что значит если на церковно славянском

4) в сере­дине слова отли­чает мн. и дв. число от ед.: беззакѡ́нїѧ моѧ̑ (И.п., мн.ч.), ср.:

ѿ беззако́нїѧ моегѡ́ (Р.п., ед.ч.);

5) в заим­ство­ван­ных именах соб­ствен­ных: Мѡѵсе́й.

ѽ особо начер­ты­ва­ется в меж­до­ме­тиях “ѽ!”, “ѽле!”: Ѽле страш­ного таин­ства!

Иногда упо­треб­ля­ется для раз­ли­че­ния форм мно­же­ствен­ного числа от форм

един­ствен­ного числа: дꙋ́шы на́шѧ

[и] — если над ней стоит знак ѵ҆, ѵ́, ѷ, Мѡѷсе́й, ѵ҆ссѡ́пъ;

[в] — если перед ней стоит буква а или є и над ней нет над­строч­ных знаков: Па́ѵелъ

Цер­ков­ный счет

12 — в҃і (двана́десять)

13 — г҃і (трина́десять)

14 — д҃і (четырена́десять)

15 — є҃і (пятьна́десять)

16 — ѕ҃і (шестьна́десять)

17 — з҃і (семьна́десять)

18 — и҃і (осмьна́десять)

19 — ѳ҃і (девятьна́десять)

40 — м҃ (четы́редесять)

60 — ѯ҃ (шестьдеся́т)

70 — ѻ҃ (се́дмьдесят)

90 — ч҃ (де́вятьдесят)

32 — л҃в (три́десять два)

43 — м҃г (четы́редесять три)

54 — н҃д (пятьдеся́т четы́ре)

65 — ѯ҃є (шестьдеся́т пять)

76 — ѻ҃ѕ (се́дмьдесят шесть)

87 — п҃з (о́смьдесят седмь)

98 — ч҃и (де́вятьдесят о́семь)

Источник

И Тебе терпех весь день. Часть 1

Дискуссии о переводе православного богослужения на современный русский язык можно, с нашей точки зрения, считать законченными: все уже поняли, что это невозможно и ненужно. Однако для большинства из нас церковнославянский язык представляет собой проблему. Это с одной стороны. С другой — он представляет собой огромное неисследованное нами богатство. Он дает человеку новые духовные возможности. Как открыть для себя этот язык, как ему научиться? Это имеет прямое отношение к теме нашего номера. На вопросы заместителя редактора журнала Марины Бирюковой отвечает Вера Скибицкая — редактор Издательства Московской Патриархии.

Вера Скибицкая, редактор Издательства Московской Патриархии

— Начну с рассказа о небольшом своем открытии. Каждое воскресенье, стоя на службе в храме, я слышала псалом: …и Тебе терпех весь день (Пс. 24, 5). Строчка вызывала крайнее недоумение: что значит терпеть Бога «весь день»? Терпеть как некую боль? Или это означает — терпеть что-то ради Него? Наконец я открыла Псалтирь на современном языке и выяснила: «и Тебе терпех весь день» означает «на Тебя надеюсь всякий день». Но как странно, подумала я, что в современном русском языке этот глагол обрел значение, столь далекое от изначального…

И здесь меня осенило. Ведь терпеть — усилием воли превозмогать страдание — значит именно надеяться. Надеяться на избавление от мучений, на лучшие времена, на чью-то помощь, на какой-то исход, наконец — на какой-то плод. Иначе терпение теряет всякий смысл и становится невозможным. «Потерпи» — означает, по сути, «сохраняй надежду и веру»; исстари на Руси именно это говорили страждущему. Вот так сравнение значений одного и того же слова в церковнославянском и современном русском языке стало своеобразным духовным уроком. А можно ли привести другие подобные примеры?

— Да, таких слов в церковнославянском языке немало. Они называются омонимами (в случае полного совпадения их написания и звучания с современными русскими) или паронимами (в случае некоторых отличий, например, в орфографии).

Пример, который вы привели, думаю, один из самых ярких по своей поучительности. Если вспоминать слова, которые, подобно слову «терпети», даже корнем не напоминают о своем древнем значении, можно назвать, хотя бы, знаменитое «напрасно» в Троичном тропаре: «Напрасно Судия приидет, и коегождо деяния обнажатся…». «Напрасно» в церковнославянском — это «внезапно, неожиданно, резко» (кстати, в некоторых славянских языках слово до сих пор сохраняет близкое значение). В современных молитвословах и других богослужебных книгах его в этом тропаре часто заменяют на «внезапу» или «внезапно», ведь в современном русском языке слово «напрасно» имеет значение, противоречащее смыслу тропаря.

Еще одно подобное слово, замечательное: «искренний». Суетная глагола кийждо ко искреннему своему (Пс. 11, 3). «Суетное говорил каждый ближнему своему». По-церковнославянски «искренний» — ближний (в древнерусском языке есть слово «искрь», что значит «близко»). По-русски — открытый, правдивый, простой, доверчивый. И действительно, искренность — чуть ли не главное свойство близкого человека, родного. В современном языке «искренний» — не просто честный, но выражающий подлинные чувства, а потому открытый во всех своих проявлениях. И эта правдивость и открытость составляет близость и родство, что и воздводит нас к значению этого слова в церковнославянском языке. Такому сходству значений есть и этимологическое объяснение: предполагается, что слово «искренний» образовалось от основы, родственной слову «корень» и приставки «из». Таким образом, «искренние наши» — вместе с нами из корня, из единого роднящего нас корня, и потому так близки нам.

Мне вспоминается, как один человек, плохо знакомый с церковнославянским языком, истолковал слово «дряхлый» в одном из евангельских чтений. Юноше, спросившему Христа, как ему наследовать жизнь вечную, Господь велит продать все, что тот имеет, раздать нищим, взять крест и последовать за Ним. И далее в Евангелии говорится: Он же (юноша) дряхл быв о словеси: отыде скорбя: бе бо имея стяжания многа (Мф. 19, 22). Понятно, что юноша не мог быть дряхлым в современном значении этого слова: церковнославянское «дряхл» означает в данном случае «смущен, опечален». Но мой собеседник воспринял слово «дряхл» в современном значении: «Этот юноша не просто смутился, но, видимо, был настолько потрясен, что ослабел физически, у него подкосились ноги, как у глубокого старика, потому что он понял: ради вечной жизни он должен презреть все, что составляло его жизнь прежде».

Можно привести и забавные, но тоже в своем роде поучительные примеры. Взять хотя бы слово «позор», которое в церковнославянском языке обозначает зрелище. Думаю, Вы согласитесь со мною: практически все, что мы сейчас можем созерцать как зрелище, является настоящим позором для тех, кто в этом участвует и кто на это смотрит.

А некоторые слова, имеющие в богослужебном языке явно отрицательное значение, связанное с обманом, колдовством или безумием, в современном языке изменили его на прямо противоположное. Например: прелесть, очарование, изумительный (церковнославянское «изумеватися» — лишаться ума).

— Что дает человеку знание церковнославянского языка? Только буквальное понимание богослужебных текстов? Или нечто большее? Прочитать Новый Завет на современном русском или на церковнославянском — есть ли разница?

— Я бы не называла это буквальным пониманием. Мы постигаем смысл богослужения соразмерно нашему духовному опыту, нашему стремлению к Богу, и также соразмерно нашим знаниям, в том числе и знанию богослужебного языка. Познание это бесконечно. Даже люди, которые, в силу своей профессии, в подробностях изучили историю языка и тонкости церковнославянской грамматики, каждый день совершают очередные открытия, подобные тому, о котором Вы рассказали. Потому что богослужение — это вселенная, как и человеческая душа, для которой оно устроено святыми отцами.

Церковнославянский язык — язык, на котором молились Богу поколения наших предков, язык, на котором молились русские святые. Мне кажется, сознание этого необычайно важно для внутреннего самостояния русского человека.

Что касается чтения Нового Завета в русском переводе — я думаю, если человек впервые обращается к Евангелию или Апостольским посланиям, он, конечно, может прочесть эти книги на русском языке. Но когда он уже входит в молитвенный распорядок Церкви, когда он начинает в составе своего домашнего правила читать главы или зачала из Евангелия и Апостола — тогда, конечно, лучше прочитывать их по-церковнославянски, то есть так, как они звучат в храме сегодня и звучали столетия до нас. Впрочем, многие, даже священнослужители, келейно читают Евангелие и Апостол по-русски. Насколько мне известно, никаких указаний на этот счет нет.

И все же следует помнить: церковнославянский язык, который стал прямым отражением греческого оригинала, гораздо ближе к нему по своему строю и грамматическому составу, чем русский, он выразительнее и глубже передает ощущение простого и одновременно непостижимого. Когда-то профессор Московского университета А.Ч. Козаржевский назвал церковнославянский конгениальным греческому по своей точности (и сюжетной, и богословской) и по красоте.

В сравнении с русской церковнославянская фраза более лаконична: язык напряженный, каждое слово просто и весомо. В попытке передать тонкие различия в значениях глагольных форм церковнославянского языка русский часто прибегает к многословию и описаниям, поэтому он несколько более спокойный и «расслабленный», как сказал один из историков нашего богослужебного языка.

Замечу также, что существующий русский синодальный текст зачастую оставляет без перевода слова, которые явно перевода требуют. Например, во фразе апостола Павла: Желание имый разрешитися и со Христом быти… (Флп. 1, 23) — глагол «разрешитися» перенесен в русский текст без перевода: «Имею желание разрешиться». Между тем значение этого глагола — «освободиться», именно освободиться от уз этого мира. В русском же языке он имеет ряд значений, которые могут усложнить понимание этого фрагмента.

Что дает нам знание церковнославянского языка вне храма? Язык церковнославянский — это источник нашего литературного языка, и без точного понимания ассоциаций, которые открываются нам в творениях великих мастеров слова, мы не сможем полноценно воспринимать их произведения. Самим своим существованием церковнославянский язык напоминает о том, что есть культура благородная, культура, предполагающая определенный уровень нравственного развития. Он помогает нам постичь суть достойного человеческого бытия.

Думаю, современный русский язык, который сейчас азартно смешивают с отбросами из других языков и с нечистотами тюремного сленга, очень нуждается в людях, которые бы оберегали его памятованием высокого слога нашего богослужения. Обращение и внимание к церковнославянскому языку могло бы привить нам вкус к хорошему, правильному и осмысленному русскому.

И все-таки самое главное, что мы обретаем, освоив церковнославянский язык,— это возможность воспринять и понять текст, обращенный Богом к человеку и человеком к Богу; войти в простор спасительной мудрости, которая открывается нам в молитве, помогает реально и осмысленно прожить эту жизнь. Важнее этого ничего нет. Богослужебный язык нам дан именно для постижения слова Божия ради жизни в Боге. Среди мирского словесного шума мы слышим Его голос — благодаря тому, что стихи и фразы из Священного Писания и молитв живут в нашей памяти. А еще мы можем, как сегодня, поверять современные слова их древними значениями и сделать выводы, посмотрев на землю с неба.

— Несколько слов об истории церковнославянского языка — как он образовался? Верно ли, что он никогда не был обиходным языком, но только языком богослужения?

— Действительно, церковнославянский язык — это книжный язык, созданный в процессе перевода греческого богослужебного текста на славянские корни, скажем так. В IX веке, когда в Великой Моравии (на территории современных Чехии, Словакии и Венгрии) святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий начинали свой труд по созданию письменности, славянский язык был еще единым. Его диалекты, из которых позже развились современные славянские языки, различались незначительно, подобно современным говорам. С течением времени созданный святыми равноапостольными братьями на основе южнославянского диалекта богослужебный язык приобретал местные черты, в Киевской Руси — восточнославянские. Так возник русский извод (редакция) церковнославянского языка. На протяжении столетий наш церковнославянский язык развивался. Составлялись новые службы русским святым. С введением книгопечатания стала очевидной необходимость упорядочить богослужебные книги, привести тексты к единой грамматической норме и в соответствие с их греческими оригиналами, для чего проводились книжные справы, как это было, например, в XVII веке. Таким образом и сформировался церковнославянский язык, который звучит сегодня на богослужении, в наших молитвах.

Когда братья Кирилл и Мефодий начинали свой труд, язык Греческой Церкви, язык всей византийской культуры и христианской мысли уже имел тысячелетнюю историю. Святым братьям предстояло перенести все богатство, глубину и сложность Священного Писания и богослужения на славянскую почву. Но в славянском наречии еще просто не было слов для обозначения тех понятий, которые были выработаны веками греческой мысли и еврейской книжности. Поэтому, как точно подмечено историками языка, стержневая лексика первых переводов — это славянские слова на пределе своих возможностей. Язык устремился за отвлеченной мыслью, и слова, расширяясь и вырастая в своем значении, преодолели свою вещественность.

При переводе на славянский язык святые первоучители и поздние переводчики точно воспроизводили греческий оригинал. Они сохраняли порядок слов подлинника, воссоздавали грамматические формы, словосочетания, фразеологизмы и даже частицы и артикли (наши «иже», «яже», «еже»). Так был создан текст перевода, грамматические нормы которого стали нормами книжного языка для всех славян. По сути, это греческий язык в славянской плоти.

В основе лексики нашего богослужебного языка лежат общеславянские корни и слова: «земля», «вода», «роса», «поле», «небо», «человек», «сын», «отец», «мати», «людие», «народ», «тайна», «смирение», «жити», «плакати», «радоватися», «любити» и многие-многие другие. Их большинство. Исконные слова легко восприняли новые христианские значения. Так, мы можем представить себе трансформацию значений слов: «тело», «агнец», «жатва», «вера», «знамение», «праздник» (русское «порожний» — пустой, а значит, свободный от дел), Господь (в отличие от «господин»).

Кирилл и Мефодий

Еще до святых Кирилла и Мефодия среди славян было немало христиан, и многие христианские понятия были им знакомы, как и иностранные слова, их обозначавшие: «крест», «церковь» и другие. Из греческих слов большинство передавались славянскими, в зависимости от контекста, некоторые иноязычные слова вводились в текст без перевода: «кустодия» (лат.) — стража, «епендит» (греч.) — плащ и так далее. Некоторые из таких грецизмов, латинизмов и гебраизмов уже прочно утвердились в русском языке: «ангел», «лампада», «ад», «аминь», «икона», «Голгофа»; сюда же относятся имена собственные: Мария, Иоанн, Феодор, Павел и многие-многие другие. Чаще всего не переводились слова, связанные с богослужением, аналогов для которых в славянском языке не было: «патриарх», «архимандрит», «догмат» и другие.

Знаменитые сложные церковнославянские слова, которые ныне украшают и наш русский литературный язык — это так называемые кальки с греческих слов. «Благоволение», «благоприятный», «благовещение», «добротолюбие», «Светодавец», «целомудрие»… И однокорневые: «исповедание», «причастие», «невечерний»… Эти новые для славянского языка слова переводчик творил по образу греческих: в греческом слове переводили каждую часть, и выстраивалось слово, славянское по звучанию, но греческое по смыслу, по духу. Например, церковнославянское «преображение» — калька с греческого метаморфе, где «мета» — пере (южнославянское пре-), а «морфе» — вид, образ.

Сегодня мы восхищаемся торжественностью, возвышенностью и красотой церковнославянского языка. Но, вероятно, в процессе создания первых переводов эстетические соображения были далеко не главными: переводчики благоговейно передавали оригинал слово в слово, отражая, по возможности, все нюансы подлинника — и язык, точно восприняв смысловое наполнение греческого текста, воспринял и его дух, и его выразительность, и красоту.

Часто церковнославянский язык упрекают в «рабском» следовании греческому оригиналу — слово за словом, морфема за морфемой. Думается, что такое рабство — смиренное стремление стать точным отражением священной идеи, без привнесения личных мудрований и «творчества» — признак величайшего сыновнего благоговения и силы, веры и величия.

Церковнославянский язык был создан специально и только для того, чтобы на нем совершалась служба Божия, чтобы быть «словесной плотью богомыслия». На нем не говорили в быту, не писали грамоты, не сочиняли светских произведений. На нем только молились. Язык, который действительно выразил Божественную истину, стал называться языком священным и оберегался как святыня, как предание, генеалогически уходящее в апостольскую древность. Можно сказать, что он изначала нес вероучительное значение и сохранялся в чистоте, как сама вера.

Церковнославянский язык словно обладает самоочищающей системой. Он практически не принимает в себя новой лексики, случайных и обыденных выражений, а тем более — новых форм. В нем нет случайных слов. Любые привнесения подобного рода в новых службах сразу бросаются в глаза. Однако сам он дал начало русскому литературному языку и щедро открыл свою сокровищницу светским литераторам.

Источник

• ← что значит роумить в мобайл легендс
• что делать при потере зарплатной карты сбербанка →