Не садись в машину где двое краткое содержание
Людмила Петрушевская. «Не садись в машину, где двое».
Издательство «Астрель-СПб». Автор рецензии Дина Радбель
Не влюбляйся по весне
Людмила Петрушевская — мастер, покоривший все литературные жанры. К тому же, первый в России обладатель Всемирной премии фэнтези — World Fantasy Award. Перу писательницы принадлежат более пятидесяти книг. Ее произведения переведены более чем на 20 языков и получили широкое признание во все мире. Она лауреат Государственной премии, премии «Трумф», международной Пушкинской премии, театральной премии Станиславского и др.
«Не садись в машину, где двое» — это «истории и разговоры» Петрушевской. Предисловие объясняет: «сборник представляет собою то, чего обычно никто из читателей не видит — копию блокнотов автора». Людмила Стефановна записывала все, что приходило в голову — сюжеты, пьесы, рассказы, сказки (она их назвала — нынешними). Поэтому тексты неоднородные — реальность, мистика, абсурд, трагифарс. Вчитываясь, ловишь себя на мысли, что никакой блокнотной неряшливости, схематичности, краткости, незавершенности нет и в помине. Заявленный блокнот — это, скорее всего, кокетство, пиар-ход. Это можно понять: в последние годы Петрушевская строит свои произведения на старом фундаменте, частично компилирует, варьирует темы.
Сборник «Не садись в машину, где двое» делится на три части — рассказы, пьесы, сказки. В первой — 12 рассказов, 12 изломанных судеб. Петрушевская демонстрирует мастерство рассказчицы, крепко держит читателя, не отпускает, хотя говорит на темы, истасканные повседневностью.
«Не садись в машину, где двое» — это рассказ, заголовок которого — месидж всей книги: «Осторожно, весна! Осторожно, любовь! Не садись! Берегись! Сторонись! Не верь! ».
Героиню рассказа, безымянную девушку (на ее месте могла быть любая) — волна весеннего настроения с предчувствием любви и счастья «выбросила» в пространство улиц. В самом лучшем платьице, черных туфельках, которые ей, если честно, очень жали — она шла к толпе. Шла как одинокая цветущая весна, как героиня фильма, невестой шла, ничьей невестой. Шла и. звала к себе мужа. Да туфельками в кровь ноги стерла. Затормозила машина, неважно какая — старый «мерс», битый БМВ. «Довезем куда нужно, — сказал ласковый голос. Но привезли в грязный подвал. Несчастная пленница смогла удрать от подонков. Она осталась девушкой, но как-то сразу состарилась.
В рассказе «Девушка Оля» — героиня конкретна. Ее не насиловали, но так случилось, что она забеременела. «Все произошло, как это бывает, случайно. Двое потом поссорились, а природе нету дела до того, как с ребенком на руках устроить жизнь дальше, без страданий о прошлом, без страха перед будущим, и как растить дитя без отца». Так начинает рассказ Петрушевская. А потом ставит Олечку в ситуацию, когда приходится живот от матери прятать и рожать тайно, и ребенка отдать в интернат. Не по-людски это. Бабушка, мама, ребенок жить должны вместе, хотя стать друг для друга близкими сразу не получается.
Во второй части сборника — пьесы. Тексты льются потоком сознательным, бессознательным, ночным, предрассветным, но не дневным. В доброе время суток такие тексты не сочиняются. Здесь есть ее, Петрушевской, голос — взахлеб. Местами даже кажется, что слова забивают друг друга, толкаются, боятся не успеть.
Завершают книгу — «нынешние сказки», мало отличимые от рассказов. Правда, в сказке «Подарок бабушки» есть «жили-были», султаны и шейхи.
«Жила-была одна принцесса. длинноногая как высоковольтная мачта, тихая как цветочек, скромная как белый грипп. Для непосвященных объясняем, что именно такие идеальные девушки, сдержанно, но очень дорого одетые, волосок к волоску причесанные и обутые как первоклассницы — именно они остаются в одиночестве».
Но принц, конечно, будет. Но не будет первооткрывательства, только правдоискательство, которым болеет общество. Но сказка теряет вкус, когда она заигрывает с современностью.
Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011) (2 стр.)
Невесты все до единой полны любви к себе, жены же, пережив расцвет, облетают как вишни, как яблони, только что их осыпали роскошные цветы — и вдруг пробуждение, реальность. Зеленые завязи, беременность веток.
Редко у кого из замужних остается прежняя восторженная любовь к себе. Она, скорее всего, перерождается в любовь к мужу, потом к своему ребенку, далее часто в ревность и в борьбу за главенство в семье.)
Но это так, к слову. У нас же другая тема. Любовь к себе часто встречает на своем пути не ответную любовь, но похоть, подобную позывам на низ,— именно похоть, то есть нужду тела в освобождении, которая ведет на охоту ловцов бабочек, истребителей пыльцы.
Возле нашей девушки затормозила машина, неважно какая, может быть, старый «мерс», битый БМВ, неважно. Она в таких вещах не разбиралась. Большая машина, на заднем сиденье сильно накрашенная, богато одетая особа, обратившаяся с какими-то словами к водителю (хозяйка?), довольно-таки взрослая, с прямой спиной, а впереди, рядом с шофером, еще один человек.
— Садитесь!— ласково сказал он, обернувшись к невесте.— Мы вас довезем куда вам нужно. Бесплатно, бесплатно. Мы катаемся по случаю праздника.
Остальные многозначительно засмеялись.
И он распахнул заднюю дверцу.
Наша девушка села рядом с той не очень молодой девушкой. Идти она почти уже не могла. Очень резали туфельки.
Она назвала адрес. Сразу стало весело и прекрасно.
— Только мы заедем тут недалеко, лады? Надо одного человечка встретить,— ласково сказал тот же голос впереди.
Они приехали в какой-то неухоженный дворик, по виду это были кулисы старого переулка, и заброшенное, осевшее двухэтажное строение встретило их подвальным холодом в подъезде, скверным запахом и темной, запыленной лампочкой.
— Нам сюда,— сказал тот же голос, открылась поцарапанная железная дверь, изнутри послышалась музыка, и девушка, стоявшая первой, вынужденно шагнула в потемки. Нанесло каким-то нежилым запахом пыльных бумаг, нагретых компьютеров, кисловатым духом бытовой химии и почему-то мокрых тряпок, здесь явно пользовались еще и кофеваркой — похоже, девушку привели в офис.
— О! Привет, кого я вижу! Какие люди!
Они все перецеловались со смехом.
— Вы с кем?— поинтересовалась уборщица, накрашенная по случаю праздника старая тетка лет сорока.
— Это вот наша девочка,— отвечал тот же парень, что в машине сидел впереди, и все засмеялись.
— Тебя как зовут?— спросил он, обернувшись.
Здесь, в коридоре, она увидела вблизи его лицо и помертвела. Он был похож на убийцу. Его друг тоже.
— Меня зовут Клава,— ответила на всякий случай девушка.
Оба парня заржали, повторяя «клава, клава».
Они ввели девушку в большую комнату, в центре которой находился раздвинутый стол с одноразовой пластиковой посудой, с салатами, нарезанной колбасой и бутылками в центре. Там сидели и стояли явные убийцы!
Составленные в углу компьютеры, календарь на стене, затасканные занавески, жухлые растения в горшках — обстановка эта производила какое-то гнетущее впечатление. Куда я попала, думала наша девица, что за бред? Куда занесло меня, идиотку?
Убийцы посматривали на нее вскользь, ухмыляясь.
Вошла та накрашенная баба, что ехала в машине.
— Идем-ка пока,— сказала она и показала рукой.
Они пошли по коридору.
В соседней комнатушке было еще теснее. Какие-то стеллажи с папками, большой заваленный бумагами стол и стол у дверей поменьше, факс, принтер, навесная полка с книжками и вьющимся растением — и под нею почему-то тахта, раздолбанная, полинявшая, странная в таком месте. Сбоку виднелась еще одна, слегка приоткрытая, дверь.
Девушка села около большого стола на стул для посетителей и затосковала. Она подумала, что так может чувствовать себя кролик, вынутый из своей клетки и принесенный в сарай к топору. Смертная тоска, вот как оно называется. Смертная тоска в ожидании неизвестного.
Парни гомонили за стеной, ржали, загремела музыка, а та женщина, которая ехала в машине, теперь как бы расслабилась. Сейчас она выглядела много старше. Она вроде бы даже сменила внешность, отвесила челюсть, ссутулилась и выпустила живот, словно ей больше не надо было быть образцовой моделью, поскольку перед ней стояла другая задача. Она села лицом к девушке за стол ближе к коридору, потыкала в кнопки компьютера. Он зажужжал. Баба воззрилась на экран. Она сидела сторожихой тут, в банде убийц.
— А где туалет?— спросила наша девушка.
— Идем,— отвечала тетка, покачав головой и скривившись.
Просительницу провели мимо включенного компьютера (там мелькала игра в бродилки-стрелялки), проводили по коридору до двери уборной и, судя по всему, постояли рядом в ожидании. Выйдя из вонючего, тускло освещенного сортира, девушка в сопровождении конвоя была доставлена обратно.
И снова села на стул.
А тетка вернулась к компьютеру.
Другая баба, та, что выглядывала из кухни, всунулась в дверь, позвала пальцем подругу, и между ними произошел быстрый и невразумительный разговор, обе почти шептали, причем охранница явственно выматерилась в ответ на последние слова старшей, той, что стояла в коридоре.
Ни в одном телевизионном сериале, ни в одном фильме бедная Клава не видела таких страшных баб. Они смахивали на настоящих убийц, которые сбросили с себя маски обычных людей, потому что уже было незачем притворяться. Они щерились друг на друга. Или ей это примерещилось со страху.
По виду они походили вроде бы на сестер, но та, с кухни, выглядела поплоше, как кухарка на работе, и вела себя неприветливо. То ли какие-то прежние дрязги всплыли между ними?
Та, что помоложе, явно презирала старшую убийцу.
Новоявленная Клава похолодела, когда младшая сказала довольно понятно:
— Иди, мы с крышкой (как будто она произнесла именно так) без тебя с ней разберемся. Не твоя забота, не лезь в чужую (дальше шел мат).
Клава дрожала крупной дрожью.
Та баба засмеялась и исчезла.
Охранница села на тахту, стряхнула с нее мусор, подняла с полу какой-то вскрытый пакетик, поглядела на Клаву, как бы призывая ее в свидетели. Показала головой на дверь, за которой скрылась та уборщица. Подняла брови, скривилась. Покачала головой. Мол, что здесь было такое. Выбросила пакетик в мусорную корзину.
Судя по всему, она тут не работала, в этом офисе.
Клаве как бы диктовали непроизнесенные мысли.
Похоже, что бабе доставляло удовольствие, поглядывая на Клаву, этим почти прямым текстом пророчить несчастной жертве ее близкое будущее на местной тахте.
Но инстинкт самосохранения велел Клаве независимо подняться и произвести осмотр тех немногих книг, которые находились в помещении. Там оказались, как ни странно, стихи Есенина, роман в бумажной обложке под названием «Некрасивая», парочка дюдиков и телефонный справочник десятилетней давности.
Во входную дверь затрезвонили. Охранница-тетка оторвалась от компа и выглянула в коридор.
Там загремел замок, входили люди, бубнили радостные, пьяные, похабные мужские голоса. Кто-то провозгласил: «Ну че, б, нашли?» Тетка, хохоча, прокричала вошедшим свои приветствия. Ей явно хотелось к ним. Она уже наполовину выдвинулась в коридор. Она даже потыкала пальцем в сторону Клавы, как бы отвечая, что нашли, хотя этого пальца никто кроме Клавы видеть не мог.
Пленница в ответ (сердце бешено стучало) огляделась, якобы от нечего делать осматривая комнату, и повернулась к боковой двери. Затем девушка стронулась с места независимо, притворяясь свободным человеком, и открыла ее. Тетка не реагировала, возбужденно подавая матерные реплики в коридор. Девушка заглянула в соседнюю комнату. Там тоже стояли стеллажи и один стол с компьютером и факсом, а у противоположной стены находился еще один диван, на сей раз кожаный, черный, старый и грязный, как часто употребляемое ложе смерти. Там же угадывалось окно, занавешенное полинялой занавеской, Клава подошла к нему, оно (Клава проверила) выходило в другую сторону, как бы за угол дома. То есть соседей за той стеной не было. Кричать, стучать бесполезно. Окно к тому же оказалось загорожено снаружи металлическими прутьями.
Девушка вернулась и присела на свой стул, вылупив глаза. Она это увидела в небольшом зеркале напротив, что глаза у нее вытаращенные. Накрашенные вытаращенные глаза. Идиотка.
Не садись в машину, где двое
Афиша
Новости
Видео
Аудио
Тексты
Галереи
Биография
Контакты
Девушка — видимо, это наступил ее брачный момент, всплеск счастья или его предчувствие, выброс некоторого призыва в пространство, в белый свет, и он выразился в том, что дева надела на себя все самое лучшее, ведь наступал праздничный вечер с салютом и гуляньем народа,— так вот, девушка тоже тронулась с места, вон из дома, хотя ее никто не ожидал и не позвал.
У нее к весне освободилось сердце, милый молодой человек, архитектор, который занимал ее мысли всю зиму, отошел в пространство, сам собой растаял.
Он был прекрасный, тонкий и умный, веселый, сдержанный юноша моложе девушки на два года, а ей скоро исполнялось двадцать один. Они гуляли и целовались на морозе, в подъездах, на безлюдных выставках, в ночном метро у конца платформы, в музее Пушкина.
Дома болела ее мама.
Однажды вечером, когда они наконец оказались вдвоем в пустой квартире (мама легла в больницу), он закурил, стоя у окна, а девушка шутливо шлепнула его по руке, в которой он держал коробок спичек, ей показалось, что она играет роль какой-то женщины-вамп, это сцена из фильма, смешно! Освободи руки, обними меня наконец, мы одни, как бы сказала она своим преувеличенно страстным жестом. Она первая неловко к нему прижалась, поцеловала как на морозе, но он отступил. Объяснил, что в детстве перенес две операции, что ему нельзя находиться на солнце, летом он уезжает на север, вот.
И на том произошел конец, раздался стук двери, и затем хлопнула дверь лифта.
Девушка ничего не поняла, но больше ему не звонила, и он тоже не позвонил с тех пор никогда.
Сначала она ждала, что придет известие о его смерти, но донеслись, наоборот, новости о его победе на конкурсе студентов-архитекторов. Какие-то миры будущего, надо же. Сердце облилось кипятком.
Странная история, тем более что он говорил, что его мама говорила, что ничего, что жена старше. То есть он уже сообщил маме об их дружбе. Его семья с нетерпением, само собой подразумевалось, ждала встречи с невестой сына. И вот такой постыдный финал! Вышибла коробок спичек из руки! Вамп!
То есть все кончилось в жизни. Круглое одиночество, сиротство в этот прекрасный, теплый, долгий праздничный вечер.
Девушка еще с детства тяжело переносила праздники, она всегда уговаривала маму пойти на Новый год к кому-нибудь в гости, и плакала, когда мама клала телефонную трубку, пожимая плечами и говоря смущенно: «Они сами уходят».
А потом девушка прочла, что об эту пору бывают даже самоубийства, потому-то в развитых странах именно в такие проклятые вечера запускают теле-программы, в которых нет ни слова о происходящем вокруг, идут обычные фильмы и передачи о животном мире. За окном фейерверки, а на экране спокойное, будничное течение вечера, переходящее в скучный ночной концерт или в беседу о достижениях науки. И многие с благодарностью смотрят такую белиберду, лишь бы не думать о своей отверженности.
Мама девушки лежала в больнице уже месяц, потому-то и освободилась квартира (как оказалось, ни за чем) — и образовалась полная свобода.
В этот теплый, радостный праздничный вечер девушка вовсе не думала о своем одиночестве или отверженности. Она как будто собиралась на свою свадьбу, честно! Вымыла голову с ромашкой, высушила, так что светлые кудри распустились по плечам, потом тщательно, скрупулезно накрасила ресницы, которые теперь достигали бровей, если распахнуть глаза. Распахнула глаза, то есть выпучила их перед зеркалом, осталась
Не садись в машину, где двое
Не садись в машину, где двое
Странная история мужа и жены
Богиня. Физиологический очерк
Кому это нужно (диалог)
Интенсивная терапия (разговоры)
Голова отца, или Щаща (монолог)
Он в Аргентине (пьеса)
Гамлет, нулевое действие (пьеса)
Не садись в машину, где двое скачать fb2, epub бесплатно
В начале войны в Москве жила одна женщина. Муж ее был летчик, и она его не очень любила, но жили они неплохо. Когда началась война, мужа оставили служить под Москвой, и эта Лида ездила к нему на аэродром. Однажды она приехала, и ей сказали, что вчера самолет мужа сбили недалеко от аэродрома и завтра будут похороны.
Лида была на похоронах, видела три закрытых гроба, а потом вернулась к себе в московскую комнату, и тут ее ждала повестка на рытье противотанковых рвов. Вернулась домой она уже в начале осени и стала замечать иногда, что за ней ходит один молодой человек очень странной наружности – худой, бледный, изможденный. Она встречала его на улице, в магазине, где отоваривалась по карточкам, по пути на службу. Однажды вечером в квартире раздался звонок, и Лида открыла. За дверью стоял тот человек, он сказал: «Лида, неужели ты меня не узнаешь? Я же твой муж». Оказалось, что его вовсе не похоронили, похоронили землю, а его воздушной волной бросило на деревья, и он решил больше не возвращаться на фронт. Как он жил эти два с лишним месяца, Лида не стала расспрашивать, он ей сказал, что все с себя оставил в лесу и добыл гражданскую одежду в брошенном доме.
Книга Людмилы Петрушевской «Котенок Господа Бога» – это рождественские сказки для взрослых детей, и в каждой из них есть история любви. Причем любви не только простых принцесс к случайным знакомым, но и любви летчиков, ничьих невест и заблудившихся поклонников, любви бедных безвестных принцев к простым десятиклассницам, любви волшебных кукол, котят и улыбающихся лошадей… Любви маленьких мальчиков и взрослых девочек к своим непутевым мамам – и обратной горячей любви.
Эта книга Людмилы Петрушевской посвящена любви — вернее, она посвящена разным случаям любви, начиная от почти детской, безнадежной и вечной, и заканчивая любовью умной и мудрой, готовой ко всему, прощающей и спасительной. Писательница, судя по всему, знает множество историй, и иногда это почти что сказки со счастливым концом, а иногда они похожи на старые баллады, в которых бессмертной остается только любовь.
В настоящем издании сохранена авторская пунктуация.
Перед читателем разворачивается история девочки, которая принимает жизнь как она есть, без вопросов и обид. К этому приучили ее обстоятельства детства — нет родителей (хотя она не сирота), голод и нищета и то, что ей приходится в одиночку защищаться в мире детей, а этот мир столь же беспощаден, как и мир взрослых. Однако то, что ребенок никому не нужен, дает ему, как ни странно, право на самостоятельность. На свободу жить в бедности. Иногда на гибель. Но всегда на полную независимость, даже от властей. Надеемся, что читатель знает, как сложилась в дальнейшем жизнь этой девочки — в будущем прозаика, драматурга, поэта, художника, композитора и певицы, лауреата многих премий, известной в мире писательницы Людмилы Стефановны Петрушевской.
«Два царства» — это книга мистики (ничего общего с жанром фэнтези). Рассказы, в который мертвые оживают, а влюбленные и гении существуют вечно, так же как призраки оперы или поэзии, — те, что не могут покинуть этот мир. Ведь искусство вечно, повторяет автор, и это единственный перпетуум-мобиле в нашей жизни.
Книга состоит из четырех разделов: рассказы, «Песни восточных славян», волшебные сказки и маленькая мистическая повесть «Три путешествия, или Возможность мениппеи».
Новая книга Людмилы Петрушевской «Санаториум», по уже сложившейся традиции, состоит из прозы, пьес и сказок – приблизительно по тому же принципу, по которому она пишет в своих тетрадках, чередуя разные жанры, так сказать, по мере их поступления. Свойственный ей жесткий реализм сменяется юмором (автор – лауреат премии «Малый Золотой Остап») и тем, что называется фантастикой (Л. Петрушевская единственная в России награждена Всемирной премией фантастики). Новое для автора – это как раз повесть в таком жанре, «Письмо Сердцу».
Цикл рассказов «Реквиемы» посвящает читателя в проблему смерти как отдельный, самостоятельный предмет художественного изображения.
При этом понятие смерти рассматривается Л. Петрушевской в самых разных проявлениях. Это и гибель супружеской любви («Я люблю тебя»), и крушение светлых надежд молодости, утрата жизненного оптимизма («Еврейка Верочка»), и умирание души, духовная деградация («Дама с собачками»), и утрата сострадания чужой беде («Кто ответит»).
Людмила Петрушевская. Реквиемы. Издательство «Вагриус». Москва. 2001.
Мама привезла девочку в санаторий для ослабленных детей и оставила там.
Это была осень, и дом, двухэтажный, бревенчатый, с галереями вдоль спален на втором этаже, стоял на берегу большого пруда, как многие барские усадьбы.
Вокруг простирался осенний парк с аллеями, полянами и домами, и запах палой листвы пьянил после городской гари — деревья стояли именно в золотом и медном уборе под густо-синими небесами.
В спальне девочек оказался рояль, неожиданное сокровище, и те счастливицы, которые умели играть, играли, а те несчастные, которые не умели, старались научиться.
Людмила Стефановна Петрушевская
Жила-была одна бедная женщина. Муж у нее давно умер, и она еле-еле сводила концы с концами. А дочка у нее росла красивая и умная и все вокруг себя замечала: кто во что одет да кто что носит.
Вот приходит дочка из школы домой и давай наряжаться в материны наряды, а мать бедная: одно хорошее платье, да и то заштопано, одна шляпа с цветочками, да и то старая.
Вот дочка наденет платье и шляпу, и ну вертеться, да все не то получается, не так одета, как подруги. Начала дочка искать в шкафу и нашла коробочку, а в той коробочке часики.
Роман «Нас украли. История преступлений» — это детектив нового поколения. В нем не действуют честные, умные следователи, класс, практически исчезнувший у нас. Это та история, в которой жертвы не хотят расследования, и тому есть причина. А вот что это за причина, читатели сами поймут к концу романа: ведь в каждом из нас сидит следователь, благородный, умный, не берущий взяток, стремящийся к истине и понимающий, что на свете есть такая странная вещь, как любовь.
«Дикие Животные сказки», «Морские помойные рассказы», «Пуськи Бятые» — самый известный сборник Людмилы Петрушевской, ее бестселлер. Некоторые слова из книги «Пуськи Бятые» (к примеру, «некузявый», «зюмо-зюмо некузяво») вошли в разговорный язык и в новые словари. А сама сказка «Пуськи Бятые», с которой все началось, существует почти двадцать пять лет, переходя от одного поколения к другому. Теперь это издание попало и вам в руки, дорогие новые читатели.
Людмила Петрушевская (р. 1938) – прозаик, поэт, драматург, эссеист, автор сказок. Ее печатали миллионными тиражами, переводили в разных странах, она награждена десятком премий, литературных, театральных и даже музыкальных (начиная с Государственной и «Триумфа» и заканчивая американской «World Fantasy Award», Всемирной премией фэнтези, кстати, единственной в России).
Книга «Как много знают женщины» – особенная. Это первое – и юбилейное – Собрание сочинений писательницы в одном томе. Здесь и давние, ставшие уже классикой, вещи (ранние рассказы и роман «Время ночь»), и новая проза, пьесы и сказки. В книге читатель обнаружит и самые скандально известные тексты Петрушевской «Пуськи бятые» (которые изучают и в младших классах, и в университетах), а с ними соседствуют волшебные сказки и новеллы о любви. Бытовая драма перемежается здесь с леденящим душу хоррором, а мистика господствует над реальностью, проза иногда звучит как верлибр, и при этом читатель найдет по-настоящему смешные тексты. И это, конечно, не Полное собрание сочинений – но нельзя было выпустить однотомник в несколько тысяч страниц… В общем, читателя ждут неожиданности.
Произведения Л. Петрушевской включены в список из 100 книг, рекомендованных для внешкольного чтения.
В настоящем издании сохранена авторская пунктуация.
В этой книге собраны истории, так или иначе связанные с нарушениями закона: иногда человек может просто ошибиться, а иногда – посчитать закон несправедливым. Заглавная повесть сборника «Странствия по поводу смерти» – детектив с элементами триллера, редкий для автора жанр. Еще один триллер, «Конфеты с ликером», – история молодой женщины, жены серийного убийцы, пытающейся спасти своих детей. Также в книге есть рассказы с трогательными сюжетами о любви, но в каждом из них так или иначе заложена опасность – и история ее преодоления. В сущности, эта книга повествует о победах над судьбой.
В сборник Людмилы Петрушевской вошли ее новые рассказы и повести, а также уже известные читателям произведения. Герои Петрушевской — люди, с которыми мы встречаемся на работе, ездим в метро, живем в одном подъезде. Каждый из них — целый мир, умещающийся водин рассказ, и потому каждый такой рассказ содержит драматический и эмоциональный заряд целого романа. Людмила Петрушевская — самое традиционное и самое современное явление в нашей нынешней словесности. Она традиционна до архаики и современна до шока. Вечное и сиюминутное связаны в ее творчестве, как корень и листья.
У Кати было несчастливое детство: мать настолько сильно любила отца, что для нее не существовало больше никого. Вот и выросла девочка с ощущением сиротства, с обидой на мать и подсознательной готовностью повторить ее судьбу… Так начинается рассказ Маши Трауб. А в рассказе Андрея Геласимова ситуация противоположная – даже страшный ярлык неполноценного ребенка не мешает матери по-настоящему любить свое дитя.
В этом сборнике – рассказы о детях, смеющихся и плачущих, счастливых и несчастных, которые ждут самого главного – любви.
Петров был неплохим дрессировщиком, и его имя пользовалось широкой известностью. Он выступал со своими львами и тиграми в Южной Америке, приезжал во Францию, был в Канаде. Его выступления сопровождались каждый раз продолжительными овациями. Его портреты помещались в газетах; различны государственные организации сделали ему неплохую рекламу.
Но он не был тщеславным, этот Петров. Днем он спал или занимался со своими «зверятами», а, когда вечером входил за огражденное решеткой пространство, в блестящее, ярко освещенное и забитое до отказа помещение цирка, он почти не думал, или совсем забывал о тех, которые наполняли зал. Он убедился на собственном опыте, что тщеславие или мысль об успехе, о публике во время выступления часто оканчиваются трагически, а, когда думаешь о посторонних вещах во время работы, что-то начинает не клеиться, что-то начинает получаться не так, и звери это сразу же чувствуют. Поэтому, когда он входил в огромную круглую клетку, под тысячами направленных на него взглядов, и за ним закрывалась небольшая решетчатая дверка, он чувствовал себя один на один с хищниками, и это доставляло ему величайшее наслаждение. Потому что по природе своей он был садистом, и этот садизм выражался у него таким необычным образом. Он чувствовал себя потенциальной жертвой рядом с этими когтями, клыками, лапами, на виду у тысяч зрителей, которые могли теоретически в любой момент лицезреть его смерть: видеть его, разрываемого этими острыми клыками, готовыми в любую минуту вонзиться в его тело; и его кровь и мясо слились бы тогда в одно единое страшное мессиво, и он сознавал себя противостоящим этой затаившейся, но готовой в любой момент взорваться стихии, что вызывало в нем несказанное наслаждение. Он привык к риску и заключенному в нем элементу самоистязания, как алкоголик привыкает к ежедневной порции спиртного, как наркоман нуждается в постоянном наркотическом опьянении. Он нуждался в ежедневной порции риска как в ободряющем допинге, какой, единственный, может заполнять его жизнь. Постепенно постоянное щекотание нервов и этот, отупляющий, и, в то же самое время, обостряющий чувственность, жар, превратили для него выступления в неодолимую страсть, которая позволяла забыть неуклонное течение времени и, прожиганием его, избавить от кошмарного и ослепляющего приближения смерти. Он смотрел в горящие глаза тигров и ощущал свою власть над ними, проникая в их мозг, в их сознание, он испытывал неописуемое ощущение своей власти, доминирования над этими дикими животными, и эти чувства вместе с упоением риском доволили его почти до неистовства, когда за внешне спокойным видом в его душе скрывалась клокочущая бездна страсти, заставлявшая его делать такие вещи, такие рискованные трюки, на которые он вряд ли был бы способен в обычном своем состоянии. Он был спокойным, но вдохновенным, и это нравилось публике, и повсюду его сопровождали непрекращающиеся овации.
Опеpация на сеpдце
вая игpyшка, яpкая доpогая игpyшка,
и вот ее сломали, я сам ее pазло
внyтpи? Из чего сделана любовь?
понял, как она yстpоена. Hовая
М. и С. Дяченко «Пpивpатник»
(Стpанные обpазы, навеянные сотpясением
Хафизов Олег Эсгатович родился в 1959 году в Свердловске. Окончил Тульский пединститут. Прозаик. Печатался в журналах «Волга», «Октябрь», «Знамя» и др. В «Новом мире» публикуется впервые.
В сентябре 1812 года, вскоре после падения Москвы, летучий французский отряд рыскал по окрестностям российской столицы в поисках продовольствия. Почти все съедобное до последней курицы было сметено отступавшими русскими. Зато подмосковные усадьбы boyards были набиты сокровищами, достойными Лувра. Кто бы мог подумать, что через какой-нибудь месяц жалкие крохи русских крестьян покажутся французам целым гастрономом и самый восторженный ценитель прекрасного Великой армии не задумываясь отдаст все эти раритеты оптом за шапку сырой муки.
Почему я не феминистка
Борис Хазанов (Германия)
Шульц, или общая систематика осени
В пять часов утра наш дом купался в пылающем блеске раннего солнца, в этот торжественный час бесшумное, никем не видимое сияние брело по комнатам, где за опущенными занавесами ещё внушительно колыхалось безмятежное сопение спящих.
