда или автомобиль, которые на протяжении долгого времени служили незыблемыми маркерами успешности и статусности, стала стремительно облетать условная позолота. Вернее, не совсем так: за последние двадцать-тридцать лет социальные лифты так стремительно поднимали на самый верх абсолютно разных героев, что прежние статусные атрибуты перестали функционировать. Если раньше, встретив на узкой парижской улочке женщину с Birkin, вы бы точно знали, что она либо «старые деньги», либо сама Джейн Биркин, забежавшая в соседнюю буланжери за свежим багетом, то сейчас эта сумка может оказаться в гардеробах и бизнес-леди с Уолл-стрит, и студентки МГИМО, и одной из жен арабского нефтяного магната.
Когда-то такая сумка или любой другой визуальный маркер помогал безошибочно отличать своих от чужих: их обладательницам было о чём согласно покивать друг другу в ходе беседы и тем более было о чём красноречиво помолчать. Но по мере того, как мир становился более глобальным, социально-классовая система дробилась и перестраивалась, а элитистские настроения признавались всё более несовременными, усложнялся и процесс «распознавания» .
Успешная галеристка из Бруклина, коллекционер современного искусства, студентка арт-колледжа и креативный директор журнала Garage Шайла Монрок сейчас вполне могут столкнуться на одной выставке. Но, как и прежде, их способен объединить узкоспециализированный социальный маркер, только нового образца: к примеру, сумка нишевого, очень дорогого бренда, основанного бывшими голливудскими актрисами-близняшками, выпущенная тиражом не более десятка экземпляров и вдохновленная творчеством американской художницы-абстракционистки Элен Франкенталер.
Сейчас ценится редкость, труднодоступность и нерастиражированность вещей
Результатом всех этих пертурбаций сегодня стала сложившаяся система фэшн-трайбов, или, если по-русски, «модных племен», модных микросообществ, состоящих из людей не столько равного материального достатка, сколько имеющих похожие образ жизни и сферу интересов. Это всё та же кастовая система, хоть и выстроенная по новому принципу и с новыми правилами. Лучше всего ее иллюстрирует светская хроника современного глянца, где на одном развороте девушки с ног до головы одеты в вещи малоизвестных дизайнеров, а на другом — репортаж с совершенно другого фланга с консервативным крылом в Chanel.
Что интересно и показательно в этом процессе, так это то, что, во-первых, сегодня предметы новой роскоши вовсе необязательно должны быть роскошны сами по себе, сделаны из самого нежного кашемира, отлиты из золота самой высокой пробы или выточены из мрамора самой редкой породы. Куда больше ценится редкость, труднодоступность и нерастиражированность вещей, которые, впрочем, всё еще призваны демонстрировать материальное положение, умноженное на исключительно взыскательный вкус.
Однако социальная ценность этих вещей тоже не остается неизменной. Если раньше хотелось, чтобы у тебя было «не хуже, чем у других», то сегодня любой отличительной знак и символ, в том числе вкуса или достатка, успевает морально устареть за два дня. На смену авангардной и очень дорогой бижутерии Céline приходят модернистские украшения Sophie Buhai стоимостью полторы тысячи долларов за колье из сплава металлов, но и это только пока. Система потребления символов не исчезнет (как и сумки за 410 тысяч рублей), пока не исчезнет потребность в ней — но такой революции пока, судя по всему, пока не предвидится.
Научно-
образовательный
портал IQ
Внешность имеет значение
Джозеф Кристиан Лейендекер / Wikimedia Commons
В Издательском доме НИУ ВШЭ вышла книга специалиста по истории культуры и литературы Пола Фассела «Класс: путеводитель по статусной системе Америки». IQ публикует фрагмент, в котором рассказывается, как можно определить социальный класс человека по его внешнему облику и одежде — от её цвета и материала до мелких, на первый взгляд незначительных, деталей.
Каким образом, при известной наблюдательности, вы, как правило, способны моментально определить, к какому классу принадлежит человек? На какие кастовые признаки вы обращаете внимание?
Привлекательная внешность, конечно, встречается во всех классах относительно равномерно, но зачастую всё-таки становится отличительной чертой высшего класса. Причина — в благоразумном естественном отборе, как отмечает Джилли Купер: если представитель высшего класса и вступает в брак с кем-то из более низших слоев, как правило, это будет писаный красавец или красавица. Она делает вывод: «В целом, привлекательные люди, вступая в брак, часто повышают свой статус, а неуверенные в себе и внешне отталкивающие — понижают».
Важный классовый индикатор — улыбка, а точнее, её умеренность. На улице вы без труда заметите, что дамы пролетарских слоев улыбаются и чаще, и шире, чем их товарки из средних и высших слоёв.
Во-первых, им нравится хвастаться своими прелестными зубными протезами, а во-вторых, они живут в культуре, где принято желать «хорошего дня!», и стараются большую часть времени профилактически излучать оптимизм. Кстати, о протезах: недавно мне довелось стать свидетелем удивительного представления — один работяга ухитрился приспустить протез с верхних зубов и почти на дюйм вытолкнуть языком желто-розовую конструкцию изо рта прямо на глазах у публики. Захотелось ему внезапно её «проветрить». Невозможно представить, чтобы что-то подобное проделал представитель среднего или высше-среднего класса; а вот кто-то из высшего класса — запросто, ведь общественное мнение высшему классу до лампочки.
Поскольку 62 процента американцев страдают лишним весом, самый простой и дешевый способ выделиться — быть стройным. Этой цели, как правило, придерживаются все четыре высших слоя, хотя среднему классу труднее других: из-за преимущественно сидячей работы приходится скрепя сердце оторвать себя от картошки фри. Нищие и представители незримого низшего класса обычно тоже не могут похвастаться пышными формами, однако редко это результат их осознанного выбора. А вот три слоя пролетариата полнеют без зазрения совести: во-первых, благодаря фастфуду и пиву, а во-вторых — страх соскользнуть со своей ступеньки ведет к нервному перееданию, особенно среди высшего слоя пролетариев. В целом пролетарии могут обосновать потребление жиров — дескать, это свидетельство стабильной зарплаты и возможности часто питаться вне дома; если мы верим, что они подчиняются гипнозу телевизионной рекламы Макдональдса, то они вполне охотно выбираются «позавтракать где-нибудь».
В недавнем выпуске одного журнала опубликована реклама книги с рецептами различных диет — задуманной как попытка разбить ошибочные убеждения пролетариев о весе; с довольно неуклюжей прямолинейностью книга заявляет: «всё это чушь». Среди вульгарных заблуждений упоминается и такое: «Лишний вес одинаково распределен по всем социальным классам». В рекламе далее разъясняется:
Ваш вес — вот настоящая реклама вашего социального положения. Сто лет назад корпулентность считалась свидетельством успеха. Сегодня это не так. Сегодня это ярлык низшей прослойки среднего класса — ожирение встречается здесь в четыре раза чаще, чем в высше-среднем и среднем классах.
И не только в четыре раза чаще. Но ещё и в четыре раза заметнее, поскольку хвастаться лишним весом — безусловно, признак принадлежности к пролетариату, словно похваляющийся намерен нанести максимальную эстетическую травму высшим классам и тем самым в каком-то смысле расквитаться с ними. Джонатан Рабан, наблюдая за гостями ярмарки в Миннесоте, имел удовольствие созерцать спектакль, заставляющий предположить, что лишний вес — это выверенная, алчно преследуемая, осознанная цель:
А чтобы их наверняка заметили, продолжает Рабан, многие мужчины носят кепки, намереваясь убедить нас — вопреки вековой мудрости, — что «счастье — это внуки». Рабана настолько поразило распространение ожирения по территории США, что он предложил даже нарисовать карту ожирения — на ней будет ясно видно: самые полные граждане концентрируются в областях, где иммиграция самая молодая и «воспоминания предков о голоде — самые свежие». И наоборот, «штаты. чьё население сложилось большей частью до 1776 года, покажут меньше жителей, страдающих ожирением. Обхват талии в среднем будет увеличиваться с востока на запад и с юга на север. Жировая столица США разместится где-то в треугольнике Миннесота — Айова — Дакота».
Нет нужды заново проходить весь путь вслед за Рабаном, чтобы понять: элиту этой страны отличает определённый внешний вид. К примеру, женщина должна быть стройна, а её прическа — напоминать о моде 18–20-летней давности. (Самые стильные женщины всю жизнь причесывают волосы на тот же манер, что привыкли в студенческие времена.) Они носят превосходно сидящие платья и дорогие, но всегда внешне сдержанные туфли и сумочки, очень мало драгоценностей. Они носят шейные платки — и это вернейший признак класса, ибо вещь это совершенно бесполезная, служащая исключительно для обозначения классовой принадлежности.
Мужчины тоже должны быть стройны. Никаких драгоценностей. Никаких портсигаров. Волосы средней длины, ни в коем случае не обесцвечивать и не окрашивать — это допустимо только в среднем классе и высшем слое пролетариев, что подтверждает пример президента Рейгана. И уж точно никаких париков и шиньонов — это удел пролетариев. (Пролетарии высшего и среднего слоя называют их париком или покрывальцем; а вот сказать про них «нашлепка» могут только пролетарии низшего слоя.)
Элитная внешность — и женщин, и мужчин — достигается путем отрицания: отрицания сиюминутной массовой моды, отрицания вычурного, отрицания избыточного. Отсюда — и отрицание элитой лишнего жира.
Майкл Корда в книге «Успех!» объясняет это кратко: «Стройность вознаграждается».
Впрочем, отрицание элитой чрезмерности ни в коем случае не означает «минималистского» выбора в одежде. Скорее, речь идет об обязательном «наслоении» (layering). Как отмечает Элисон Лури в книге «Язык одежды», «обычно принцип таков: чем больше на человеке одежды, тем выше его статус». И далее уточняет: «Недавняя мода на манеру одеваться “слоями”, возможно, связана, как иногда утверждают, с сохранением дефицитной энергии; однако это также изящный способ продемонстрировать обширный гардероб».
Женщина из высше-среднего класса почти наверняка будет появляться на публике в юбке из серой шерсти, «шотландки» или ткани цвета хаки; темно-синем кардигане, возможно, с узором «косы»; белой блузке с круглым воротничком а-ля Питер Пэн; узких брючках с туфлями на плоской подошве; и волосами, перехваченными крупной заколкой. Ближе к зиме она наденет голубой блейзер или, для деловых выходов, серый шерстяной костюм. Но общая цветовая гамма будет тяготеть к настоящему морскому синему. Конечно, будет много слоев и тенденция выглядеть сдержанно.
Обязательным аксессуаром станет футляр для очков, украшенный домашней вышивкой (и это важное классовое отличие: ручная вышивка означает часы безмятежного досуга — пролетарии не могут себе такого позволить). Если женщина много вяжет для семьи и друзей, с большой вероятностью она принадлежит к высше-среднему классу. Если, довязав свитер, она вышивает крошечный ярлычок со словами: «Ручная работа. Гертруда Уиллис», то она принадлежит к среднему классу. Если же на ярлычке будет сказано «Создано Гертрудой Уиллис», то она представляет высший слой пролетариата.
Главный цвет высше-среднего класса — морской тёмно-синий; аналогичным цветом пролетариев можно считать сочно-бордовый, и его регулярно поносит Барбара Блайес, советник по гардеробу Департамента труда и торговли, а также ЦРУ и Управления по контролю за пищевыми продуктами и лекарствами. Ей платят 400 долларов в день за то, чтобы она выкорчёвывала пролетарские гардеробные привычки в правительственных департаментах.
Она изо всех сил старается, чтобы женщины, насколько это возможно, выглядели как мужчины, в темно-синих или серых строгих классических, но дамских костюмах. Никаких брючных костюмов, тем более бордовых, тем более из бордового полиэстера, — это просто вопиющее падение, классический пролетарский наряд. И ещё один любимый «прикид» пролетарских дам: если полные обожают накладывать себя ложками в тугие костюмы, то стройные обожают сочетание «дизайнерские джинсы плюс “шпильки”». Те, кто только недавно перебрался в пригороды и ещё не усвоил преппи-стиль высше-среднего класса, частенько выдают себя таким образом.
Бордовый костюм из полиэстера нарушает сразу два принципа, определяющих построение гардероба высших классов: принцип цвета и принцип использования натуральных материалов. Бог с ним, с морским тёмно-синим, цвета высших классов должны быть приглушенными, пастельными (и чем выше класс, тем бледнее цвет), а материалы должны в прошлом хоть в какой-то степени быть продуктом жизнедеятельности живой природы (и чем выше класс, тем больше эта степень).
Данное означает шерсть, кожу, шёлк, хлопок и мех. Точка. Все синтетическое волокно — признак пролетариата: отчасти потому, что оно дешевле натуральных тканей, отчасти — потому что его нельзя выдать за старомодное, и отчасти — потому что они все одинаковые, а значит скучные — в акриловом свитере у вас нет шансов нащупать в пряже кусочек соломинки или овечьих экскрементов.
Веблен пришел к этой же мысли в 1899 году, когда писал о массовых товарах в целом: «Повседневные товары, рожденные конвейером, часто вызывают восхищение; простой, не слишком изысканного воспитания народ радуется именно их избыточному совершенству и не слишком задумывается о тонкостях элегантного потребления». (Принцип использования материалов органического происхождения справедлив и для кухонной обстановки и утвари: дерево означает более высокий класс, чем кухни «Формика», а льняная скатерть — классом «выше» клеенки.)
Для поддержания статуса истинного высше-среднего класса полный отказ от искусственных волокон настолько важен, что глаз элиты, как обещает «The Official Preppy Handbook» («Официальный справочник по стилю преппи»), приучается выявлять даже малую толику полиэстера — этой прискорбной отметины среднего класса — в рубашке «оксфорд». Эта же бесценная книга безудержно восхваляет юную Кэролайн Кеннеди — «в технических моментах соблюдающую стиль преппи строже самой мамушки» — ибо «за четыре года, проведённых ею в Гарварде, ни единая искусственная прядка не осмелилась коснуться её тела».
Странным образом очень американским, очень характерным для конца XX века — иными словами, очень пролетарским — кажется то, что в магазинах нам предлагают банные полотенца (а единственная их задача — впитывать влагу, впитывать её хлопковыми волокнами, то есть единственными волокнами в их составе, специально для того предназначенными!), в ткань которых изощренно, вопреки здравому смыслу, подмешано 12 процентов синтетического лавсана, затрудняющего впитывание влаги.
Но никто не решается высказать эти крамольные мысли вслух, рискуя получить нагоняй от мистера Фишера А. Раймса, директора по общественным связям Ассоциации производителей искусственных волокон, штаб-квартира которой расположена в Вашингтоне и которая настолько влиятельна, что может убедить армию и флот добавить максимум искусственных волокон не только в полотенца, но заодно и в мочалки и тряпки для пола. Мистер Раймс всякий раз решительно пресекает клеветнические измышления — вот, например, давеча направил в «The New York Times» письмо в защиту полиэстера, опровергая суровую критику эксперта в области моды, выступившего на страницах газеты ранее. «Полиэстер, — пишет он, — выпускается во множестве вариантов, включая и самые роскошные. Это самый распространенный сегодня материал в индустрии моды». (И именно это-то с ним и не так, если, конечно, смотреть на проблему с точки зрения классового анализа.)
Итак, один признак, позволяющий предположить близость человека к пролетарским слоям, — это цвет одежды и наличие полиэстера в её составе. Ещё один признак — надписи на одежде, её «прочитываемость» (legibility). Элисон Лури предложила полезный термин «говорящая одежда» (legible clothing) для обозначения футболок и бейсболок с различными надписями — которые, по замыслу тех, кто их носит, должны прочитываться и вызывать восхищение.
Надпись может быть простой — как Budweiser или Heineken’s, а может быть сложной или, нередко, двусмысленной — как на молодёжной женской футболке: «Лучшее — внутри». Когда пролетарии собираются вместе, желая отдохнуть и повеселиться, редко они выбирают для того одежду без начертанных на ней слов. По мере перехода к более высоким социальным слоям и активации принципа сдержанности слова постепенно исчезают и к среднему и высше-среднему классам заменяются неброскими логотипами — как, например, крокодильчик фирмы Lacoste.
Шагая вверх по социальной лестнице, вы постепенно будете оставлять позади явные обозначения торговых марок, и когда вокруг их не останется вовсе, не сомневайтесь: вы ступили на территорию высшего класса. Причина та же: как футболка с надписью «Кока-кола — это вещь!» выдает пролетарскую натуру её обладателя, так и галстук с ярлыком Countess Mara — вульгарен и допустим только в среднем классе.
Чётко выписанное название фирмы обладает сегодня поистине тотемической властью прочерчивать различительные линии между теми, кто выбирает говорящую одежду. Натягивая говорящие шмотки, человек растворяет свою частную идентичность в чужом коммерческом успехе, утверждая свою значимость словно с чистого листа и, пусть на какое-то время, становясь кем-то.
Если человек носит одежду совсем уж новую или совсем уж безупречно вычищенную и выглаженную, это тоже позволяет предположить, что его социальные обстоятельства не вполне устойчивы.
Представители высшего и высше-среднего классов любят щеголять в одежде поношенной, словно хвастаясь тем, сколько традиционных условностей, обычно ассоциируемых с достоинством, они спокойно могут отбросить, — то же объясняет и их тягу надевать мокасины на босу ногу, безмятежно пренебрегая носками.
Дуглас Сазерленд в книге «Английские джентльмены» точно описывает принцип выбора поношенной одежды. «Джентльмены, — пишет он, — могут носить свои костюмы, пока нити не начнут просвечивать, однако делают они это с изрядным пижонством, и самому невзыскательному наблюдателю при этом ясно, что костюм в свое время был пошит весьма и весьма хорошим портным». И напротив, средний класс и пролетарии придают большое значение новой одежде — с максимальным содержанием полиэстера, конечно же.
А вот вопрос чистоты одежды с точки зрения классового анализа, пожалуй, не так прост, как это представляется Элисон Лури. Она полагает, что чистота есть «признак статуса, ибо поддержание чистоты и аккуратности требует времени и денег». Однако усилия, какие человек прилагает к тому, чтобы предстать перед публикой безупречно чистым и аккуратным, заставляют предположить, что он опасается поскользнуться на статусной лестнице и чрезвычайно озабочен тем, что о нём будут думать — и то и другое, как мы помним, свидетельствует о невысоком социальном положении.
Безупречный воротничок сорочки, идеально завязанный галстук, одержимость услугами химчистки — всё это удел никчемного обывателя. Или же — двуличного ханжи, желающего казаться лучше, чем он есть. Хороший пример — злоупотребление галстуком-бабочкой. Аккуратно завязанная, расположенная точно по центру, ни на градус не отклоняющаяся от горизонтальной оси бабочка говорит: она красуется на сорочке среднего класса. Если же бабочка надета слегка набекрень, словно рукой небрежной или неопытной, — то это сорочка высше-среднего класса или даже, если видна рука совсем уж бесхитростно неумелая, — высшего.
Но самое страшное — выглядеть аккуратно подтянутым, когда ожидается мешковатая небрежность, или быть чистым, когда требуется предстать по уши в грязи. Аналогию тут можно провести с автомобилем: если он натёрт и отполирован до блеска, почти наверняка можно сказать, что он принадлежит пролетарию. Представители более высоких классов могут себе позволить разъезжать на замызганных автомобилях. Точно так же, шагая по улице, высшие классы затолкают свои деловые бумаги в хлипкие, обтрёпанные, покрытые застарелыми пятнами папки красновато-коричневого картона, но никак не в нарядные кейсы, обильно украшенные кожаными и медными вставками, выдающими унылую стигму среднего класса.
«Это странно невыгодное соотношение, — продолжает Лури, — можно увидеть и сегодня в случаях конфронтации профсоюза и администрации, в офисах банков и кредитных бюро и вообще в любых случаях, когда представителю рабочего класса приходится посетить государственное учреждение». Это иллюстрация к общему принципу об использовании одежды как инструмента передачи классовых сигналов, сформулированному Джоном Моллоем: при встрече двух мужчин, пишет он, «одежда одного сообщает другому: я важнее тебя, будь любезен выказать мне уважение»; или же «мы с тобой равны, и я рассчитываю на подобающее отношение»; или «ты мне не ровня, не рассчитывай, что я буду обращаться с тобой как с равным».
Поэтому, отмечает Моллой, пролетарии, желающие подняться по социальной лестнице, должны быть чрезвычайно внимательны к «северо-восточному дресс-коду», и буклеты Brooks Brothers и J. Press им в помощь: «Деловой костюм должен быть прост; никаких необычных или лишних пуговиц; никаких строчек необычных расцветок; никаких отворотов на нагрудном кармане; никаких декоративных заплаток на рукавах; никаких кулисок и хлястиков сзади на пиджаках; никаких кожаных декоративных вставок; никаких ковбойских кокеток. Никогда».
Главным образом это вопрос привычки и практики, утверждает Миллс во «Властвующей элите» (1956): не важно, где ты живешь, настаивает он, «любой человек, если у него есть деньги и желание, способен приучиться чувствовать себя неуютно во всем, кроме костюмов от Brooks Brothers». И я бы добавил, способен научиться воздерживаться от одежды с блестящими (характерными для среднего класса) элементами — в отличие от матовых (признак высше-среднего класса).
Твидовый пиджак — непременный атрибут в любимой высше-средним классом игре слоями. Мужчина сигнализирует о своей принадлежности к высшим слоям, если на улицу он выходит в твидовом пиджаке, жилетке или свитере (а то и двух), рубашке, галстуке, длинном шерстяном шарфе и пальто или плаще. Можно провести аналогию с домом высшего класса, в котором много комнат для разных целей.
Надевать одну рубашку поверх другой — скажем, рубашку «оксфорд» на пуговицах поверх водолазки — привычка высше-среднего класса, причем рубашка снизу тоже может быть классической (лучше однотонной) с собственным полноценным воротником (мне встречались такие наряды в теплую погоду на Мэдисон-авеню в районе восьмидесятых улиц). Поскольку свитер практически незаменим при игре слоями, важно знать, что самый-самый классический вариант — это шетландский пуловер с круглым вырезом под горлышко, в классических «шотландских» цветах — вереска и т.п., особенно когда поверх чуть выглядывает «оксфордская» сорочка (разумеется, без добавления искусственных волокон), — без галстука. Добавьте к этому дорогой твидовый пиджак без подкладных плечиков — и никто не подумает, что вы можете быть ниже высше-среднего класса.
Значит, нетрудно предположить, что свитер с V-образной горловиной, придуманной специально, чтобы вы наверняка могли продемонстрировать свой галстук, — атрибут среднего класса или даже высших слоев пролетариата. Ну и наконец: трудно поверить, что порой люди заправляют пуловеры в брюки, но, говорят, такое бывает. Если вы и впрямь наблюдаете такую привычку, это признак очень низкого социального происхождения.
Ну а если знаток в области мужской одежды хочет на самом деле научиться учитывать классовые тонкости, то лучший способ — приглядеться к костюмам сменяющих друг друга президентов. Общий принцип таков: пиджак с двумя пуговицами более «пролетарист», нежели модель на трех пуговицах, какую носит элита восточного побережья. Большинство президентов до вступления в должность носили вариант с двумя пуговицами, а после того как они взяли на себя ответственность за «страны свободного мира», они чувствуют, что должны измениться и сами — и переодеваются в костюмы на трёх пуговицах, стараясь походить на председателя правления Чейз Манхэттен банка.
Иногда классовую стигму выдает «зазор воротника» — по этой промашке можно наверняка узнать пролетария. Мы ясно видим, как воротник его пиджака отстоит от воротника его рубашки и топорщится назад и кверху на добрый дюйм — впечатление, будто человек раскололся на части. Этот кастовый отпечаток не имеет какого-то специфического реакционного политического подтекста, что подтверждает и фотография Ричарда Хоггарда, британского радикального критика и сторонника партии лейбористов, на которой он рекламирует свою новую книгу: воротник пиджака сзади отстает минимум на дюйм, и, значит, зазор воротника проявляется как у левого, так и у правого плеча. И выдает он натуру не столько подвижника, сколько марионетки.
То же — и с тем беднягой на телевидении, которого на днях интервьюировал Уильям Ф. Бакли. Он родом из Техаса и хотел высказаться по поводу учебников — насколько те помогают бороться, наряду с прочими грехами, с «промбискотетом». (Бакли старался как можно деликатнее поправлять произношение на «промискуитет», чтобы публика смогла понять, о чем же говорит бедолага.) Но даже если бы техасец, крепко уверенный в силе своих аргументов, не повторял это слово раз за разом пролетарски неправильно, степень его восприимчивости и чуткости выдал бы его пиджак, отстававший от воротника рубашки на целых два дюйма.
Воротник же самого Бакли — чего он только не делал: крутился, кивал, мотал головой, — конечно, плотно прилегал и к шее, и к плечам. А вот теперь я отмету все обвинения, будто я превозношу богатых и не люблю бедных. Различие, о котором я тут толкую, — вовсе не об индивидуальном пошиве для избранных счастливцев против одежды из универмага для всех прочих — можно найти прекрасно сидящий костюм и готовым на вешалке, на худой конец, можно попросить портного подогнать его по фигуре. Различие — в том, чтобы считывать это как классовый сигнал или вовсе о нём не догадываться. Вы должны знать (и здесь мы повторяем слова Дугласа Сазерленда из «Английских джентльменов»): пожалуй, самым важным критерием, определяющим, стоит ли вообще надевать костюм, является как раз вот это — «чтобы он хорошо сидел на плечах».
Помимо отстающего воротника «как у Хейга» или «марионетки», есть ещё две приметы, выдающие принадлежность к не самому высокому социальному слою. Обычно они бросаются в глаза, стоит мужчине снять пиджак — по этим признакам сразу можно сказать: это средний класс или высший слой пролетариата. Во-первых, это накладка для авторучек, а во-вторых — любые предметы, висящие на поясном ремне.
Накладка для авторучек — это такой маленький накладной кармашек, часто с какой-нибудь рекламой на внешнем клапане, который крепят к нагрудному карману рубашки, чтобы ручки и карандаши на пачкали акриловую ткань. Эта накладка называется «защита для кармана». В одном каталоге, рассылаемом по почте и адресованном высшим слоям пролетариата, говорится, что накладку можно сделать уникальной, поместив на ней монограмму из трех инициалов. Такие накладки пользуются успехом у людей, которым требуется изображать эффективность (менеджер торгового зала в супермаркете) или создавать впечатление, будто их потребность в авторучке почти постоянна (как у мобильных страховых агентов).
Предметы, прикрепленные к поясному ремню (как правило, из настоящей или искусственной кожи) — ещё один знак, безошибочно выдающий принадлежность к среднему классу или пролетариату. Предметы могут варьироваться от счётной линейки (у слоев повыше) до футляров для солнечных очков или держателей для пачки сигарет «с тиснением ручной работы в стиле “вестерн”» (последние в каком-нибудь каталоге могут быть описаны так: «Кобура для солнечных очков и авторучки: элитная воловья кожа, персональный тюнинг с вашими инициалами!»).
Само название «кобура» подразумевает мачо-окраску всех этих болтающихся на ремне удобных приспособлений. Их пролетарское звучание выдает социальное происхождение и тайных гомосексуалов, которые сообщают о своих «сексуальных предпочтениях», подвешивая на ремне ключи и покачивая ими слева направо, вперёд-назад. Одна из причин, почему инженеру может быть трудно войти в высше-средний класс, связана с тем, что ещё в колледже он привык постоянно цеплять что-то к ремню — если не счётные линейки и калькуляторы, то самые ходовые инструменты, образцы геологических пород и т.д.
Представьте себе мужчину в летнем костюме, соответствующем выполняемой им работе. На нём белая рубашка с коротким рукавом (в составе главным образом полиэстер) и накладным защитным кармашком, галстук, тёмные брюки. Это клерк в магазине скобяных товаров, он принадлежит к среднему классу или высшему слою пролетариата. Теперь внимание: чтобы превратить его в «инженера», достаточно добавить на пояс пару полезных «висюлек» и нахлобучить на макушку белую каску. В этом и корень социально-классовых терзаний инженеров, которые никак не могут определиться со своим местом — «с кем я? с шефом или с рабочими? с руководством или исполнителями? в мире ручного труда или в мире труда умственного?».
По большому счёту, всё, что болтается на поясе, даже если оно и не висит вниз откровенно позорным образом, выдает принадлежность к высшему слою пролетариата.
Например, солнечные очки в футляре из искусственной кожи. Чем вешать их на ремень, уж лучше зацепить их дужкой за верхнюю петлю на рубашке — так делают люди среднего класса, но уж во всяком случае, не пролетарии.
Итак, накладные защитные кармашки и болтающийся на ремне арсенал полезных вещей мгновенно выдают связь с пролетариатом. Но есть и другие почти столь же ясные сигналы. Когда вы надеваете рубашку без галстука со свитером или пиджаком, что вы делаете с воротником рубашки? Не вытаскивать его вовсе, оставить целиком закрытым свитером или пиджаком — сигнал, говорящий о принадлежности к высшему или, быть может, отчасти высше-среднему классу, поскольку получившийся эффект наводит на мысль о «небрежности», а не «аккуратности».
Если же воротник рубашки лежит поверх воротника пиджака, а вы при этом не член кнессета Израиля и не преподаете в Еврейском университете Иерусалима, — то это верный признак, что вы принадлежите к среднему классу или пролетариату. Ну а всё, что вам на самом деле следует знать об этой практике — это что президент выбирает именно такой вариант (воротник рубашки поверх пиджака), надевая костюм для верховой езды или другое спортивное облачение.
Несомненно, рубашки относятся к одним из самых чутких к классовым сигналам предметам гардероба и открывают просто бессчетные возможности оступиться. Наденьте «белое на белом» — и вы запросто соскользнёте в средний класс или высший слой пролетариата; а если наденете жилетку на рубашку с коротким рукавом или — как Эд Нортон в «Медовом месячнике» — поверх футболки, то уж прямиком в средний или низший пролетариат. Порой можно увидеть подтяжки поверх футболки или сандалии с носками. В Англии это особенно выражено, однако заметно и в англофильских частях США: подобная манера одеваться позволяет угадать в вас принадлежащего к среднему классу школьного учителя математики или химии, но праздничный наряд выдает ваши тайные мечты о понижении до высшего слоя пролетариата.
Украшения тоже способны в один миг спустить вас по социальной лестнице. Например, эмалированный флажок США, который прикалывают на лацкан пиджака безумные и циничные политики, работающие с отсталыми районами. А когда их жены надевают в качестве украшения такие же флажки, только выложенные «стразиками», эффект получается ещё более сногсшибательный — назовём его глубоко пролетарским.
В отношении наручных часов общее правило таково: чем более «научны», технологичны и «космичны» ваши часы, тем ниже ваш социальный слой. То же касается и объема информации, какую способны сообщить часы — например, местное время в Куала-Лумпуре, количество дней, уже прошедших в текущем году, или знак зодиака, в котором мы пребываем. В высшем классе некоторые приверженцы легендарных часов Tank от Cartier на чёрном ремешке из кожи ящерицы уверяют, что, в общем-то, и большую стрелку следует считать компромиссом, потенциально занижающим класс часов, ибо она подразумевает, что её владельцу может потребоваться изрядная точность, будто его профессия связана с фиксированием времени отправления и прибытия автобусов.
Ещё один важный признак социального расслоения — цвет непромокаемого плаща. В результате глубокого и в самом деле впечатляющего исследования Джон Моллой обнаружил, что в расцветке плащей бежевый далеко опережает чёрный, оливковый или тёмно-синий. Чёрный плащ почти наверняка оказывается приметой пролетариата. Так что Моллой подбивает своих читателей из пролетарских слоев, желающих придать себе лоск высше-среднего класса, как можно скорее приобрести себе бежевый плащ. Скрытая логика тут, по всей видимости, та же: бежевый подразумевает более выраженную беззаботность по поводу возможных пятен — выражение «какие ещё к черту пятна?», которое трудно представить на лице благоразумного обладателя чёрного плаща. А теперь вас нисколечко не удивит, что в «Я люблю Люси» Рики Рикардо носит чёрный плащ.
То же настроение «да идите вы к черту», выдающее высше-средний класс, особенно проживающий в пригородах, заметно в спортивных брюках или брюках для отдыха. Распространённый вариант — белые парусиновые штаны, расшитые малюсенькими зелёненькими лягушечками. Вариация на тему: светло-зелёные штаны с вышитыми темно-синими китами. Или сигнальными флажками. Или буйками. Или лобстерами. Или ещё чем-нибудь ненавязчиво-морским, намекающим, что носитель штанов вот только на пару шагов отошёл от своей внушительных размеров яхты. Этим же объясняется и классовая полезность топсайдеров — тех самых башмаков вроде мокасин на белой подошве, которые «не скользят на мокрой палубе». То же касается и штормовок с кучей завязочек и шнурочков. Ну и впридачу вам потребуется длинная тонкая шея.
Каталог яхтенных товаров «Chris-Craft» можно заказать по почте, он подскажет, на какой образ ориентироваться; однако представителям слоев, расположенных существенно ниже высше-среднего, следует быть осторожными: едва ли им удастся правдоподобно скопировать образ вальяжного яхтсмена. Многое тут зависит от особой привычной небрежности в манере держаться, от легкой, естественной на ветру разлохмаченности, достигаемой тончайшим расчетом. Словом, сыграть всё это практически невозможно, да и к тому же вам в любом случае потребуется длинная тонкая шея.
Тема классовых импликаций, сокрытых в мужских галстуках, заслуживает отдельной книги. Я смогу здесь набросать лишь несколько общих принципов. Хотя в абсолютном выражении его вклад в общий ансамбль не столь велик, галстук в полной мере выполняет задачу добавления слоёв и как минимум по этой причине ассоциируется с высоким статусом. Однако следует добавить: полный отказ от галстука в подходящей ситуации сообщает тот же сигнал — мол, этот человек высокого статуса, допустим, высшего класса, он может себе позволить быть выше любой критики, к нему неприменимы привычные каноны респектабельности.
Как справедливо подтвердил прекрасный эксперимент Моллоя, галстук ассоциируется с ответственностью, хорошей работой и прочими добродетелями послушного представителя среднего класса. Он провёл серию интервью с мужчинами, которые пришли на собеседование, рассчитывая получить хорошую работу. Одни были в галстуке, другие нет. Он обнаружил устойчивую закономерность:
Мужчины, которые пришли на собеседование в галстуке, получили работу; те, что пришли без галстука, получили отказ. А в одном, почти невероятном случае интервьюеру. стало настолько неуютно от вида соискателя без галстука, что он дал мужчине шесть с половиной долларов и попросил его выйти и купить галстук, надеть его, вернуться и продолжить собеседование. Впрочем, работы он все-таки не получил.
Предположение, что галстук — важный маркер, отделяющий средний класс от высшего слоя пролетариата, подтвердилось в другом эксперименте Моллоя. Он провёл его на кошмарном автовокзале Порт-Ауторити в Нью-Йорке, известном притоне порока и зла всех мыслимых пород и оттенков. Сам он держался как представитель среднего класса, который позабыл дома бумажник и которому надо непременно добраться до какого-то пригородного местечка. В пиковые часы он попытался занять 75 центов на билет, при этом в первый час был в костюме, но без галстука, а во второй час — при галстуке и прочем полном параде. «За первый час, — докладывает он, — я насобирал 7 долларов 23 цента, а во второй, “галстучный” час — 26 долларов, причем один господин дал мне даже дополнительные деньги на свежую газету».
Галстуки мстительно искажают принцип «чем более читабельна одежда, тем ниже социальный статус её носителя».
Галстуки, повязываемые высшими классами, избегают наиболее очевидных форм вербальных или даже чрезмерно грубых символических заявлений, полагаясь вместо этого на полоски, амебоподобные кляксы мягких очертаний и даже мелкие крапинки, дабы сообщить: носитель сего занимает слишком высокую ступень на социальной лестнице, чтобы утруждать себя откровенными уточнениями относительно истоков такого положения. (Что иллюстрирует принцип приватности, или же принцип «занимайтесь-ка-вашим-малюсеньким-поганеньким-среднеслойным-бизнесом» — типичный смысл косого взгляда аристократии в сторону среднего класса.)
Маленькие белые крапинки на темном фоне — пожалуй, самый консервативный галстук, какой можно представить, он в почете и у высшего класса, и у высше-среднего, а также, в качестве защитного средства, у тех, кто волнуется, что его сочтут низким, грубым, пьяным или циничным — как, например, журналисты, или телеведущие-«новостники», или спортивные комментаторы, — а также тех, чья доверительная репутация должна быть вне подозрений — это может быть служащий трастового департамента, старающийся на благо столичных банков.
Спускаясь несколько вниз от полосок, клякс и крапинок, мы переходим к галстукам с более откровенной и точной семиотической функцией. Так, если джентльмен из высше-среднего класса увлекается охотой и спортом, он может повязать галстук с диагональными полосками в виде мелких летящих фазанов, или яхт, или сигнальных флажков, или секстантов. («Я охочусь и хожу на яхте! Я богат и спортивен!» — сообщает галстук.) Ступенькой ниже — узоры «социального окружения» (mileu), воспевающие профессию носителя галстука и поздравляющие его с тем, как повезло ему иметь такую прекрасную профессию. Подобные галстуки выбирают неуверенные в себе члены высше-среднего класса (предположим, хирурги) или представители среднего класса, мечтающие перебраться в высше-средний (допустим, бухгалтеры). Так что галстук, испещренный крошечными кадуцеями, во всеуслышание заявляет: «Ни хрена себе! Я терапевт!». (Примечательно, что для галстуков дантистов нет какого-то особого профессионального узора.)
Изящное изображение весов скажет вам: «Я — юрист». Музыкальные ноты: «Я имею отношение к музыке». Значки доллара или мешки денег на галстуке выдадут биржевого брокера, банкира, или, быть может, невероятно успешного пластического хирурга, или победителя лотереи. Мне однажды попался галстук, расшитый малюсенькими джипами, смысл его меня озадачил: ведь если вы и в самом деле водитель, вряд ли вам будет интересно так громко об этом заявлять.
Среди прочих мотивов, тешащих самолюбие носителя галстука, — маленькие киты, дельфины, тюлени; они недвусмысленно подводят к мысли: вы любите природу, тратите немало времени на её защиту, а следовательно, вы хороший человек. «Профессиональные» галстуки можно разбавить шелковыми моделями с мелкими яркими полосками (так называемые silk rep) предположительно британских (и никогда — никогда! — немецких, французских, итальянских, испанских, португальских или дореволюционных российских) полков, клубов или университетов.
Слово «rep(p)» происходит от французского «reps», означающего особое переплетение основной и поперечной нитей. Само слово означает не полоски как таковые, а текстуру ткани и её полосатый «дух». Забавно, что французское слово, в свою очередь, происходит от английского «rib», ребро — ребро на груди или оставленные отливом волны на песке, и в общем случае оно означает некий параллельный мотив.
Спускаясь ниже по социальной лестнице, мы начинаем замечать на галстуках членораздельные слова — ожидается, что зрители, а точнее читатели, будут их комментировать. Пример подобного эксгибиционистского артефакта — темно-синий «галстук Деда», на котором вручную, по диагонали белым цветом напечатаны имена внуков. Вы только представьте, сколько тем для бесед породит один такой галстук!
Или представим другой галстук, допустим, с надписью: «Хочу на яхту» или «. на лыжи» и т.д., — она запросто растворит границы приватности и поможет завязать разговор, так что галстук становится полезным дополнением, помогающим поддерживать уютную жизнь в среднем классе, в традициях которого заглянуть к соседям без предупреждения. Иногда галстуки представителей этого социального слоя сообщают глубокие мысли — вроде «Слава богу, сегодня пятница!» или «Вот черт, опять понедельник»; а если вы хотите вызвать у аудитории дополнительный смешок и заодно приподняться в социальной иерархии на полступеньки, выразите эти чувства азбукой Морзе из яхтенных сигнальных флажков.
Ещё ниже, где вопрос о владении яхтой или весёлом собачьем творчестве прозвучит совсем уж нелепо даже на галстуке, мы встречаем галстук «боло» в виде шерстяного или кожаного шнурка с ярким зажимом (часто бирюзового и серебряного цвета). Такой галстук популярен особенно у пожилых мужчин, проживающих в Нью-Мексико и других местах «солнечного пояса». Как и любой другой вид галстука, этот тоже несёт послание: «Несмотря на внешность, я ничуть не хуже вас, и мой, так сказать, галстук, хоть и не классический, но куда лучше вашего традиционного, потому что он означает простоту и, следовательно, скромность, чистоту, добродетель».
Галстук «боло» говорит: «Человек, что надел меня, — дитя природы, пусть ему и стукнуло восемьдесят». Как и многие вещи, которые покупают пролетарии, галстуки «боло» могут быть очень дорогими, особенно если зажим выполнен из драгоценного металла или представляет собой «произведение искусства». Это опять-таки означает, что деньги, хоть и важны, отнюдь не всегда оказываются самым важным критерием для определения класса.
Ступеньками ниже тех, кто носит «боло», — самые низы: низший слой пролетариата, нищие и низший «незримый» слой. Они не носят галстуков вовсе, либо носят, но всего один, и в этом единственном — всё их имущество, при этом надевают его так редко, что по одной лишь этой причине день становится памятным. Галстук на этих ступеньках — признак сентиментальности или даже изнеженности, и, разгуливая в галстуке, вы рискуете прослыть жеманным выскочкой, возомнившим себя лучше прочих. Супруга одного пролетария так отозвалась о своём муже: «Если гробовщик позволит, я похороню его в любимой футболке».
Шляпы сегодня носят редко, и потому с точки зрения классового анализа они представляют собой более простой объект. С тех пор как мягкие фетровые шляпы вышли из моды, представители высше-среднего класса могут носить только аналог пародийных «русских» меховых шапок, «ирландские» твидовые шляпы (их ценит, например, сенатор Патрик Мойнихэн) или же белые панамки с мягкими полями вроде тех, что носят рыбаки и теннисисты, — они в почёте у высших классов, несмотря на то что любил их и Франклин Рузвельт. Высшие классы сегодня приобретают шляпы лишь потому, что они подаются как легкомысленный аксессуар. Воспринимать шляпу всерьёз — значит соскользнуть с классовой лестницы. Особенно такие новинки, как шляпы из крашеного черного или коричневого кролика, популярные в начале 1980-х годов у среднего класса на северо-востоке и среднем западе страны, — в них видели одновременно и респектабельность, и некоторую лихость.
Ещё один вариант шляпы, который одно время пользовался успехом у этого класса, — тёмно-синяя «фуражка греческого моряка», как её рекламировал журнал «The New Yorker». Предполагалось, что, надевая такую фуражку, её обладатель сообщал: «Я бывал в Греции и, значит, вполне состоятелен, чтобы летать на дальние расстояния авиакомпанией, а ещё я способен на авантюру и ценю такую экзотику, как рецина, тарамасалата и т.д.». Но проблема с этим головным убором — пролетарские ассоциации, ставшие ещё более явными, когда появились варианты из чёрной кожи. Только шесть предметов из чёрной кожи можно носить безбоязненно, не рискуя причинить ущерб своей классовой репутации: ремень, ботинки, сумочку, перчатки, чехол для фотоаппарата и поводок для собаки.
Было время, когда царь Николай II и король Георг V носили морские фуражки — козырек тогда ещё не стал верной приметой пролетариата, как сейчас, когда он ассоциируется не только с греческими рыбаками, но и с рабочими, солдатами, шоферами, полицейскими, железнодорожниками и бейсболистами. Пролетарии инстинктивно тянутся к кепкам с козырьком, что и объясняет невероятную популярность среди них разновидности шляпы, которую сегодня мы можем именовать попросту пролетарской кепкой. Я имею в виду «бейсболку» с сетчатыми пластмассовыми вставками и пошитую в базовых цветах (красном, синем, желтом), на затылке оставлено открытое пространство со штрипкой для подгонки по своей голове: «Один размер для всех (пролетариев)».
Неважно, в каком именно стиле выполнена пролетарская кепка — главное, пожалуй, в том, чтобы она была уродливой. Можно считать её мужским аналогом бордовых акриловых брюк до щиколотки, обожаемых пролетарскими женами, и, как и все предметы гардероба, она несёт некий посыл. Тем, кто получил дорогое образование и в результате укрепился в мысли, будто идеал величия — это Площадь Святого Марка или Парфенон, а идеал мужской головы воплотился в статуе Давида Микеланджело или Адама в Сикстинской капелле, она говорит: «Я не хуже вас».
Маленькая штрипка на затылке является важной приметой пролетариата потому, что она принижает покупателя и потребителя кепки, заставляя его делать работу, каковая обычно считалась обязанностью продавца — а он, в свою очередь, в прежние времена вынужден был держать под рукой на складе экземпляры разных размеров. Всё это напоминает и некоторые другие пролетарские приметы современности — такие как реактивный самолет и супермаркет: удобство продавца в них замаскировано рекламой и уловками, переносящими центр тяжести на удобство для покупателя.
Дабы уродство усугубить, пролетарий порой оборачивает бейсболку задом наперед. В результате затылочная штрипка оказывается точно поперек лба — словно бы гордость за то, что предмет фасона «один размер для всех» вдохновил обладателя кепки продемонстрировать «технологию» её устройства и ловкое ею владение.
Президент Рейган однажды щеголял в бейсболке, когда как-то раз управлял трактором в Пеории, штат Иллинойс. Выглядел вполне естественно. А любую затянувшуюся неуверенность относительного классового посыла бейсболки можно в момент прояснить, заглянув в каталог для высше-среднего класса «L.L. Bean», который предлагает буквально все возможные головные уборы, но перед пластмассовой пролетарской бейсболкой твердо проводит черту (хотя и решается предложить аналогичного фасона вариант из замши). Наряду с футболкой бейсболка является, наверное, любимым местом для вербального самовыражения, от грубого «Фиг тебе!» до деликатных «Инструменты и инженеры штата Каролина», «Фильтры Болдуина» или «Парковые сосиски». Продавцы мороженого под маркой Тома Карвела носят бейсболки с надписью «Карвел».
Кто-то может подумать, что пролетарская бейсболка и ставит точку в социальной иерархии мужских головных уборов. Но это не так: ниже есть ещё пара ступенек. Во-первых, разновидность бейсболки, в козырек которой вклеены солнцезащитные очки из пластика, их можно опускать и поднимать. И, во-вторых, еще ниже этого комического сооружения — шляпа-зонт (тоже от солнца). Эта помесь крепится на коротеньких штырьках, вздымающихся из обхватывающей голову пластиковой ленты, и открывается и закрывается, как зонтик. Она примерно двадцати дюймов в ширину, а лепестки раскрашены в красный и белый. Это весьма «современное» изобретение, подобная идея могла прийти в голову только кому-то в конце XX века.
Что в целом выводит нас на проблему архаичности и вообще вкусов высшего класса. Как мы уже говорили, материалы органического происхождения (шерсть, натуральное дерево и проч.) выше статусом, чем искусственные (нейлон, ДСП и проч.), и в основе их превосходства также заключен принцип архаичности, тогда как нейлон и ДСП — лишь пустышки, если только они не попали в ультрамодную волну. Похоже, все сходятся в убеждении, пусть зачастую и неосознанном, что архаичность ассоциируется с высокой классовой позицией. Потому-то средний класс выбирает дома в колониальном или кейп-код стиле. Потому-то Великобритания и Европа у американцев ассоциируются с высшими слоями. Потому-то наследство и «старые деньги» являются столь важными критериями в классовом анализе. Потому-то высший «незримый» класс и просто высшие слои наряжают прислугу в старомодные ливреи, горничным предлагают белый передник, а дворецкому — полосатый жилет. Таким образом они показывают: деньги у нас появились очень давно, мы верны нашим давним укладам и привычкам.
То, что Веблен назвал «архаической благочестивостью» праздного класса, проявляется буквально во всём: в пристрастии высше-среднего класса к опере и классическому балету; в выборе для своих отпрысков школ для мальчиков или школ для девочек, ибо раздельное обучение полагается более консервативно выдержанным и по-старомодному благородным, нежели совместное; в путешествиях к древностям Европы и Ближнего Востока; в изучении гуманитарных наук вместо, скажем, электроэнергетики или инженерного дела, ибо гуманитарные науки касаются прошлого и их изучение обычно навевает элегический настрой. Даже изучение права окружено притягательной аурой архаики: тут и вульгарная латынь, и то, что все «дела» так или иначе имеют примеры в прошлом. Люди высокого класса никогда не опускаются до увлеченности будущим. Будущее — для простолюдинов вроде инженеров-транспортников, проектировщиков и изобретателей. Относительно тяги изысканных телезрителей к старым чёрно-белым лентам британский критик Питер Конрад дает такой комментарий: «Стиль для нас — в исчезнувшем, устаревшем, утраченном, что бы то ни было».
И поскольку высшие слои в качестве фундаментального классового принципа держатся старины (даже их преданность старой одежде выдает особую ретроградную сентиментальность!), то что же остается низшим слоям, кроме как ринуться на всё новое — и не только сверкающие новые наряды, но и фотоаппараты, видеокамеры, электронную аппаратуру, стерео установки, мудрёные часы, видеоигры и напичканные электроникой кухни?
Как признают все торговцы, если ты что-то продаешь, в интересах твоего социального статуса лучше продавать что-то с налётом старины — хорошее вино, сыры из непастеризованного молока, хлеб без консервантов, предметы искусства эпохи Возрождения или редкие книги. Продавая что-то старинное, будто и в самом деле возвышаешься над торговым промыслом в принципе. Взять хоть те же мочалки: с точки зрения социального статуса лучше продавать мочалки из натуральных волокон, а не искусственных, — и в этой точке мы наблюдаем важное сплетение натурального и старинного, образующее цельный образ высокого класса.
То, что Британия переживала и лучшие времена, отчасти объясняет пристрастие ко всему английскому, неотъемлемое во вкусах высшего класса — простирающееся на одежду, литературу, намеки и метафоры, манеры и этикет. От нас не должна ускользнуть ирония, таящаяся в этой англофильской классовой тяге. В XIX веке, когда Англия правила миром, казалось естественным, что снобы копировали английский уклад. Снобы продолжают копировать его и сегодня, но уже не потому, что Британия могучая держава, а потому, что Британия могущество утратила.
Приобретать британские товары и выставлять их напоказ — значит демонстрировать свою архаичность и тем самым укреплять своё положение в высшем или высше-среднем классе. Потому-то — и женские юбки из шотландки, и свитера из шотландской пряжи, и марки Harris Tweed и Burberry, и «полковые» галстуки. Среди мужчин-американцев всех слоев выше пролетарских укоренено убеждение, что «хорошо одеться» означает как можно более походить на английского джентльмена, каким он представлен в фильмах примерно полувековой давности.
IQ