что значит страх божий для христианина

О страхе Божием

Господь — всюду; ненормально — не помнить Его и заповедей Его. Бог и духовный мир — реальнее видимого, временного, обманного. Реален и мир бесов.

Постоянно следует быть в мире с Богом, пребывать в чувстве собственной греховности, покаяния, надежды, веры, терпения, страха Божия, памяти вездеприсутствия Божия.

Нужен нам страх Божий. В немощи своей уповай на Бога.

Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом (Пс 2, 11).

Боящийся Бога ничего более не боится. Ничего не боюсь в мире сем — все подвластно Богу, Его же я раб, грешный; Он меня защитит — но и я должен быть верен

Ему, бояться Его. Он и неверных покрывает до смерти — авось обратятся к Нему.

Страх Божий — это страх по любви, претрепетный: не оскорбить бы Бога.

Страх Божий — отец молитвенного внимания, молитвенных помыслов.

Бойся Бога, бойся и греха, Его гневящего и оскорб­ляющего, бойся нанести «бесчестие Богу» — тогда и не убоишься ничего другого — даже бесов. И не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити; убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне (Мф 10, 28). Оставь надежду на свои силы, ум, характер, благополучие — на Господа уповах… (Пс 10, 1). «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый: Троице Святая, слава Тебе» (вечерние молитвы). Он — Бог — Живой, Святый, Премудрый, Благий.

Страх Божий есть единственная преграда греху во внутренней жизни человека; а для его внешней жизни преграда дурным делам — даже и без страха Божия — это стыд перед людьми, сдерживающий его от совершения неблаговидных поступков. При духовной же смелости против греха — когда есть и страх Божий, и стыд перед людьми — оба эти препятствия действуют совместно и сдерживают человека от совершения греха; при этом внешнее препятствие совпадает в нем с действием внутреннего.

Мысль о милосердии Божием принимай только тогда, когда видишь, что низвлекаешься в глубину отчаяния. Не придумывай предлогов к оправданию своего нерадения и к своей поблажке грехам.

От Бога — и мысль благая, и средства ко Спасению, и сила на его совершение, и сам ты — Руце Твои сотвористе мя и создасте мя; вразуми мя: и научуся заповедем Твоим (Пс 118, 73).

Сила наша против сатаны не в самонадеянном поджатии губ, но в смирении — в признании пред Богом своей немощи, виновности (все муки я заслужил, но надеюсь на милующее сердце Твое, Господи). И тогда благодать Божия поможет. Во мне собственной благой силы нет — грехи одни. Господь Сам научит и поддержит. Возмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем; и обрящете покой душам вашым (Мф 11, 29); Близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет (Пс 33, 19); сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс 50, 19); Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф 5, 3); Потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа (Пс 26, 14). Молись об этом так: «Господи, научи мя творити волю Твою, даруй мне молитву, милосердие, внимание, память Твою и страх Твой, память смерти, самоукорение, смирение с терпением, покаяние, трудолюбие, сердце теплое от любви Твоей, терпение в молитве, зрение грехов моих, мужество души и твердость сердца».

Господь велит нам молиться, терпеть, бдеть, ждать смерти, бояться геенны, трудиться. Он Сам нам примером служит в том, как нам надлежит никого не осуждать, любить врагов.

Страшись преступать волю Творца благого — волею своей: в уме ли, в сердце ли, в слове ли, в деле ли. Кто ты — и кто Он? Как терпит Он тебя, оскорбляющаго выну Его величество, как не уничтожает тебя — непотребного раба, тварь: темже плачь и вой непрестанно, и люби Его. Говори себе: «Горе мне! — что случится, если кончится вдруг долготерпение Божие ко мне и восхитит Он душу мою от тела в то время, когда я буду пребывать в гневе, в лени, в похоти, в злобе, в осуждении, в гордости»? Чего ты тогда окажешься достоин?

Святые — пример нам; они возмогли все преодолеть силою Божией. Нет тебе извинения в том, что касается добродетелей. Думай: подножие всем я.

Чадо, аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение: управи сердце твое и потерпи (Сир 2, 1 – 2). Итак, уготовься к искушениям и прояви терпение, твердость, смирение; молись.

Подлинный ужас — это безнадежная мучительная вечность. Господь Иисус Христос и пришел спасти от нея человека. Каково смирение, которое явил Он ради бесценно дорогой Ему души! Я же — червяк. Велик, и Свят, и Жив Господь Бог!

Распятие, изображающее страсти Христовы, Его Плащаница говорят тебе: вот как возлюбил Бог тебя недостойного, как велика цена души человеческой, как тяжек грех, как страшна вечная мука!

Люди не могут твоей душе сделать зла: тело умертвят, но душа не смертна. Бог один властен в геенну водворить ее.

Умилостивляй Судью — пока дается тебе время.

Что ты, облагодетельствованный в этой жизни от Бога, ответишь на истязания о грехах на Суде?

Скрежет зубов в геенне огненной означает безполезное раскаяние на том свете. За отсутствие добрых дел осуждается грешник на Суде — по Евангелию (ср. Мф 25, 31 – 46).

Почему суд Христов — Страшный Суд? Потому что конец его страшен мне — вечная мука. Вечная жизнь — лишь для праведных. Потому и нужны: вера и жизнь по вере — в уповании жизни вечной. Боже, милостив буди мне грешному!

Источник

Православная Жизнь

Рассуждает Сергей Комаров.

Бога бояться нужно. Но необходимо понимать природу этого страха. Церковная мудрость предлагает рассуждение о страхе раба, наемника и сына. Раб боится прогневать хозяина из-за страха наказания. Наемник опасается не выполнить план работы, так как это грозит уменьшением зарплаты. Сын же боится огорчить отца своей нерадивостью. Итак, каждый имеет некоторый страх, но качественно разный. Страх Божий может начинаться со страха раба, но должен иметь направление роста к страху сыновнему, переходя постепенно в чистую любовь к Небесному Отцу.

Важно знать, что страх Божий – понятие положительное, а не отрицательное. Словом «страх» Писание именует самого Бога. Исаия пишет: «Господа Саваофа – Его чтите свято, и Он – страх ваш, и Он – трепет ваш!» (Ис. 8:13). Иаков выговаривает Лавану: «Если бы не был со мною Бог отца моего, Бог Авраама и страх Исаака, ты бы теперь отпустил меня ни с чем» (Быт. 31:42). Богобоязненность, в библейском понимании, есть первичная и основная добродетель, от которой происходят все основные: «Начало мудрости – страх Господень… Страх Господень – источник жизни, удаляющий от сетей смерти» (Пс. 110:10; Притч. 14:27). По сути, боязнь Бога есть признание Его Творцом, Господином и Судьей, полная открытость сердца перед Ним, всегдашняя память о Нем (что в Писании часто означено выражением «ходить пред Богом»). И, конечно же, устремленность любить Его как источник жизни, света, добра.

Надо сказать, слово «бояться» в Библии часто употребляется почти в том же значении, что и «любить». Например, во время Венчания из Апостола читаются такие слова: «Каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа» (Еф. 5:33). Очевидно, боязнь мужа надо понимать не как требование рабской покорности, а как страх огорчить его, разрушить таинство взаимной любви. Поэтому библейский текст в одном случае может сказать: «Возлюби Бога», а в другом: «Бойся Бога». Смысл один и тот же, но акцентируется некий оттенок зависимости меньшего от большего.

Правда, Иоанн Богослов все же отмечает разницу между любовью к Богу и страхом Божьим: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4:18). Здесь речь идет о любви в высшем смысле как о «совокупности совершенства» (Кол. 3:14); о любви, в огне которой переплавляется всякий страх. Тонкие же грани разницы между любовью и страхом Божьим излагают святые отцы Церкви в своих аскетических книгах. В них есть некоторая тайна духовной жизни. Могущий вместить – пусть вместит.

Современный человек, запуганный изнутри личными фобиями, а снаружи страхом безденежья, голода, войны, отрицает единственный полезный для него страх – богобоязненность. Почему? Отчасти по причине гордости («чего я должен кого-то бояться?»). А также потому, что безуспешно пытаться понять добродетель богобоязненности одним умом, без опыта веры, покаяния, молитвы. «Страх Божий невозможно уподобить никакому ощущению плотского, даже душевного человека. Страх Божий – ощущение совершенно новое. Страх Божий – действие Святого Духа», – писал святитель Игнатий (Брянчанинов) (1).

Поэтому о добродетели страха Божьего стоит просить Господа. Перечисляя в молитве множество частных просьб, нельзя забывать просить главного: страха Божьего. Имея эту добродетель, мы будем иметь все. К главному прилагается второстепенное. «Наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам» (Лк. 12:31), – обещает Христос. Хорошо будет, если эта мысль войдет в круг наших ежедневных размышлений и молитвенно выразится в обращении к Подателю всех благ. Тогда, даст Бог, со временем придет к нам опытное познание слов Писания: «Страх Господень – как благословенный рай» (Сир. 40:28).

Источник

Страх Божий: боязнь или любовь?

Что такое страх Божий?

Объяснить, что такое страх Божий, человеку, который не испытывает по отношению к Богу личных чувств, непросто. С чем обычно ассоциируется страх? С паникой, ужасом, состоянием подавленности, когда воля человека буквально парализована. Страх Божий со всем этим ничего общего не имеет.

Игумен Нектарий (Морозов)

Наверное, в этом случае мы в очередной раз сталкиваемся с тем, что слова не могут до конца выразить реалий и явлений мира духовного, так как они для этого слишком несовершенны. Если попытаться все-таки объяснить, что такое страх Божий, можно сказать, что это – чувство благоговения и священного трепета перед Богом.

Это состояние должно быть в какой-то мере знакомо людям, по-настоящему друг друга любящим: ты боишься что-то сделать не так, обидеть, оскорбить любимого человека, причинить ему боль. Не того даже боишься, что ты как-то упадешь в его глазах и он разочаруется в тебе – нет, просто опасаешься сделать что-то несоответствующее, противное этой любви, погрешить против нее.

Однако в отношениях с Богом существует еще и то, чего между людьми не может и не должно быть, – это ощущение огромного расстояния между нами и Творцом. С одной стороны, Господь ближе к человеку, чем воздух, Он его со всех сторон объемлет и покрывает, носит и сохраняет. Но в то же время между нашим человеческим несовершенством и Божественным совершенством пролегает пропасть.

И когда мы, становясь на молитву, понимаем, что обращаемся к Богу, величие Которого даже непредставимо, то ощущаем себя крошечными, немощными, хотя зачастую и мним себя в жизни чем-то великим и крайне важным. Вот это – тоже ощущение страха Божия.

Нечто подобное человек испытывает, оказавшись в горах перед огромной массой камня, уходящего куда-то в заоблачные дали своей вершиной. Он познаёт величие Божие. Господь говорит устами пророка: Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои… но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших (Ис. 55, 8–9). И в этих словах указывается то расстояние между человеком и Богом, которое действительно нельзя ни измерить, ни постигнуть до конца.

Помнить о том, что мы предстоим пред Господом

Очень важно, чтобы благоговение перед Богом и боязнь оскорбить Его любовь к нам не исчезали со временем, потому что именно страх Божий сохраняет от очень многих грехов, неверных поступков, слов, мыслей. Когда человек живет в ощущении Божиего присутствия, это накладывает отпечаток на всю его жизнь.

Есть такая закономерность: когда мы вновь и вновь останавливаемся на какой-то важной мысли, она начинает постепенно в нас проявляться, как изображение на фотобумаге. Если человек память о том, что на всяком месте Господь присутствует и он на всяком месте пред Богом предстоит, регулярно в себе оживляет, обновляет, то в нем страх Божий будет так или иначе жить. Когда же человек просто живет, о Боге не вспоминая и не помышляя, то в его сердце страх Божий будет, по выражению старицы Досифеи, подобен птичке: вылетит – не поймаешь. Действительно, его легко потерять и трудно приобрести, поэтому к нему надо стремиться и за него надо держаться.

У людей святой жизни по мере их восхождения к Богу чувство страха Божия становится более постоянным, неотъемлемым. Ведь христианское преуспеяние человека заключается не столько в том, что он побеждает в себе какие-то страсти, изменяется, сколько именно в том, что он живет в ощущении Божественного присутствия. Жить в присутствии Бога – значит уже совершенно естественным, а не принудительным образом поступать, мыслить и чувствовать так, как будто Он рядом стоит.

С другой стороны, это неотъемлемое ощущение страха Божия у святых носит менее болезненный характер. Оно уже в большей степени перерождается скорее именно в любовь, нежели в страх. Почему совершенная любовь изгоняет страх, как говорит апостол Иоанн Богослов? Что это за механизм, если можно так выразиться?

Совершенная любовь изгоняет страх как панику, как ужас, как стремление закрыть голову руками и ждать, что на нее вот-вот падет кара Божия. Вспомните, после своего грехопадения Адам и Ева скрываются от Бога, Который спрашивает: «Адам, где ты?». И получает ответ: «Я услышал глас Твой и убоялся». Это и есть паника, ужас от мысли о наказании.

Не к этому страху христиане должны стремиться. По мере совершенства такой животный страх, адамов страх наказания за содеянное зло, изгоняется, а чувство благоговения и священный трепет как свойство совершенной любви человека к своему Создателю, наоборот, делаются более глубокими и сильными.

Благодатный огонь. Фото Софии Никитиной

Жить по совести – и довольно?

Бытует мнение, что есть люди, которые не ходят в храм и даже порой не знают сами, верят они в Бога или нет, но живут по совести, по некоему нравственному закону. Я бы сказал, что на каждого такого человека нужно смотреть в отдельности. Это уже стало общим местом: «Есть неверующие, которые гораздо лучше верующих». Есть ли они? Да, в принципе есть, но крайне мало.

В Церкви я встречал и встречаю людей, которые в борьбе со своим ветхим человеком побеждают – поступают по велению своего христианского долга вопреки земному человеческому рассуждению. Причем иногда понуждают себя, а иногда делают это уже как нечто для себя естественное. И говорить, что тех самых неверующих людей, которые гораздо лучше, много и что они представляют собой какую-то отдельную категорию – нет, я бы ни за что не стал.

Отчего возникает подобная иллюзия? Оттого, что слишком многие из нас, христиан, зачастую таковы, что хуже некуда, и поэтому на нашем фоне и неверующие люди иногда вполне хороши.

Ощущение, скажем так, добра и зла заложено в человеческой природе первоначально. Другое дело, что под влиянием среды и собственной недисциплинированности, распущенности мы можем в себе его совершенно подавить – вплоть до того, что провести эту границу будем уже не способны. У неверующего человека тоже есть внутреннее ощущение добра и зла, и потому может присутствовать страх Адама, то есть предчувствие воздаяния за недобрые и неверные действия, а вот именно страха Божиего, конечно, у того, кто отрицает Бога, быть не может.

Есть нецерковные люди, которые руководствуются в жизни принципом бумеранга: содеянное тобой к тебе вернется. Но это не отголоски страха Божия – это, скорее, отголоски знания истины, которым человек был наделен первоначально. В падшем человеке все это по-прежнему присутствует, но в задавленном состоянии, и в какие-то моменты проявляется. Почему порой мы видим, как дети живут совершенно неведомой, непонятной для взрослых религиозной жизнью, хотя их никто этому не учил? Потому что неосознанное, подавленное вдруг распрямляется, как примятая ногой трава. Но это всё очень зыбко, поэтому без должного развития все равно подавляется.

Кто-то верит в принцип бумеранга, кто-то – в закон сохранения энергии, кто-то напоминает себе и окружающим, что земля круглая, но если за этим не видится главное – личность Бога, – то этим рассуждениям очень невелика цена. Ведь суть христианства и вообще религиозной жизни заключается не в том, чтобы быть нравственным, честным, чистым человеком, – это лишь сопутствует религиозной жизни. Главное – это воссоединение человека с Богом и личные отношения с Ним.

Одно естественно связано с другим: когда человек хочет приблизиться к Богу, он понимает, что этому препятствует внутренняя нечистота, и начинает с ней бороться. По мере того, как человек к Богу приближается, и нечистота в нем умаляется – и вследствие борьбы, и вследствие приближения.

И надо сказать, что именно в личных отношениях с Богом и рождается то, что мы называем страхом Божиим. А жизнь, пусть даже правильная, в которой человек руководствуется какими-то добрыми, хорошими принципами и ощущением неотвратимости воздаяния, но не имеет личных отношений с Богом, не может привести ко спасению. Потому что спасает человека ощущение любви Божией и отклик на эту любовь своей любовью.

Источник

Страх Божий. Что это значит?

свя­щен­ник Геор­гий Чистя­ков

В рели­ги­оз­но­сти очень многих людей сего­дня очень замет­ное место зани­мает страх перед нака­за­нием. В совет­ские вре­мена вообще быто­вало мнение, что веру­ю­щие только потому и верят в Бога, что после смерти не хотят мучаться в Аду. Именно как страх перед адскими муками, кото­рые ждут ослуш­ни­ков после их смерти, пред­став­ляла пра­во­слав­ную веру ате­и­сти­че­ская про­па­ганда. И надо ска­зать, делала это вполне про­фес­си­о­нально.

Избав­ле­ние от страха

Без сомне­ния, страх перед смер­тью и перед тем нака­за­нием, кото­рое вслед за нею после­дует, – это форма веры, но только чисто сред­не­ве­ко­вая. Худож­ники тогда изоб­ра­жали на фрес­ках и кар­ти­нах Страш­ный суд, адское пламя, чертей, кото­рые мучают греш­ни­ков и с гнус­ным смехом влекут их в пре­ис­под­нюю и проч. Такого рода изоб­ра­же­ния можно найти прак­ти­че­ски в любом сред­не­ве­ко­вом храме как на Востоке, так и на Западе. Именно тогда появи­лось и отсут­ству­ю­щее в Свя­щен­ном писа­нии выра­же­ние Страш­ный (!) суд – в Еван­ге­лии такого выра­же­ния нет, не знали его и хри­сти­ане первых веков. Да и мы теперь пони­маем, что стра­шен этот суд только одним – тем, до какой сте­пени он прост. У нас не спро­сит Судия, как мы пости­лись или как вычи­ты­вали пра­вило, не спро­сит Он и о том, к какой Церкви мы при­над­ле­жали, какой символ веры испо­ве­до­вали и как пони­мали тот или иной догмат. Он скажет просто: «Я был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посе­тили Меня» или наобо­рот: «Я был наг, и вы не одели Меня; болен и в тем­нице, и не посе­тили Меня» ( Мф.25:36 и след.).

Однако в Сред­ние века рели­гия боль­шин­ства (разу­ме­ется, не вера преп. Сергия, но многих его совре­мен­ни­ков) была осно­вана именно на страхе перед посмерт­ным или даже при­жиз­нен­ным нака­за­нием. «Страх создал богов», – вос­клик­нул один рим­ский поэт и был по-своему прав, ибо гово­рил не о нашей вере, не о Боге, а о богах, и, сле­до­ва­тельно, о язы­че­ских рели­гиях. От языч­ни­ков этот страх уна­сле­до­вали хри­сти­ане, осо­бенно те, для кото­рых вера была осно­вана не на Еван­ге­лии, а на есте­ствен­ном для чело­века стрем­ле­нии обез­опа­сить себя перед лицом непо­нят­ного и, в общем, враж­деб­ного мира, где каж­дого на каждом шагу под­сте­ре­гает какая-то непри­ят­ность.

В XVIII–XIX веках под вли­я­нием бур­ного раз­ви­тия есте­ствен­ных наук и в резуль­тате того, что чело­век в тече­ние этих двух сто­ле­тий мало-помалу начал осо­зна­вать, что такое права чело­века, и чув­ство­вать потреб­ность не быть рабом в соци­аль­ном смысле, страх этот стал про­хо­дить. В резуль­тате чело­век, осво­бо­див­шись от страха (чему можно только радо­ваться, так как страх – это всегда раб­ство, подав­лен­ность и зажа­тость, а Гос­подь наш зовет нас к сво­боде), одно­вре­менно начал терять веру (а это уже беда!), но только по той при­чине, что эта вера была пере­ме­шана с чисто язы­че­ским по своей при­роде стра­хом. Страх этот еще в IV веке при­несли в цер­ков­ные стены те номи­наль­ные хри­сти­ане, о кото­рых гово­рит блаж. Авгу­стин, люди, кре­стив­ши­еся и внешне став­шие хри­сти­а­нами, но по сути остав­ши­еся языч­ни­ками.

Отсюда фран­цуз­ский атеизм эпохи Воль­тера, Дидро и Далам­бера и наш – Писа­рева, Доб­ро­лю­бова и др. Люди почув­ство­вали себя сво­бод­ными от страха перед нака­за­нием и из своей жизни уда­лили Бога. Тра­ге­дия людей этого вре­мени и в их числе бле­стя­щих мыс­ли­те­лей, ученых и поэтов заклю­ча­ется в том, что они отка­за­лись от Бога в тот самый момент, когда появи­лись уди­ви­тель­ные воз­мож­но­сти Его почув­ство­вать, открыть Его для себя и для буду­щего. Все слу­чи­лось как в посло­вице: вместе с водой выплес­нули ребенка, вместе со сред­не­ве­ко­выми пред­рас­суд­ками, кото­рые неми­ну­емо должны были уйти (и слава Богу, во многом уже ушли из жизни), чело­ве­че­ство поте­ряло веру. Выплес­ну­тым ребен­ком ока­зался Мла­де­нец, родив­шийся в Виф­ле­еме.

Дети, кото­рых учат бояться Бога и того, как Он нака­жет, в какой-то период своей жизни пере­жи­вают то же самое, что при­шлось пере­жить во вре­мена Д. Дидро всей нашей циви­ли­за­ции. Они пере­стают бояться, ста­но­вятся без­бож­ни­ками и отка­зы­ва­ются в резуль­тате от какой бы то ни было нрав­ствен­но­сти. Ж.-П. Сартр рас­ска­зы­вает, как в дет­стве он прожег, играя спич­ками, ковер; сна­чала он ждал, что Бог, Кото­рый видит все, нака­жет его за это, а потом, когда нака­за­ния не после­до­вало, понял, что бояться Его не нужно, а значит, как гово­рил Досто­ев­ский, «все поз­во­лено». Так в сердце буду­щего фило­софа начали про­рас­тать первые ростки неве­рия.

Три дороги к Богу

В «Откро­вен­ных рас­ска­зах стран­ника» гово­рится, что к Богу ведут три дороги: раба, наем­ника и сына. Когда чело­век воз­дер­жи­ва­ется от грехов «страха ради мук», это без­успешно и неплодно, таков путь раба, кото­рым руко­во­дит страх перед нака­за­нием. Путь наем­ника связан с жела­нием зара­бо­тать себе награду. «Даже и жела­ния ради Цар­ства Небес­ного если кто станет совер­шать подвиги, – вос­кли­цает стран­ник, – то и это святые отцы назы­вают делом наем­ни­че­ским. Но Бог хочет, чтоб мы шли к Нему путем сынов­ним, то есть из любви и усер­дия к Нему вели себя честно и насла­жда­лись бы спа­си­тель­ным соеди­не­нием с Ним в душе и сердце». В про­шлом к Богу, быть может, вели три дороги, теперь, к концу ХХ века, стало ясно, что первая и вторая – тупи­ко­вые; идя по ним, можно прийти только к нерв­ному срыву, погу­бить и себя, и многих вокруг себя людей.

И тем не менее даже мы сами иногда пугаем друг друга тем, что Бог за что-то нака­жет. «Бог нака­зал», – гово­рим мы о людях, у кото­рых что-то слу­чи­лось, если счи­таем, что они заслу­жи­вают нака­за­ния. Полу­ча­ется, что мы боимся Бога, как греки – Зевса, егип­тяне – Амона, а рим­ляне – Юпи­тера. И при этом не заме­чаем, как сами ста­но­вимся языч­ни­ками.

И тем не менее без страха Божьего нельзя! Это выра­же­ние встре­ча­ется в Библии мно­же­ство раз, и, разу­ме­ется, не слу­чайно. Только надо понять, что такое этот страх, кото­рый учит муд­ро­сти ( Притч.15:33 ), отво­дит от зла (там же, 16.6) и ведет к жизни (там же, 19:23), он чист ( Пс.18:10 ) и, кроме всего про­чего, заклю­ча­ется в том, чтобы нена­ви­деть зло ( Притч.8:13 ). Однако это не ужас перед Богом и не страх перед нака­за­нием. Бог не следит и не наблю­дает за нами, но мы можем легко при­чи­нить Ему боль.

На вопрос, что такое страх Божий, исчер­пы­ва­ю­щий ответ дает Библия на латин­ском языке – Вуль­гата. За тысячу лет исто­рии в языке Гора­ция, Тибулла, Овидия и других вели­чай­ших поэтов чело­ве­че­ства нако­пился огром­ный сло­вар­ный запас, латин­ские слова пере­дают тон­чай­шие оттенки смысла там, где почти всякий другой язык будет бес­си­лен. Одно гре­че­ское слово «фобос» (страх) по-латыни это и «pavor», и «metus», и «terror», но есть еще слово «timor», и именно этим послед­ним пере­во­дится слово «фобос», когда речь идет о страхе Божьем. «Timor» (отсюда фран­цуз­ское «timide» и «timidement») – это радост­ное робе­ние или же страх при­чи­нить боль, оби­деть, страх поте­рять. Это очень важно понять, чтобы наша духов­ная жизнь и наша жизнь в целом стала нор­маль­ной.

Я боюсь волка или носо­рога, но я, когда вижу птиц в саду, тоже боюсь, но боюсь спуг­нуть их гром­ким голо­сом или рез­кими дви­же­ни­ями. Кто-то боится маму, потому что она может выпо­роть, а кто-то другой боится свою маму огор­чить или рас­стро­ить. Вот где кро­ется раз­ница между чисто чело­ве­че­ским стра­хом перед чем-то страш­ным и тем стра­хом Божьим, кото­рый есть для нас всех сокро­вище дра­го­цен­ней­шее.

Те сер­ди­тые пра­во­слав­ные моло­дые люди 90‑х годов, для кото­рых рели­гия свя­зана прежде всего со стра­хом перед Уста­вом, перед тем, как бы не нару­шить пост или не совер­шить какого дру­гого греха, мрач­ные, суро­вые, внешне похо­жие на иноков и мона­шек, выбрали сего­дня путь раба. Понятно, почему – мы в совет­ское время слиш­ком долго были рабами, поэтому теперь изба­виться от раб­ской пси­хо­ло­гии нам трудно, даже почти невоз­можно. Но это необ­хо­димо, иначе и мы поте­ряем веру, как поте­ряли ее наши пра­деды и деды, отка­зав­ши­еся от Бога, ибо в Боге видели несво­боду. Понять их можно. Отка­зы­ва­ясь от Бога умом, они про­ди­ра­лись к Нему серд­цем; отвер­гая несво­боду, они рва­лись именно к Богу, но только не знали, что тот, кто им так нужен, кого им так не хва­тает, – это именно Он, а не кто-то другой.

Без­бож­ники конца про­шлого века, кото­рые уез­жали в глу­бинку, ста­но­ви­лись там зем­скими вра­чами, аку­шер­ками и учи­те­лями, были в тысячу раз ближе к Иисусу, чем наду­тые охот­но­рядцы и чинов­ники, не про­пус­кав­шие ни одной обедни. Но эти чудные юноши и девушки нашего про­шлого, кото­рые могли бы стать насто­я­щими свя­тыми, в сердце горя Богом, увы, отвер­гали Его умом, не только не при­ни­мали Его, но пре­зи­рали и даже нена­ви­дели. А ведь на самом деле отвер­гали они не Бога, а только раб­ский к Нему путь. Так зачем же мы теперь снова сво­ра­чи­ваем на эту тупи­ко­вую дорогу?

Рабы (?) Божии

Считая, что мы ходим в Цер­ковь именно из-за страха перед нака­за­нием, неве­ру­ю­щие люди пола­гают, что рели­ги­оз­ность уни­жает чело­века, подав­ляет его «я» и вообще делает нас рабами. Это дей­стви­тельно так, если видеть в страхе Божьем страх перед карой, нака­за­нием или воз­мез­дием. Тех, кто так его пони­мает, рели­гия на самом деле зака­ба­ляет и пре­вра­щает в рабов. Мы знаем тому мно­же­ство при­ме­ров, ходить за кото­рыми далеко не надо. Однако, если мы пони­маем, что страх Божий – это не pavor или metus, а timor, вера наша дает нам крылья, откры­вает перед нами новые воз­мож­но­сти и новые гори­зонты, дает новые силы. Именно в хри­сти­ан­стве невоз­мож­ное ста­но­вится воз­мож­ным. По слову Иису­сову: «Чело­ве­кам это невоз­можно, но не Богу; ибо все воз­можно Богу» ( Мк.10:27 ).

В связи с этим уместно будет вспом­нить и то. что слово «эвед», что значит слу­жи­тель или сора­бот­ник Божий и одно­вре­менно отрок, то есть ребе­нок, кото­рый уже вырос, но еще не совсем. С ним уже можно общаться как со взрос­лым, но при этом еще можно забо­титься о нем как о ребенке – вот что такое «раб Божий»!

Один аме­ри­кан­ский физик, про­чи­тав в «Рус­ской мысли» мою статью «Вера или идея», при­слал мне письмо, в кото­ром выска­зы­вает недо­уме­ние по поводу моих слов о том, что хри­сти­ан­ство начи­на­ется с коле­но­пре­кло­не­ния. Слова эти и сто­я­щий за ними тезис мне очень дороги. Но… про­чи­тав его письмо, я поста­рался взгля­нуть на эту фразу его гла­зами, взгля­дом обра­зо­ван­ного, умного и даже доб­рого уче­ного, кото­рый, однако, ничего не знает ни о хри­сти­ан­стве, ни о бого­слу­же­нии, ни о мисти­че­ском опыте в хри­сти­ан­стве. Взгля­нул и увидел, что эта фраза для чело­века, кото­рый ничего не знает о хри­сти­ан­стве изнутри, а все только сна­ружи, изоб­ра­жает чело­века, задав­лен­ного или рабски скло­ня­ю­щего колени перед иконой в темном храме.

Да, именно так может быть понято коле­но­пре­кло­не­ние хри­сти­а­нина, если смот­реть на него сна­ружи. На самом деле, однако, в нем выра­жа­ется не раб­ская зави­си­мость, покор­ность или страх, а совсем другое чув­ство – вос­торг: «Яко воз­ве­ли­чи­шася дела Твоя, Гос­поди, вся пре­муд­ро­стию сотво­рил еси» ( Пс.103 ).

Это то чув­ство, кото­рое уди­ви­тельно полно выра­жено в про­кимне, пою­щемся на вечерне в суб­боту «Гос­подь воца­рися, в лепоту обле­чеся» и далее.

Это чув­ство пере­жил всякий врач, кото­рый видел без­на­деж­ного ребенка выздо­ро­вев­шим, всякая мать, встре­тив­шая своего сына после войны живым, да в конце концов – всякий ребе­нок, обна­ру­жив­ший утром в день своего рож­де­ния у постели игрушки или книжки, о кото­рых долго мечтал. И любовь, и бла­го­дар­ность, и сча­стье, и ощу­ще­ние Его при­сут­ствия рядом, в общем, пол­нота, – вот что такое наше коле­но­пре­кло­не­ние, и ничто другое, во всяком случае – не страх. «Мы познали любовь, кото­рую имеет к нам Бог, и уве­ро­вали в нее… В любви нет страха, но совер­шен­ная любовь изго­няет страх» ( 1Ин. 4:16-18 ).

Бого­сло­вие страха

И тем не менее рели­гия, осно­ван­ная на страхе, чем-то при­вле­ка­тельна. Недавно вышла кни­жечка под назва­нием «Рас­сказы сель­ских свя­щен­ни­ков» (увы, ано­ним­ная, без имени соста­ви­теля), в кото­рой в извле­че­ниях напе­ча­таны заметки из жур­нала «Стран­ник» за 1866 год.

На обложке чудная цер­ковь, уто­па­ю­щая в купах дере­вьев, сель­ская дорога, изго­родь, одним словом – рус­ская идил­лия. А внутри?

Рас­ска­зы­ва­ется, как на Ильин день одна жен­щина, лишь только забла­го­ве­стили к обедне, отпра­ви­лась в поле на свою ниву вязать снопы. На другой день вече­ром ехала она в телеге, лошадь чего-то испу­га­лась, бро­си­лась изо всей силы бежать. Жен­щина упала, и колесо телеги так сло­мало ее, что «страшно было взгля­нуть: кожа с ноги была содрана, кость пере­лом­лена, грудь истер­зана, лицо, руки, одним словом – все изу­ве­чено». И умерла без пока­я­ния.

Моло­дой мужик, уже жена­тый, не слу­шался роди­те­лей, пил и проч.; отец стал журить его, тот хотел отве­тить что-то резкое, но не успел, оперся рукою на окно, «от силь­ного натиска стекло лоп­нуло, раз­би­лось и обре­зало руку Алек­сею повыше кисти; кровь ручьем полила». Прошло шесть дней – несчаст­ный скон­чался.

У одной бедной вдовы был сын, в день Покрова поехал он рабо­тать, и его «во время работы зава­лило глиной до смерти».

Бедная чинов­ница муча­лась без средств к суще­ство­ва­нию с семе­рыми детиш­ками и одна­жды в серд­цах про­кляла свою люби­мую дочку, та пошла с подру­гой на речку и уто­нула, причем подругу уда­лось спасти, а дочку несчаст­ной вынули из воды умер­шей.

И т.д., и т.д.

Что хочет ска­зать нам соста­ви­тель? Зачем еще раз нам пред­ла­га­ется путь раба?

Если в рели­гию добав­лена изряд­ная доля страха, ее можно с успе­хом исполь­зо­вать как инстру­мент, в первую оче­редь в целях удер­жа­ния обще­ства под пятой той или иной власти. При ее помощи можно мани­пу­ли­ро­вать обще­ствен­ным созна­нием, удер­жи­вать людей от неже­ла­тель­ных шагов и т.п.

Первое время этот инстру­мент рабо­тает вели­ко­лепно, но затем непре­менно обна­ру­жи­ва­ется, что он никуда не годится.

Исполь­зо­ва­ние рели­гии в каче­стве инстру­мента обо­ра­чи­ва­ется тра­ге­дией для всех. И для тех, кто ее так исполь­зует, и для народа, кото­рым таким обра­зом пыта­ются управ­лять, и для самой рели­гии. Это всегда при­во­дит к раз­ви­тию сна­чала полной рели­ги­оз­ной индиф­фе­рент­но­сти, затем к взрыву без­бо­жия и тут же к появ­ле­нию новых испо­ве­да­ний и новых рели­гий. Именно такой новой рели­гией стал к концу XIX века марк­сизм, заняв­ший в серд­цах не худших людей России место Бога, вытес­нен­ного оттуда обя­за­тель­но­стью гове­ния, спра­воч­ками об испо­веди, кото­рые надо было пред­став­лять по месту работы, и той атмо­сфе­рой страха, кото­рая нагне­та­лась при помощи ста­теек из жур­нала «Стран­ник», пере­из­дан­ных непо­нятно почему в 1996 году.

Разумно было бы пред­по­ло­жить, что ука­за­ния изда­вать такие книги и вообще насаж­дать в пра­во­слав­ном народе атмо­сферу страха сего­дня исхо­дят от руко­вод­ства КПРФ и даются, чтобы сде­лать нас более послуш­ными, покор­ными и заби­тыми и одно­вре­менно с целью осла­бить вли­я­ние Церкви на людей, дис­кре­ди­ти­ро­вать ее в глазах насе­ле­ния и т.д. Однако это не так. Книги эти изда­ются вполне чест­ными людьми и без каких бы то ни было дурных замыс­лов. Не в том беда, что их изда­тели кем-то наняты, а в том, что и они, а зача­стую и мы сами хотим быть рабами.

Мы все выросли в эпоху раб­ства и с пеле­нок были рабами, уже в 3–4 года мы усво­или обще­обя­за­тель­ную истину и до такой сте­пени при­выкли к своему раб­скому состо­я­нию, что на дороге к Богу тоже выби­раем путь раба. Евреи в пустыне уви­дели в Моисее врага именно потому, что он осво­бо­дил их от раб­ства ( Исх.16:2-3 ), мы тоже видим врага в каждом, кто напо­ми­нает нам о том, что мы при­званы к сво­боде ( Гал.5:13 ), причем только по той при­чине, что к несво­боде мы просто при­выкли, она нам пси­хо­ло­ги­че­ски ближе. Но именно несво­бода, ско­вы­ва­ю­щая наши сердца, мешает нам почув­ство­вать Иисуса, в Церкви мы видим уста­нов­ле­ния, тре­бо­ва­ния, запреты и не чув­ствуем Его опа­ля­ю­щего при­сут­ствия и той радо­сти, о кото­рой так заме­ча­тельно гово­рит автор «Откро­вен­ных рас­ска­зов стран­ника».

В совет­ской школе детей учили зна­ниям, ори­ен­ти­ро­вали на факты, раз­ви­вали их память. Учили быст­рому чтению, а надо бы учить чтению мед­лен­ному, но вдум­чи­вому. Но никто не раз­ви­вал их чув­ства. И вот теперь, придя в Цер­ковь, они тоже хотят все знать и о Боге, и об истине, и о пра­во­слав­ной вере. И не пони­мают, что глав­ное здесь не знать, а чув­ство­вать. И эта ори­ен­ти­ро­ван­ность на знание делает нас какими-то нежи­выми, нас с нашей раб­ской пси­хо­ло­гией пре­вра­щает еще и в рабов нашего соб­ствен­ного ума и его неми­ну­емо огра­ни­чен­ных воз­мож­но­стей, а поэтому мы все еще не в силах погру­зиться в Бога как подобно автору «Откро­вен­ных рас­ска­зов…».

Мы все время и везде ищем врагов, ере­ти­ков, про­ве­ряем нашу веру по пра­ви­лам, как ученик све­ря­ется с отве­том в задач­нике, друг друга пугаем Богом, видя в Нем, быть может, и доб­рого, но рабо­вла­дельца, ибо мы – рабы.

Нам кажется, что все вокруг плохо, ужасно, так плохо, как не было нико­гда раньше. Именно так пишут сего­дня во многих душе­спа­си­тель­ных книгах: «Россия нико­гда не знала таких пре­ступ­ле­ний, кото­рые сего­дня тер­зают наше обще­ство» (А при Ленине? А при Ста­лине? Нет, как бы ни было трудно сейчас, при них пре­ступ­ле­ния были много чудо­вищ­ней!). И поэтому мы до сих пор не в силах вос­клик­нуть вместе с архи­епи­ско­пом Иоан­ном (Шахов­ским): «Земля в сол­неч­ном дыму от любви Гос­под­ней». А ведь это дей­стви­тельно так.

Источник