что такое msf медицина
Электронный журнал о благотворительности
Филантроп
«Не зарплата привлекает людей к нам»: как работают «Врачи без границ»
За одиннадцать лет работы в международной организации «Врачи без границ» (MSF) Никита Буланин участвовал в полевых проектах в Либерии, Дарфуре, Эфиопии, Мьянме и Южном Судане. Сейчас Буланин — специалист по кадрам и карьерный коуч MSF. В интервью корреспонденту «Филантропа» и автору телеграмм-канала #Причини_добро Евгении Корытиной он рассказал о карьере в международной организации, о рисках, безопасности и новых направлениях работы.
в Сомали. Фото из личного архива
О работе
— Как я понимаю, в MSF не так много работает людей из России. Как вы оказались во «Врачах без границ», учитывая, что вы не врач?
— Я учился на кафедре этнографии и антропологии Исторического факультета СПбГУ, а потом в Европейском университете изучал политологию. После окончания учебы я устроился менеджером по развитию в НКО «Гуманитарное действие», которая занималась проблемами ВИЧ/СПИД. В мои обязанности входил пиар и фандрайзинг. Но моя, можно сказать, антропологическая сущность стремилась поработать в другой культуре. У меня был приятель, который работал в испанском отделении «Врачей без границ», он посоветовал мне попробовать туда устроиться. Я прошел одно интервью по телефону, одно в Мадриде и меня взяли, потому что был опыт работы в фандрайзинге, хорошее образование и знание языка. Мой самый первый проект во «Врачах без границ» — я был администратором больницы в Либерии. Это было через несколько лет после окончания войны.
Помните фильм «Кровавый алмаз» с Леонардо ДиКаприо? Там, правда, сюжет разворачивается на территории Сьерра-Леоне, но причины войны и вообще обстановка в Либерии была очень похожа. Когда мы туда приехали, было ощущение, что страна оправляется после апокалипсиса — очень много покалеченных людей, безумный уровень преступности!
— И как в таких обстоятельствах быть с безопасностью врачей?
— Там у нас был очень жесткий протокол безопасности, мы были вынуждены даже ввести собственный комендантский час. Вообще, у «Врачей без границ» обязательно есть регламент безопасности — документ, который обязательно подписывает каждый сотрудник, работающий «в поле». В зависимости от страны в этом документе бывают какие-то особенности. За нарушение регламентов безопасности сотрудник может быть уволен и выслан из страны в течение 24 часов. Потому что безопасность — один из ингредиентов успеха наших проектов — мы обычно работаем в очень небезопасных местах.
— Сотрудники «в полях» имеют какую-то расширенную страховку?
— Да, конечно, на время выездов в «поле» сотрудникам даётся хорошая медицинская страховка и страховка путешествия.
— В каких еще странах вы работали?
— Год в Либерии, полгода в Дарфуре, 10 месяцев в Эфиопии, более года в Мьянме (Бирма) и несколько месяцев в Южном Судане. Это те места, где я был полевым работником. Потом я стал работать в датском офисе и теперь иногда езжу с тренингами для сотрудников, например, в Индию, в Ливан.
О границах
— Есть принципиальные отличия в работе в каждой из этих стран? Или в целом система «Врачей без границ» плюс-минус одинакова везде?
— Понятно, что мы соблюдаем местное законодательство и у нас есть базовая система стандартов. Если стандарт “Врачей без границ” выше местного стандарта, то мы будем придерживаться нашего. Так как у нас большой опыт, у нас есть стандарты более-менее для всего. Мы стараемся делать так, чтобы наши больницы, наши проекты в разных странах были похожи насколько это возможно. Если мы работаем в странах развитых — в Греции, в Италии, то мы стремимся к местным достаточно высоким стандартам.
— Что «Врачи без границ» делают в Европе? Там нет конфликтов и развита медицина.
— В Европе есть группы людей, которые из этой системы исключены. Например, мигранты которые прибывают в Грецию или Италию не могут обратиться за помощью, или эту помощь приходится очень долго ждать. В таких случая «Врачи без границ» могут открыть проект, чтобы показать, что оказание помощи без излишней бюрократии и проволочек — это возможно. Но обычно все же в Европе у нас небольшие проекты.
О врачах
— Какими качествами и компетенциями должен обладать потенциальный сотрудник «Врачей без границ»?
— Когда «Врачи без границ» только появились, почти 50 лет назад, у нас была только базовая медицина. Нужен был врач и все. Сейчас мы становимся более специализированными, палитра наших проектов очень разнообразна. У нас работают врачи общей специализации, хирурги, гинекологи, акушеры, травматологи, инфекционисты и так далее.
Но есть, конечно, общие требования. Опыт работы должен быть больше 2 лет: то есть мы не берем людей сразу после окончания медицинского университета, нужны люди, которые не только учились, но и успели поработать по специальности. Еще одно требование — знание языков. Английский на хорошем уровне — обязательно, если еще и французский — идеально. Плюс всегда преимуществом является управленческий опыт. Большую часть сотрудников — 90% — мы нанимаем на месте, а те 10% которых мы привозим из других стран занимают в основном лидерские позиции, у них должен быть опыт управления.
Я хочу сказать очень важную вещь: когда люди читают название организации «Врачи без границ» они думают, что это только о врачах. Конечно, врачи важная и самая главная часть нашего персонала, но при этом у нас есть много немедицинского персонала — архитекторы, специалисты по строительству, механики, электрики, специалисты по качеству воды, по гигиеническим стандартам. Все эти люди делают работу медиков возможной.
— Сколько сейчас всего людей в большой организации?
— Около 40 тысяч человек. У нас проекты в 70 странах. Проектом может быть больница, клиника или кампания по вакцинации детей и так далее — все это мы называем «проект». Есть долгие проекты, есть короткие. Последний полевой проект в котором я участвовал — вакцинация от кори в одном из регионов Южного Судана — длился всего три месяца. Там большая территория без единого километра асфальтированных дорог и надо было вакцинировать 95% детей в возрасте до 5 лет от кори.
— Как устроена система такой огромной организации? Это все-таки централизованное управление или это несколько организаций, которые просто объединяет бренд?
— Структура сложная. Но если совсем кратко, то у нас есть пять операционных центров, которые управляют проектами «в поле». Они автономны, но между ними все время происходит сообщение, координация деятельности: все принципиальные документы, стратегии и позиции организации обсуждаются на уровне этих пяти центров. Все остальные офисы, их около 25, имеют вспомогательную функцию, например, ищут необходимых специалистов для работы «в поле», занимаются фандрайзингом, работают со СМИ и т.д.. Я, например, работаю в Дании, наш копенгагенский офис поддерживает деятельность операционного центра Брюссель.
О карьере
— В России о «Врачах без границ» слышат немного, возможно, потому что здесь, к счастью, нет необходимости в вашей непосредственной работе. Поэтому обывательское представление о вас примерно такое: какие-то люди спокойно работают у себя в развитых странах в хороших клиниках, а потом у них срывает «башню» и они хотят вакцинировать детей в Африке, ехать в горячие точки. И когда такая шальная мысль приходит в голову, остается только прийти ко «Врачам без границ».
У большого количества врачей совершенно другие причины работать с нами. Например, у них узкая специализация и сфера профессионального интереса, какие-то болезни или травмы которые здесь, в Дании, редкость, а у нас «в полях» такого предостаточно.
— То есть люди приходят к вам сами и вы выбираете, или все таки есть хантинг, охота за специалистами?
— Не могу сказать, что я ночи провожу в LinkedIn, но мы присутствуем на всех профессиональных конференциях, общаемся с профсоюзами и компаниями, где есть люди, которые нас интересуют. Наши сотрудники выступают с лекциями и рассказывают о своем опыте работы «в поле». То есть мы занимаемся активным наймом, но не то чтобы переманиваем. Кстати, по датским меркам зарплаты у нас очень скромные. Не зарплата привлекает людей к нам.
— Сотрудничество с врачами долгосрочное или ограничено по времени?
— С административной точки зрения длительность контракта ограничивается поездкой. Меня когда-то спросили: «Поедешь на 12 месяцев в Либерию?». «Поеду!». И со мной заключили контракт на 12 месяцев.
Но не с административной, а именно с точки зрения карьеры, конечно, нужно чтобы люди оставались с нами надолго. Чем больше различных специфик они видят — лагерь беженцев, полевая больница, противоинфекционная кампания, противодействие ВИЧ/СПИДу — тем эффективнее. Самые крутые сотрудники — это те, что приезжают на место события, осматриваются вокруг и сразу понимают, как действовать, говорят: «бери бумагу, записывай, нам нужно то и это, послезавтра начинаем!» Для этого нужно провести какое-то время в организации.
— Хорошо, это мы говорим о найме. А что с увольнениями?
— В проекте, не буду называть страну, мы уволили местного сотрудника за грубые дисциплинарные нарушения. Сотрудник очень сильно на нас обиделся и бросил гранату в наш офис.
Нужно понимать, что в некоторых странах, где мы работаем, на одну зарплату живет не один человек, и даже не одна семья, а целый клан. Человек не может просто написать резюме и устроиться на другую работу. Kогда закрываешь проект и расстаешься с местным персоналом, то понимаешь, что ты отправляешь на улицу большую семью из детей, родителей, бабушек и дедушек. Всегда сложно принимать такие решения.
— А что с семьями ваших сотрудников? Можно ли брать с собой «в поле» семью?
— Я встретил свою жену во «Врачах без границ», мы познакомились в Либерии, а после этого работали еще в двух странах: в Эфиопии и Мьянма (Бирме). Она была врачом-педиатром, а я руководителем проекта. Так что заводить семью можно (смеется).
Могу отметить, что обычно к нам не приходят те, у кого совсем маленькие дети: либо детей еще нет, либо они уже выросли и стали самостоятельными.
По поводу вывоза семей: на начальных позициях в компании люди работают в таких местах, где просто небезопасно, затруднена эвакуация или нет необходимых условий, например, детям негде учиться. По мере карьерного роста, на уровне координации проектов, уже можно брать с собой семьи. На таких позициях работают обычно в столицах, а там всегда лучше условия и инфраструктура. Тогда да, «Врачи без границ» помогают в переезде семьи, помогают обустроиться. И то не всегда, все зависит от обстоятельств. Например, в Афганистан мы не разрешим приезжать с семьей, а в Аддис-Абебу — пожалуйста.
Об особенностях работы
— Можете вспомнить самый сложный кейс в своей карьере, когда вы думали «зачем я во все это ввязался!?»
— Очень сложный был опыт в Бирме. Там нас было три клиники, и в одной из них я физически никогда не был. Мы открыли клинику дистанционно, управляли ей дистанционно и дистанционно же закрыли. Было очень сложно. Клиника была в небольшой общине старателей, которые добывали нефрит. Община была изолирована и окружена бирманскими правительственными войсками и разными группировками местных боевиков. Бирманские власти нас туда не пускали. Я общался с командой клиники, они периодически приезжали ко мне в офис, мы проводили собрания, но я не мог даже визуализировать то место. Я попросил своего ассистента-бирманца (бирманцев в район нашей клиники пускали) сфотографировать там все, даже то, что ему кажется скучным и повседневным, чтобы у меня в голове появилась хоть какая-то картинка. С управленческой точки зрения это была невероятно сложная задача.
— А что-то из забавного?
— В Либерии у нас был сотрудник — водитель — и на одной из улиц Монровии в пробке в его машину сзади легонько толкнула другая, «поцеловала». Но за рулем той машины была дама дама кого-то из влиятельных людей в правительстве. В итоге нашего водителя полиция посадила в тюрьму и нужно было его вызволить. Несколько часов мы вели переговоры, и в итоге мне дали квитанцию, чтобы оплатить штраф. Что-то около 10 долларов. Сказали: «Идите в банк». Вот в какой банк вы бы пошли в России? В любой! А там оказалось, что надо идти в Центробанк. Я пришёл в Центробанк уже после окончания рабочего дня, с большим трудом добрался до заместителя председателя правления, пытаюсь ему объяснить: «мне нужно заплатить 10 долларов, чтобы освободить моего водителя». В те времена, сразу после войны, когда только-только появилось стабильное правительство, про нашу организацию там знали все. «Врачей без границ» очень уважали в Либерии, потому что мы не покинули страну даже в самые страшные времена. И только поэтому он принял у меня эту квитанцию. Представьте, вы бы пришли штраф 500 рублей оплачивать к заместителю Эльвиры Набиуллиной!
— Кстати, приходилось когда-то давать взятки? Там же, наверняка, можно было с полицией «договориться».
— Я ни разу в жизни не давал взяток и очень боюсь оказаться в ситуации, когда не будет другого выхода. В Либерии тогда полицейские намекали на это, но само слово они не произнесли, а я все время напирал на штраф. Мне нужна была квитанция, я сам отвечал за финансовую отчетность проекта.
— Хорошо, если не взятки, то что? Как договариваться в сложных ситуациях с властью, особенно там, где гражданская война и не ясно, кто здесь власть?
— Вспомнил историю, которая ответит сразу на два вопроса: и про власть и про очень сложный опыт. В одной из стран у нас был постоянный контакт с представителем местной армии, полковником. Мы работали не только в городе, где базировался наш офис и больница, но регулярно, 3-4 раза в неделю, выезжали с мобильными клиниками в далекие общины кочевников. Для этого каждый раз нужно было от местного полковника получать разрешение — документ, который мы показывали на блокпостах. Не знаю почему, но этот полковник нас очень не любил. И в какой-то момент он не то что перестал давать разрешения на такие выезды, а вообще запретил выходить за пределы нашего офиса и резиденции. Что-то вроде домашнего ареста.
Выходить было можно только мне и только на встречи с ним. И главное — нельзя было работать в больнице и уж тем более выезжать с мобильными клиниками. За нарушение обещал посадить нас в тюрьму. Длилось это неделю.
Но при этом у меня были очень хорошие отношения с традиционными властями — старейшинами, религиозными лидерами, а им было разрешено нас посещать. Они приходили каждый день к нам, к концу недели начали жаловаться, что без нас в больнице заметно ухудшилось качество работы и обслуживания. Говорят, «мы поговорим с полковником, чтобы вас выпустили». Потом от других людей я узнал, что старейшины поставили ультиматум: или вы выпускаете врачей или мы устроим демонстрации. В итоге нам разрешили работать, как и прежде.
Вот ответ на ваш вопрос. Наш секрет в том, что нас любят. Мы помогаем там, где мы действительно важны и нужны. Если мы по-настоящему полезны, то население принимает нас как важную и ценную часть ландшафта. В этом залог нашей безопасности, население становится нашими «адвокатами», люди сами разговаривают с боевиками, чтобы нас не трогали.
Кстати, про челленджи, сложные вызовы. Когда я готовлю людей к поездке в поле, я всегда пытаюсь объяснить одну вещь. У нас с вами в голове 11 классов школы и университетское образование. Мы даже не задумываемся ежедневно, какая сильная научная база у нас в подкорке. Но когда вы приезжаете в страны, где население живет в сельской местности и на 99% неграмотное, то вы говорите с людьми которые апеллируют совершенно другими понятиями. Они по-иному интерпретируют биологические процессы, их знание и видение человеческого организма отличается от нашего, они ходят лечиться к шаманам, просят исцеления у духов. И тут ты приходишь к такому человеку и говоришь: «Я сделаю вам укол, дырочку в плече, и вы навсегда перестанете болеть такой-то болезнью». Он в ответ может сказать: «Нет, мне это не нужно»…
— … и тогда приходится уговаривать?
— Не уговаривать, а убеждать. Пациент всегда имеет право знать, что с ним будут делать, и сам должен принять итоговое решение. Мы не можем сказать: «Мы тут самые умные, мы знаем, что делать и как сделать вас счастливыми». Нужно объяснить, но объяснить тем языком, который будет понятен. Это не так просто, как кажется!
О новых тенденциях
— Какие глобальные тренды вы можете отметить в работе «Врачей без границ»? Какие мировые процессы влияют на вас, что приходится менять?
— Традиционно большинство наших проектов было там, где со здравоохранением всегда было очень плохо. Но сейчас появляются места, где была медицина, система, люди привыкли ходить ко врачу, а потом началась война и людям стало некуда ходить. Там на первый план выходят неинфекционные заболевания, например, кардиология, диабет. Сейчас мы стали больше работать с беженцами и вынужденными переселенцами.
На Ближнем Востоке все «горит», регион охвачен конфликтами и гражданскими войнами. Плюс климатические беженцы — из района Сахары, Сахеля, стран Африканского Рога, где засухи длятся много лет, сельское хозяйство невозможно.
Так что, наверное, два главных новых тренда для нашей организации — работа с беженцами, переселенцами и то, что теперь больше приходится работать с неинфекционными заболеваниям. Но это не вместо, а в дополнение к нашему традиционному «контенту»: инфекционным заболеваниям, материнскому здоровью, педиатрии и психическому здоровью.
Землетрясения, Эбола и военные конфликты: «Врачи без границ» — о спасении людей по всему миру Как работает организация, помогающая людям вне зависимости от расы, религии и политических взглядов
В начале октября в Ельцин Центре выступили представители «Врачей без границ» — негосударственной гуманитарной медицинской организации, созданной в 1971 году группой врачей-энтузиастов, которые не были согласны с дипломатическими принципами «Красного креста». Майя Теренина, финансовый координатор и фотограф с тридцатилетним опытом работы, пятнадцать из которых она провела в миссиях по миру, и Павел Усанин, екатеринбургский хирург, вернувшийся из своей первой миссии в Йемене, рассказали The Village о работе в полевых условиях.
«Врачи без границ» (MSF) — это международная независимая гуманитарная медицинская организация, которая предоставляет неотложную помощь жертвам вооруженных конфликтов, природных катастроф и тем, кому отказано в медицинской помощи, вне зависимости от расовой принадлежности, пола, религиозных убеждений и политических взглядов. Сегодня всемирное движение состоит из 23 ассоциаций, а его штаб-квартира находится в Швейцарии. Программы MSF действуют в 70 странах мира, их помогают осуществлять около 40 000 добровольцев. Большая часть финансирования «Врачей без границ» осуществляется из частных пожертвований.
Майя Теренина
Финансовый координатор, 30 лет в организации
Павел Усанин
Хирург, побывал в первой миссии
Независимость и беспристрастность
Майя: «Врачи без границ» — это альтернативная организация, существующая на частные пожертвования, главным принципом которой является независимость от государственных заказов на медицинскую деятельность. Мы помогаем всем участникам военных конфликтов, будь то мирные жители, военные или повстанцы. Мы не делим людей, а стараемся помогать тем, кто нуждается в этом. Наша работа осуществляется в зонах военных конфликтов и постконфликтных ситуаций: например, когда из-за разрушенной экономики уничтожаются медицинские и образовательные системы внутри страны. Мы работаем с восстановлением государственных медицинских структур и медицинского функционирования, участвуем в зонах эпидемий и эндемических заболеваний. Очень большая часть работы приходится на зоны природных катаклизмов, где прошли ураганы, землетрясения и цунами.
Выезд «Врача без границ» называется миссией, куда он может отправиться даже на несколько лет
Майя: Первые миссии — это очень непросто. Ты вынужден столкнуться с совершенно другим миром. Поначалу, конечно, обращаешь внимание на бытовые лишения. Моя первая миссия в качестве экспата — человека, работающего не в своей стране — пришлась на Пакистан, куда я отправилась в 2005 году, спустя 10 дней после страшнейшего землетрясения в Гималаях. Мы работали 24 часа в сутки, чтобы обеспечить людей, потерявших не только кров, но и семью, необходимой помощью. Тогда я потеряла семь килограммов за неделю.
В качестве финансового координатора я работала с банками, которые на тот момент не функционировали и не могли принять помощь извне. Это был большой стресс: у банков всегда стояла вооруженная охрана и бронированные грузовики. Я столкнулась с этим впервые в жизни и опешила, когда увидела горы наличных денег и их огромный поток.
Отправившись в поля, где произошло само землетрясение, я увидела, на что способна природа: снести все дома и школы, сравнять все с землей, стереть в пыль. Самым страшным воспоминанием из поездки был взгляд на разрушенную школу для девочек, в которой погибли абсолютно все. Тогда я поняла, зачем мы здесь. И что все трудности лишения оправданы тем, что мы приносим пользу.
Перед первой поездкой люди проходят обязательный официальный тренинг, проигрывают ролевые игры, ситуации, где готовятся к тому, что они могут увидеть в полях. Но по-настоящему никогда готов не будешь. Я знаю медсестру, которая в первую же миссию попала Южный Судан, в удаленный и сложный проект, где ей было непросто в бытовом и психологическом плане.
Павел: От момента подачи заявки до первой поездки у меня прошло почти два года. Я долго решался, прошел собеседование в Токио, пришел на welcome days, где уже прошедшие миссии сотрудники рассказывали о том, как они переживали этот опыт. Были абсолютно разные истории: кто-то вернулся из Пакистана, где ходил ужинать в рестораны по вечерам, а были и фармацевты, жившие в Африке в бунгало, где после ливня могли развалиться стены.
Мне посчастливилось побывать в первой миссии, которая носила подготовительный характер и адаптировала нас в среду. Если сравнивать с другими, условия моего проживания и работы можно назвать хорошими — но не тепличными. У нас, как и у всех, была служба, в которую мы могли позвонить в случае каких-то психологических проблем, поговорить со специалистом или обратиться к вышестоящим коллегам. Помогает то, что в каждой миссии есть более опытные участники, координаторы, тим-лидеры, которые обладают навыками работы с персоналом и помогают справиться с проблемой любой сложности.
Был случай, когда возник кризис персонала во время лихорадки Эбола — каждый участник, побывавший на этом проекте, должен был проходить 21 день карантина
Майя: У врачей без границ существует пять операционных центров — в Париже, Амстердаме, Брюсселе, Барселоне и Женеве. Каждый из этих центров имеет под своим контролем часть земного шара, поделенного на операционные миссии. В этих штаб-квартирах занимаются организацией поездок добровольцев — это отлаженная машина, готовая работать 24/7.
Я работаю финансовым координатором в отделе бухгалтерии, который считается поддерживающим работу «Врачей без границ» и без нас, конечно, никуда. В основном мы думаем, как обеспечить финансовыми средствами бесперебойную работу миссии. Я провожу анализ и мониторинг расхода средств, работаю со всеми отделами и проектами. Миссии могут быть очень короткими, а иногда гигантскими, и это все нужно рассчитать. На двух моих самых больших миссиях работали десятки тысяч рабочего персонала. Однажды в Афганистане и вовсе одновременно работали три секции нашей организации: французы, голландцы и бельгийцы. Было довольно сложно осуществлять работу сразу с тремя центрами.
Эвакуация, чемоданчик и Эбола
Майя: Конечно, у нас случаются непредвиденные ситуации. Перед поездками в особо опасные страны — Афганистан, Центральноафриканскую Республику, Сирию, Палестину — с экспатом проводят серьезный брифинг. После всех брифингов человек всегда сам принимает решение, сможет ли он находиться в точке, учитывая ее условия, потому что заставить мы никого не можем. У нас всегда есть план эвакуации, которым занимается шеф миссии. Я сама лично не попадала в такие ситуации, но у меня были миссии, в которых мне давали специальный чемоданчик, и я знала, что в случае опасности схвачу его и побегу. У нас была миссия, когда всех экспатов из Центральноафриканской республики эвакуировали в Конго, так как в стране произошли сильные волнения, угрожавшие жизни команды. Брюссельский центр, в котором я работаю, мгновенно прислал нам целую команду психологов, которые работали с командой в постстрессовой ситуации.
Был случай, когда возник кризис персонала во время лихорадки Эбола — каждый участник, побывавший на этом проекте, должен был проходить 21 день карантина. Много персонала было блокировано в Брюсселе, так как находиться на точке можно было не более шести недель. В нашей организации вирус Эболы приравняли к чрезвычайной ситуации, поэтому в какой-то момент операционные директора разослали абсолютно всем сотрудникам личные письма с просьбой освободиться с текущих проектов.
Снаружи страшнее, чем внутри
Майя: Поначалу семьям тех, кто работает в организации «Врачи без границ», приходится тяжело. Когда я была в Афганистане, у нас была прямая обязанность — ежедневно информировать своих родных о том, что с нами происходит, даже если новость заключалась в том, что по нашим грузовикам сегодня стреляли. Поэтому членам семьи всегда тяжелее, чем экспату. Мои дети уже взрослые, привыкшие и переживают не так сильно, как раньше. Когда находишься внутри — ты весь в работе, рядом со своими друзьями. В сложных ситуациях между экспатами формируются очень тесные связи, ведь иначе не выживешь. Поэтому внутри менее страшно, чем снаружи. Думаю, что мои дети боятся больше меня самой. В некоторые миссии опытным экспатам разрешают взять семью с собой, если они направляются в столицу. Обычно в городах более безопасные и комфортные условия, работает координация. Это в поля нельзя — там люди живут и в палатках.
Многие экспаты заводят свои семьи на миссиях и отправляются на последующие совместно с детьми. Часто заключаются межнациональные браки. Интересно наблюдать за этим на общих праздниках, где собираются все, и я вижу, какие разные и красивые дети рождаются в наших мультинациональных семьях.
Бывает, сидишь за столом и понимаешь, что за ним собрались люди со всех континентов. Мультикультурная организация — это, конечно здорово, но вместе с тем и тяжело. Здесь учишься не только в миссиях, но и в офисе. Иногда на одном пятачке собраны люди со всего мира, и у каждого человека своя культура, религия, взгляды — учишься с ними жить, уважать.
Павел: Отношение семьи к моей первой миссии и было причиной того, что я так долго на нее решался. Мы все вместе пережили эту мысль, смогли смириться с моим решением. Меня было достаточно тяжело остановить или переубедить. Как пел Высоцкий: «Если я решил что-то выпить, я обязательно это выпью».
Иногда я поражалась, с каким восторгом экспаты рассказывали о том, как прошла их первая неделя, каких замечательных ВИЧ-инфицированных людей они лечат
Люди, которых не нужно мотивировать
Майя: Всех врачей, которых я видела за 30 лет, даже самых юных, не нужно было мотивировать. Мне хотелось снять шляпу перед каждым, потому что я смотрела в их горящие глаза и видела, насколько они открыты и готовы впитывать, учиться и помогать. Иногда я поражалась, с каким восторгом экспаты рассказывали о том, как прошла их первая неделя, каких замечательных ВИЧ-инфицированных людей они лечат.
Сложнее бывает не с врачами, а с людьми, которые большую часть своей работы проводят в офисе. Иногда они даже не хотят знать и видеть того, что происходит в странах, где мы присутствуем. Я пытаюсь мотивировать именно их, чтобы они шли, смотрели, для чего мы сидим, считаем цифры, обкладываем себя тоннами бумаг. Я хочу, чтобы человек, который просто сидит и считает зарплату, встал и увидел, какая живая работа за всем этим стоит. У нас приняты дни открытых дверей, когда люди из одного отдела могут понаблюдать за тем, что делают другие. Иногда для тех, кто не смог поехать, я устраиваю фото-представления.
Опыт, который переворачивает жизнь
Майя: У меня были и короткие и длинные миссии практически на всех континентах. Моя миссия в Конго длилась почти полтора года, была еще миссия в непризнанной стране, Сомалиленде, которая на самом деле очень цивилизованная. Бывали локации, одна лишь дорога до которых занимала целую неделю. Ехать можно только световым днем, и в течение недели ты только и делаешь, что пересаживаешься с маленького самолета на машину, потом на мотоцикл, а может быть, и в грузовик, в котором к тому же можешь перевернуться.
Я видела нищету, истощенных детей, природные катаклизмы и, конечно, это сильно меня изменило. Я фотографировала медицинские случаи, а снимки была вынуждена отправлять нашим врачам. За камерой слезы текли градом, но я понимала, что это работа и она нужна для исследований. Эти файлы я никогда не открываю, хотя и не могу удалить.
Своими глазами я увидела спасенную мною жизнь. Это было в Мозамбике, где случился ураган, которого до этого не было сорок лет. Снесло все, деревья остались без листьев, церкви — без крыш. Мы поехали инспектировать центры, где реабилитировали людей, и в одной удаленной деревне случайно нашли девушку-роженицу, за которой не приехала «Скорая помощь». Мы стали звонить и вызывать помощь, на что нам ответили, что мы сами должны довести девушку до ближайшего госпиталя.
Обычно мы никого не берем на борт, если на нем нет врача. Естественно, у нас его не было. Но мы решили ее не бросать. Дорога была чудовищной, мы ехали под стоны роженицы, а шофер оказался гением, потому что провез нас максимально аккуратно. Я боялась, что девушка родит прямо в дороге, ей было очень плохо. В результате мы довезли ее до больницы и передали врачам на руки. Тогда я увидела, что спасла чью-то конкретную жизнь. Вспоминаю об этом, как о фильме; в какой-то момент воспоминания действительно превращаются в страницы National Geographic.