что значит свойство немотивированности языкового знака
Свойства языкового знака
Основные свойства всякого знака заключаются в следующем:
Знак должен быть доступен восприятию (обладать свойством перцептивности).
Знак должен быть информативным, т.е. нести смысловую информацию об объекте.
К числу свойств языковых знаков следует отнести следующие:
1) Материальность. Языковые знаки обладают способностью манифестироваться различными по физической природе знаками, звуковыми и графическими.
2) Произвольность, условность, немотивированность знака. Экспонент знака не мотивирован свойствами денотата и сигнификата.
3) Линейность означающего – последовательность во времени и в пространстве.
4) Системность. Любой знак обязательно соотнесен с другими знаками. Использование знака или его неиспользование представляет собой простейшую, минимально возможную знаковую систему. К семиотическим закономерностям относится оппозитивный характер всех элементов семиотической системы (как языковых, так и всех других) Например, в этикете поза “встать перед приближающимся человеком” нечто значит (уважение), в противоположность другой позе – “остаться сидеть”.
Чаще всего система состоит из нескольких знаков. Так например, система знаков для абонента телефона включает пять знаков: 1) звонок –“вас вызывают”; 2) непрерывный гудок в трубке – “аппарат готов к услугам”; 3) прерывистый с долгими гудками – “у партнера звонит звонок, ждите, пока он возьмет трубку”; 4) прерывистый с короткими гудками – “аппарат партнера занят”; 5) отсутствие гудка – “ваш аппарат не подключен”.
Будучи элементом определенной семиотической системы, знак характеризуется теми отношениями, в которые он вступает с другими знаками. В системе языка знаки вступают в парадигматические и синтагматические отношения. Синтагматические отношения характеризуют сочетательные (комбинаторные) возможности знака. В парадигматические отношения знаки вступают в рамках класса или множества элементов, из которых производится выбор данного знака.
Системные связи создают основу для опознавания (идентификации) данного знака в конкретном коммуникативном акте его дифференциации от других знаков как “соседей” как в данной линейной последовательности, так и внутри множества претендентов на ту же позицию в этой линейной последовательности.
С системностью знака связана основная семиотическая закономерность – оппозитивный характер знаков, противопоставленность знаков, всех основных конституирующих элементов семиотических систем – фонем, морфем, слов, типов предложений в языке, элементарных жестов, поз, ситуаций в неязыковых системах, кадров в кинофильмах и т.д. Оппозиции элементов, взаимозаменимых в одном месте речевой цепи (город – голод) или в один момент ситуации, например, “встать” вместо “не встать” (в отношении позы в этикете), выявляют дифференциальные признаки компонентов системы. Процедура исследования путем замен называется коммутацией и представляет собой отдельный семиотический принцип. Элементы системы, которые обладают признаком, называются маркированными относительно данного признака, например, фонема /б/ маркирована по признаку звонкости [+звонкость], а фонема /п/ немаркирована по этому признаку [- звонкость].
5) Различимость знаков. С точки зрения многих исследователей различимость знаков является их главным свойством. Противопоставленность знаков в системе приводит к тому, что возможны так называемые нулевые знаки. Участие знака в разных оппозициях способствует выявлению его дифференциальных признаков.
6) Асимметричность (С.О.Карцевский). Одно и то же означаемое может соотноситься с несколькими означающими (синонимия), одно и то же означающее может соотноситься с рядом означаемых (полисемия, омонимия). Означающее и означаемое относительно свободны друг относительно друга. План выражения и план содержания языковых знаков не покрывают полностью друг друга. Их границы не совпадают во всех точках: один и тот же экспонент имеет несколько десигнатов, и один десигнат выражается несколькими экспонентами. Изменчивость и подвижность мысли, согласно А.А.Потебне, гораздо более изменчивости звуков.
Асимметрия, непараллельность двух сторон знака – универсальное свойство языковых систем, она является движущей силой развития языка. В чисто условных (механических) системах знаков две стороны знаков пропорциональны (1 : 1 ), в языковой системе две стороны соотносятся по иной пропорции: 1 : 2 ( или более), или 2 (или более) : 1. В языковой системе наблюдается неизоморфизм двух планов (ПС и ПВ), т.е.
В языковой системе это проявляется в синонимии, полисемии, антонимии, омосемии.
Не только в пределах одного знака две стороны не покрывают друг друга полностью, но и в языковой системе в целом наблюдается неизоморфизм двух планов. В большинстве естественных языков может быть выведен следующий ряд единиц: фон (звук), в котором слиты акустические черты благодаря симультанности произношения;
слог, объединяющий фоны одним выдыхательным толчком;
фонетическое слово, группирующее слово под одним ударением;
речевой такт, объединяющий фонетические слова при помощи делимитативных пауз;
фонетическая фраза, суммирующая речевые такты единством интонации.
Выделенным единицам плана выражения не соответствуют знаковые единицы типа: морфема, слово и т.д.
Большая членимость ПВ обеспечивает экономность языковой знаковой системы, возможность выражения в языке неисчерпаемого количества значений при помощи конечного числа предельных составляющих.
Можно было бы предположить, что единицы плана выражения и плана содержания соотносятся со сдвигом на один ранг, например:
5. фонетическая фраза
Такая соотнесенность имеет место в языках изолирующего типа, где слог соотносится с морфемой. В языках флективного строя такого совмещения нет. Таким образом, степень соответствия двух планов зависит от типа языка. Разрыв соответствия рангов бывает большим или меньшим в зависимости от типа знака, в разных точках языковой системы. Эти смещения идут на убыль по направлению к высказыванию, которое всегда совпадает с фразой.
7) Устойчивость знака. Знак обладает устойчивостью в силу традиции, необходимой обществу.
8) Изменчивость знака во времени в силу изменения социальных условий. Потребность в изменениях плана содержания знаков обусловливается стремлением к адекватной передаче познаваемого мира, а для плана выражения – стремлением к экономной и вместе с тем достаточно надежно различающей единице плана выражения. Изменения языковых знаков носят стихийный характер, что подчеркивает естественную природу человеческого языка как системы знаков. Способность к самоналадке, приспособлению к новым условиям – чрезвычайно важное свойство языка как знаковой системы. Именно благодаря этой способности язык является наиболее универсальной из всех известных нам знаковых систем.
9) Психичность. Знак хранится в памяти носителей языка.
10) Социальность. Единство плана содержания и плана выражения закрепляется и обеспечивается социально. Реализация знака должна вызвать в некотором коллективе, пользующемся одной общей знаковой системой одинаковое представление. Недоговоренность о знаке делает его употребление бессмысленным, так как такой знак попросту не будет знаком: у него не будет одинакового понятного для участников общения плана содержания. Например, с увеличением международных контактов стала необходимой международная стандартизация дорожных знаков.
11) Важным свойством знака является его способность обобщенно отражать реалии. Знак есть единство общения и обобщения (Л.С.Выготский)
Устройство знаков вообще и языкового знака в частности
Устройство знаков вообще и языкового знака в частности
Иногда термин «знак» используют, чтобы назвать только обозначающее, материальное, а не совокупность трех компонентов (например, только красный цвет в светофоре, а не красный цвет + значение «стой», принятое в системах дорожных знаков). Соссюровское понимание знака позволяет понять, почему тот или иной сигнал может быть знаком и незнаком в разных контекстах.
Что является знаком в языке?
1. Все, что имеет значение.
2. Все, что можно выразить при помощи единиц языка. Приведите примеры того, что «не имеет значения» и того, что «нельзя выразить».
Сущность языкового знака легче всего показать на примере слова. Известная схема – т.н. семантический треугольник – показывает, что предмет (денотат), отражаясь в нашем сознании, формирует образ предмета, представление о нем. На основе существенных признаков сходных предметов формируется сигнификат (понятие, смысл), который мы соотносим с неким фонетическим комплексом. Фонетическое слово по «общественному договору» обозначает данный смысл и называет определенный предмет действительности. Так, фонетическое слово ватрушка называет известный предмет (при этом начинка роли не играет, и это – результат абстрагирующей деятельности нашего сознания, в результате которой качество начинки стало несущественным признаком), указывает на тип предметов (ватрушки можно делать с творогом, повидлом, картошкой).
Основные свойства знака: произвольность и линейность
В современной лингвистике тезис Соссюра о немотивированности знака принимается с существенными оговорками или не принимается вообще (Ю.С. Степанов). Н.Д. Арутюнова считает, что языковой знак мотивирован внешним миром: «Язык можно себе представить как двойную знаковую систему, одна из которых произвольна, а другая – мотивирована». Подразумевается, что значения мотивируются отражаемой ими объективной реальностью.
Вполне очевидно, что мотивированными являются все переносные значения (в эстонском языке наперсток обозначается как «шляпка от гвоздя», размышлять – «высиживать мысли»). Заимствования часто бывают мотивированы звучанием слова в языке-источнике плюс фонетической системой родного языка: дресс-код (конечный согласный [d] подвергается оглушению по законам русского языка), бизнес-вумэн (англ. билабиальное [w] звучит как [в]). Вообще система языка (грамматическая, словообразовательная, фонетическая) накладывает ряд ограничений и обусловливает возможности существования тех или иных языковых знаков.
Таким образом, немотивированы только непроизводные слова. И то с известными оговорками. В ряде случаев мотивировка проясняется через этимологический анализ.
Конечно, интересно было бы выявить, как происходило образование знаков на ранних этапах языкотворчества. Но достоверно установить это в настоящее время вряд ли возможно. Попытки ответить на этот вопрос содержатся в разных теориях происхождения языка. Например, ономатопоэтическая теория опирается на явления звукового символизма и некоторые экспериментальные данные. И.Н. Горелов провел следующий эксперимент: 19 детям 3-5 лет предлагалось соотнести 20 псевдослов типа куздра с изображением неизвестных детям предметов и насекомых. Более 65% дали одинаковые ответы. Еще один исследователь фоносемантики, А. Журавлев, проводил «измерение натуральных значений» всех русских звуков в 30-балльной системе. Это позволило сделать вывод о том, что в эпоху возникновения языка закрепление звукового комплекса за определенным понятием было связано с индивидуальными свойствами звуков (т.н. «отприродное значение», общее для всех людей). Однако опыты, в которых ставилась задача установить интернациональный характер звукового символизма, не дают надежных положительных результатов. Так, двум группам испытуемых – русским и вьетнамцам – предлагалось соотнести рисунки со следующими звуковыми комплексами: мого-бого-того, муома-куома-луома-типи-рипи-липи.
Русские сказали, что мого-того – это А (84%), а вьетнамцы Б (64%), муома-куома у русских Б (76%), а у вьетнамцев – В (46%), типи-рипи у русских В (74%), а у вьетнамцев – А (64%). Объяснение звукосимволизма лежит в традиционных для каждого языка звуковых ассоциациях. Современные лингвисты, пытаясь решить проблему происхождения языка и разгадать тайну создания первых звуковых комплексов, нередко опираются на анализ детской речи (Хоккет «Происхождение человека»).
В современных языковых системах наблюдается не столько создание новых знаковых комплексов, сколько осложнение уже существующих новыми значениями либо создание новых путем комбинации имеющихся. Именно такого рода процессы дают право утверждать, что языковой знак мотивирован. Постулат Соссюра о произвольности знака породил огромную литературу и если принимается в современной лингвистике, то в такой форме: «Произвольность языкового знака существенно ограничена».
Второе принципиальное свойство языкового знака, по Соссюру. – линейный характер означающего. Означающее развертывается во времени и характеризуется заимствованными у времени признаками: оно представляет протяженность, и эта протяженность лежит в одном измерении – это линия. Соссюр противопоставил линейный характер языкового знака другим знакам (например, морским сигналам, которые могут состоять из комбинаций в нескольких измерениях). Языковые знаки, по мнению ученого, следуют один за другим, образуя цепь. Это особенно заметно на письме.
Современная лингвистика пересмотрела и этот постулат. Например, описание суперсегментных единиц – просодем – позволяет говорить, что все языковые знаки сочетаются по определенным законам, но это не обязательно линейная сочетаемость. Так, интонация может накладываться на звуковой сегмент, ударение сочетается с фонематическим комплексом и т.д.
Явление гипертекста также корректирует представления о линейном характере языкового знака. Еще большие разнообразие знаковых элементов языка обнаружено вследствие введения в научный оборот таких понятий, как невербальные компоненты высказывания (пресуппозиции, следствия), конситуация и др.
Универсалии языка и фиксация результатов абстрактного мышления
Перейдем к более детальному рассмотрению универсалий, отмечаемых языкознанием и выполняющих познавательную функцию.
Прежде всего это так называемая конвенциональность языка. Под конвенциональностью языка большинство лингвистов понимают немотивированность его элементарных знаков. Под этим, в свою очередь, имеют в виду, что между означающим и означаемым (или означающим и значением) не существует в общем случае ни физического, ни геометрического и никакого бы то ни было вообще сходства.
Против концепции немотивированности знаков языка иногда выдвигается ряд аргументов. В частности, указывается на наличие в языке ряда мотивированных так или иначе знаков и грамматических форм, отражающих определенные стороны предмета. В лексике, например, имеются фонетически мотивированные знаки (типа «шипеть»), морфологически мотивированные знаки (типа «паровоз», «сапожник»), так что каждый, кто знает их компоненты, владея языком, сразу понимает их смысл. Имеются также и семантически мотивированные знаки (типа «капот автомобиля»), где новое значение слова «капот» образовано посредством метафоры. Указывают также на то, что по крайней мере некоторые синтаксические формы воспроизводят определенные черты реальных процессов. Например, обычно в русском языке, если речь идет о последовательных действиях, они в предложении воспроизводятся в том же порядке, в котором происходили в действительности или должны произойти («пришел, увидел, победил», «отрежьте хлеба, намажьте маслом, посыпьте солью и съеште»).
Все эти. факты мотивированности знаков действительно имеют место и, считают лингвисты, во всех языках. Они, однако, не затрагивают произвольности как характерной черты языковых знаков, обеспечивающей выполнение ими своей гносеологической функции.
Полная произвольность касается лишь элементарных знаков, то есть минимальных элементов языка, имеющих значение. Такими элементарными знаками в языке являются даже не слова, тем более не предложения, а морфемы (корни слов и их служебные части, например приставки или суффиксы).
Физическое тело морфемы (набор фонем или графем, из которых она состоит) по отношению к предмету в общем случае абсолютно не мотивировано. Этот набор может не обладать никаким сходством с предметом ни по физической природе, ни по своей структуре.
Морфемы типа «шипеть», «тише» и т. п., с одной стороны, в современных языках, реально существующих на земном шаре, имеют мизерный удельный вес (этот вес в ходе исторического развития уменьшается), с другой стороны, их наличие хотя и универсально, но по отношению к главным функциям языка случайно. Объяснение их существования лежит, видимо, не в функциях современного языка, а в его истории.
С гносеологической точки зрения существенно необходимо не полное отсутствие мотивированных морфем, а обязательное наличие немотивированных морфем.
Отсутствие необходимой обусловленности означающего означаемым есть важнейшая черта языка, которая позволяет ему выполнить свою гносеологическую функцию и преодолеть ограниченность знаковой системы чувственного познания.
Знаковая система чувственного познания не может выполнить функций естественного языка прежде всего потому, что ощущения, будучи идеальными, не могут служить средством межсубъектной коммуникации. Однако дело не только в этом. Если бы это было единственной ограниченностью знаковой системы чувственного познания, то можно было бы предположить, что язык общения является простой калькой языка чувственного познания. Переход от одного языка к другому языку был бы даже проще обычного лингвистического перевода. Он бы тоже был простым калькированием. Социальное общение исключило бы сугубо субъективно-индивидуальные моменты, оставляя в языке только общезначимое. Такое соотношение между языками двух уровней познания облегчило бы процесс овладения языком.
Тем не менее хорошо известно, то это не так.
Причина тому прежде всего в необходимости для естественного языка выполнять гносеологическую функцию и, следовательно, быть конвенциональным.
Альтернативой конвенциональности языкового знака является чувственно воспринимаемое сходство означающего с означаемым (как это имеет место в живом созерцании). Однако чувственно воспринимаются лишь внешние стороны предметов в соответствии со строением органов чувств. Функция же абстрактного мышления заключается прежде всего, как мы видели, в отражении чувственно не регистрируеллых свойств вещей независимо от модальностей и пространственно-временных характеристик, в познании сущности вещей, которая также непосредственно чувственно не дана. Для обозначения таких свойств и сущностей требуются произвольные знаки. Неконцвенциональный язык всегда ограничен.
В процессе абстрактного мышления образы не только формируются, они становятся и объектом анализа. Следовательно, необходимо иметь знаки для обозначения образов. На чувственном уровне образ может быть обозначен лишь самим собой, что не дает познавательного выигрыша. Необходим знак, чувственно не совпадающий с образом, знак, отчленимый от образа, конвенциональный знак.
Произвольность знака позволяет посредством него обозначить любой предмет и любое отношение. Следовательно, возникает возможность представления в знаковой форме не только отношений между предметами, но и отношений между отношениями, отношений любого порядка сложности. Поскольку знак в принципе не изоморфен объекту, постольку в произвольных знаковых обозначениях содержится возможность резного сокращения количества информации, которой непосредственно оперирует сознание.
Конвенциональный знак с рассматриваемой точки зрения создает неограниченные возможности. Конвенциальность знаков есть важнейшая характеристике языковой знаковой системы, позволяющая последней быть орудием абстрактного мышления и фиксации его результатов.
1 ( Во избежание недоразумений заметим, что данная трактовка знака (и это отмечается всеми языковедами-марксистами) не имеет никакого отношения к вопросу о мотивированности возникновения знаков по отношению к истории языка, истории народа и даже психологическим факторам. Здесь речь идет исключительно об отсутствии детерминации означающего элементарного знака со стороны значения или смысла. Это значит, что из конвенциональности в указанном смысле вовсе не следует, что язык возникает путем реальной конвенции. Вероятно, желательно было бы использовать для обозначения отсутствия детерминированности элементарного знака объектом другой термин. Однако и другие термины, употребляемые в языкознании с этой целью (произвольность), обладают теми же недостатками.)
Сигналы животных, разумеется, не воспроизводят иконически ситуацию. Следовательно, в некотором смысле отношение между знаком и его значением и в зоологической коммуникации сходно с конвенциональным. Однако животное не имеет возможности реального выбора. Соотношение между означающим и «значением» задано физиологической организацией и процессом эволюции. Животное не может его изменить. Знак раз и навсегда имеет определенное значение.
Понятие «открытость языка» включает в себя не только отмеченное выше обычно фиксируемое содержание, но и бесконечность множества правил образования знаков (морфологические и синтаксические правила). Можно полагать, что есть множество правил, функционирующих в каждом данном языке в определенный момент времени, конечно. Однако среди этих правил имеются правила изменения правил. И так же как конечное множество правил, благодаря возможности бесконечного повторного их применения содержит в себе возможности создания бесконечного множества знаков, так же конечное множество правил изменения правил содержит в себе бесконечную возможность формирования новых правил. Следовательно, если рассматривать язык в его историческом развитии, то он содержит в себе бесконечное множество правил, что весьма существенно гносеологически.
Язык как знаковая система не содержит в себе никаких ограничений для развития и видоизменения системы значений. В этом смысле так называемая гипотеза лингвистической относительности ошибочна. Приводимые американским лингвистом Б. Уорфом факты отличия языков так называемого европейского стандарта от языков индейских племен убедительно свидетельствуют в пользу наличия не только существенных грамматических, но и семантических различий между языками. Различные языки, действительно, по-разному членят мир, с чем, несомненно, коррелируют определенные особенности мышления. Уорф стремится доказать правильность неоднократно приводимого им положения своего учителя Э. Сепира о том, что мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения.
Гипотеза «лингвистической относительности» в действительности, будучи определенным образом модифицированной, верно характеризует семиотические системы типа знаковой системы чувственного отражения. Такие системы имеют конечное число элементарных знаков, и ими обусловлено чувственное «видение» мира. У различных биологических видов оно различно, и в рамках чувственного отражения перевод с одного такого языка на другой невозможен.
1 ( Слобин Д. Психолингвистика.- В кн.: Слобин Д., Грин Дж. Психолингвистика. М., Прогресс, 1976, с. 205.)
С конвенциональностью в определенной мере связана и дискретность моделирования мира языком, и возможность комбинирования дискретных единиц по его правилам.
В некоторых работах по лингвистике отмечается, что чувственное познание кодирует поступающую информацию посредством создания аналоговых моделей. Более осторожно следовало бы сказать, что система ощущений кодирует внешние воздействия по преимуществу аналоговым способом. Различия между различными видами ощущений безусловно дискретны, это значит, что ряд объективно различных свойств вещей, например частоты электромагнитных колебаний и частоты звуковых колебаний, фиксируется различными ощущениями, между которыми, как и между буквами абстрактного алфавита (словами предложения), нет непрерывного перехода. Однако совокупности ощущений одного вида в определенных границах образуют для психики индивида континуум. Разным интенсивностям их соответствуют различные ощущения. Кривые изменения некоторого свойства объекта и кривые изменения соответствующих ощущений (если отвлечься от наличия порогов различения) соответствуют друг другу, то есть изменения ощущений образуют аналоговую модель соответствующего объективного процесса.
1 ( Петров С. Познание и моделирование.- В сб.: Ленинская Теория отражения и современность. София, 1969.)
Ограниченность аналогового моделирования внешнего мира в чувственном познании связана со спецификой чувственной знаковой системы. Аналогичным образом дискретный характер моделирования мира абстрактным мышлением выражает специфику языка как знаковой системы.
Принцип дискретности означает возможность свободного комбинирования элементарных знаков и, следовательно, создает неограниченные возможности для обозначения различных предметов и отношений. При этом весьма экономно расходуется «материал», подвергающийся комбинированию. Этот принцип пронизывает всю структуру языка, все его уровни, начиная от образования морфем на основе фонем.
Наличие грамматики позволяет выразить в языке множество значений, которые отдельными словами невыразимы. Значение словосочетаний и предложений не есть сумма значений составляющих их слов. Варьирование синтаксических структур совместно с разнообразием словоформ в условиях дискретного кодирования позволяет посредством ограниченной лексики выражать многообразное смысловое содержание. Благодаря этому индивид, владеющий тем или иным естественным языком, обычно может в рамках существующих в последнем средств осмысливать многие новые для себя ситуации и фиксировать результаты этой своей познавательной деятельности. На каждом языке может быть описано благодаря определяемому его правилами комбинированию дискретных единиц бесконечное множество отношений; когда же это не удается сделать, то создаются новые дискретные единицы. В семиотических системах животных, как полагает большинство исследователей, нет грамматики. Каждый знак сам по себе фиксирует некоторую ситуацию или выражает определенное побуждение. В этом заключается один из важнейших моментов ограниченности зоологической коммуникации.
Особую роль в процессе абстрактного мышления и фиксации его результатов играют универсалии семантического уровня языка.
Семантические универсалии более непосредственно, чем все остальные, связаны с выполнением языком его гносеологической функции.
К числу таких универсалий относится прежде всего полисемия. Под полисемией понимают наличие ряда более или менее близких значений у одного слова.
Абстрактное мышление, с одной стороны, чтобы подвергать информацию переработке на основе законов логики, нуждается в знаках, значение которых жестко определено, и полисемия служит препятствием неограниченному применению законов логики.
Но с другой стороны, жесткость значения каждого слова есть хорошее орудие рассуждения лишь о жестких ситуациях, которые уже познавательно или практически освоены человеком.
Под углом зрения потребностей познания новых ситуаций существенно вычленить потенциальную полисемантичность слова. Каждое слово, во всяком случае всякое слово, выражающее понятие и не являющееся научным термином, имеет возможность приобрести новое значение, близкое старому (одному из старых), если этого потребует познавательная ситуация. Даже научные термины могут обладать такого рода потенцией, поскольку понятия, выраженные в этих терминах, развиваются, обобщаются и расщепляются. Так, слово «спутник», первоначально означавшее человека, идущего по пути с другим человеком, затем стало астрономическим термином. Этот термин, в свою очередь, означал небесное тело, вращающееся вокруг планеты или звезды. Сейчас оно означает и искусственный аппарат, запускаемый для изучения космоса.
Более или менее жесткое соответствие между означаемым и означающим органически присуще любой семиотической системе. Без такого соответствия никакой знак (а не только знак естественного языка) не может выполнять свои функции. Видимо, именно потому, что это само собой разумеется и что жесткость связи означающего и означаемого, будучи общесемиотической универсалией, для языка неспецифична, жесткая сторона связи между означаемым и означающим обычно не фиксируется как особая языковая универсалия.
Если полисемия, как было отмечено выше, есть зародышевая клеточка моделирования, содержащаяся внутри языка, то жесткость связи физического тела знака со значением создает языковую возможность формализации. Благодаря жесткости этой связи операции над означающими могут приводить к новому знанию об означаемых. И то и другое в повседневном мышлении, использующем естественный язык, имеется лишь в зародыше.
Заметим, что при обосновании включения полисемии в рассматриваемый класс универсалий мы ссылались на процесс индивидуального познания, а потому могло возникнуть впечатление, что при фиксации результатов абстрактного мышления на естественном языке полисемия может быть полностью исключена. Опыт исторического развития науки показывает, что это не так. Наука как целое в каждый конкретный период развития также осваивает новые процессы, вписывая их в ранее известное, и потому нуждается в нежестких понятиях, фиксируемых через оттенки значений и выполняющих эвристическую роль.
Общеизвестно, какой длительный и трудный путь в истории физики прошли такие понятия, как «сила», «энергия» и многие другие, пока употребление соответствующих им терминов не приобрело относительной моносемантичности.
И в современной науке такие слова, как» «информация», «сложность», «универсалия» (даже если говорят «универсалия языка») и многие другие, остаются полисемантичными.
Универсалией языка является синонимия, и эта универсалия играет существенную роль в выполнении языком его познавательной функции.
Правда, по мнению большинства лингвистов, абсолютных синонимов внутри одного языка, взятом в статическом состоянии, не существует. А если по тем или иным причинам они и возникли, те тенденция языка заключается в дифференциации их значений и, следовательно, в преодолении абсолютной синонимии.
Отсутствие или почти полное отсутствие абсолютной синонимии относится, однако, лишь к синонимии лексической. Иными словами, в одном и том же языке, в одно и то же время, как правило, нет двух слов, имеющих в точности одинаковое значение, т. е. вызывающих у носителей языка одинаковый минимальный образ и эмоциональную реакцию. Во всяком случае трудно предположить, что абсолютная лексическая синонимия в качестве универсалии языка может быть дедуцирована из познавательной функции языка.
Однако именно из этой познавательной функции с необходимостью вытекает наличие синонимических выражений, обязательность синонимии независимо от того, выражается она лексическими или иными средствами.
Характерная особенность естественного языка заключается в возможности объяснения значения одних слов посредством других. На уровне науки эту функцию выполняют различного рода определения. Но и в функционировании повседневного мышления человек уясняет себе смыслы незнакомых ему ситуаций, а следовательно, и значения соответствующих выражений посредством их словесного описания. Эта особенность языка настолько важна, что ряд лингвистов считает ее определяющей. Действительно, если мы обнаружим, что некоторая популяция организмов пользуется семиотической системой, в рамках которой возможно объяснение одних знаков посредством других (без обращения к предметной области, обозначаемой этими знаками), то мы вынуждены будем признать, во-первых, что эта популяция имеет язык в обыкновенном смысле этого слова и, во-вторых, что члены этой популяции обладают способностью к абстрактному мышлению. Иными словами, наличие такой семиотической системы было бы категорическим доказательством принадлежности данной популяции к классу разумных существ.
С другой стороны, необходимость обязательного использования во всех случаях для объяснения значения знаков элементов конкретных ситуаций (для членов популяции, владеющих данным языком) свидетельствовало бы, что данный язык не может вы» полнить важных задач, которые ставятся перед ним абстрактным мышлением, члены популяции к абстрактному мышлению неспособны, и, следовательно, указанная популяция не принадлежит к классу разумных существ.
Все это означает, что возможность объяснения значения ряда слов некоторого языка посредством других слов или выражений этого языка необходима для выполнения языком его познавательной функции.
Уже отсюда следует абсолютная необходимость существования синонимических выражений в естественных языках. Объяснить (или уяснить себе) значение одного слова посредством другого возможно лишь в том случае, когда язык позволяет построить выражения, имеющие точно одинаковый смысл.
Вместе с тем необходимо отметить, что в любом языке имеется определенный слой слов, который не нуждается в словесном определении в силу того, что их значение усваивается каждым индивидом в процессе освоения языка благодаря использованию слов в конкретных предметных ситуациях (например, слова типа дом, табуретка, собака в процессе повседневного мышления и обычной коммуникации не нуждаются в словесных пояснениях), С другой стороны, значение ряда слов невозможно объяснить словесно, в частности, это относится к словам, значением которых являются наши ощущения. Невозможно, например, описать на уровне повседневного мышления, что такое зеленый цвет. Необходимо показать ряд предметов, имеющих этот цвет, и пояснить что это называется зеленым.
1 ( См.: Горский Д. П. Определение понятий. М., Мысль. 1974, с, 83-90.)
Следующей универсалией или, точнее, группой универсалий, неразрывно связанных с познавательной функцией языка, является его семантическая многосложность.
Аналогичным образом можно предполагать наличие в каждом языке средств, имеющих значение, близкое к. значению логических операторов. Во всяком языке необходимо различать принадлежность свойства всему классу предметов или лишь некоторым представителям класса, то есть должны существовать слова, выражающие общность и существование (кванторы, такие, как все, существует, некоторые и т. д.). Правда, не может быть гарантии, что в любом языке все эти кванторы обязательно выражаются отдельными словами. Также необходимы семантические образования, выражающие логическое следование и иные логические операции.
Семиотическая система, не обладающая такого рода средствами, не может обслужить нужды абстрактного мышления.
1 ( Гегель Г. Наука логики. Т. 1. М., Мысль, 1970, с. 82.)
2 ( См.: Панфилов В. З. Философские проблемы языкознания. М., Мысль, 1977.)
Так или иначе уклончивость языка делает необходимым наличие в его составе слов типа истинно, ложно, бессмысленно и аналогичных им. Абстрактное мышление вынуждено строить высказывания и системы высказываний, которые оказываются ложными. Эта необходимость выступает наиболее четко при формулировании предположений, в том числе и научных гипотез, особенно альтернативных. Одна гипотеза оказывается истинной, а другая (или другие) ложной. Таким образом, необходимы языковые средства для высказывания суждений о суждениях и, в частности, об их истинности.
Аналогичным образом на определенной ступени развития языка и мышления становится необходимым мыслить и говорить о речевых конструкциях и самом языке. Это значит, что язык должен содержать средства для выражения названия названий. Наиболее просто это иллюстрируется наличием языковедческих терминов (типа слово, предложение, подлежащее, сказуемое и т. д.). Однако и в повседневном мышлении неминуемо присутствуют суждений о словах, речи, языке.
Это означает, что язык содержит в себе метаязыковый слой. Наряду с объект-языком, на котором люди рассуждают об определенных предметных областях, внутри языка существует слой, на котором рассуждают о самом языке. Во всех естественных языках слой объект-языка и метаязыковый его слой не расчленены (и это тоже является универсалией естественных языков). Эта нерасчлененность в процессе повседневного мышления и обычной коммуникации, как правило, не вызывает недоразумений.
Итак, ряд универсалий языка (этот ряд, разумеется, не исчерпывается универсалиями, которые нами рассмотрены) обусловлен потребностями выполнения познавательной функции. Наличие такого рода универсалий обусловливает реальные познавательные возможности языка.