что значит верить в бога в душе

Бог у тебя в душе? Знаешь ли ты, что это значит?

Наверняка все слышали выражение «Бог у меня в душе». Подобные слова обычно произносят нецерковные люди, которые таким образом оправдывают свою непричастность к Церкви. Как бы и от Христа открыто не отрекаться, и в храм не ходить? Удобнее всего сказать: «Бог у меня в душе». Человек, может быть, «Отче наш» не знает, но утверждает то, о чем постеснялись бы сказать Серафим Саровский или Сергий Радонежский.

Впрочем, был один святой, который дерзал говорить так. Это апостол Павел. «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20), – написал он однажды. Но на страницах своих Посланий он раскрыл значение этих слов. Это именно тот текст, который сегодня перед нами. Из него мы видим, что значит иметь Господа в душе. Оказывается, близость к Всевышнему есть великое крестоношение, серьезный подвиг, дающийся огромными трудами.

Чем выше человек, носящий в себе Бога («сокровище сие»), тем более он рискует быть непонятым теми, кто этого сокровища не имеет. А следовательно, стать ненавидимым и гонимым: «Мы отовсюду притесняемы». Имеющий в себе Господа становится причастным страданию и смерти Иисуса Христа, как бы продолжает их в себе. Апостол до такой степени проникнут чувством единения с Богочеловеком, что говорит: «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса».

Что значит эта мертвость? Омертвение для греха. Испытания и искушения от диавола и мира, но не по грехам, а незаслуженные, ибо скорби Христовы есть безвинные мученические страдания. Мертвость Христова предполагает очищение от страстей и отсутствие какого-либо влечения к мирским соблазнам.

«Сокровище сие мы носим в глиняных сосудах», – продолжает апостол. Если в ком-то живет Господь, он обязан понимать, что Бог есть главное сокровище бытия, а он сам – глиняный сосуд, т. е. слабое, легкосокрушимое создание. Отсюда в человеке рождается важнейшая христианская добродетель – смирение. Есть ли оно у тех, кто объявляет о присутствии Творца в своем сердце?

«Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены». Как бы церковному человеку ни было тяжело, он не будет стеснен, потому что с ним главное сокровище человеческого бытия – Бог. Настоящий христианин никогда не станет роптать, жаловаться, негодовать, упрекать, протестовать, требовать справедливости, добиваться каких-то особых удобств и комфорта. Он будет говорить так, как апостол Павел: «Я научился быть довольным тем, что у меня есть» (Флп. 4:11). Он постоянно будет прославлять Господа. Так что, если имеешь в себе Бога, не ропщи, никого не ругай, терпи скорби и благодари Творца. Будь притесненным, но не стесненным.

Например, объявят ему: «Тебе сегодня умирать». Он, конечно, по-человечески испугается, но, скрепившись, ответит: «Что ж, умирать так умирать. Со Христом умирать не страшно». И умрет. А попробуйте сказать нецерковному человеку, считающему, что у него Бог в душе: «Друг, ты сегодня умрешь». Он со страха в обморок упадет.

Итак, апостол Павел сегодня набросал для нас внутренний портрет человека, в котором обитает Христос. Такова цель христианской жизни: ведь мы и должны стать храмом Божиим, вместилищем Божества. Но точно ли можно говорить о том, что путь уже завершен и цель достигнута, если человек еще и не вставал на начало пути, ибо он еще даже не пришел в Церковь? Так мы можем ответить тем, кто уже считает себя храмом. А для людей церковных (ставших на этот путь) пусть сияет в конце этой стези, как некий светильник, образ, начерченный апостолом Павлом в нынешнем апостольском чтении, как цель и направление христианской жизни.

Источник

Голова в песке или Бог в душе?

Тема, конечно, старая, но, увы, актуальности не теряющая: «Бог в душе». «Вдушебожие» – что это: страх перед ответственностью? Тщетный, страусиный побег от неминуемо настигающей реальности? Признак действительного присутствия Бога в жизни, когда человек – свят? О природе этого явления мы рассуждаем с вологодским священником Александром Лебедевым, настоятелем храма Рождества Пресвятой Богородицы (на Нижнем Долу).

– Отец Александр, прежде всего, предлагаю определить само вот это понятие, которое мы обозначили как «вдушебожие». Что за ним стоит? Лень, пассивность человека, страх покаяния, страх честно взглянуть на собственный кошмарчик? Короче, что это такое – «вдушебожие»?

– Прежде всего, «вдушебожие», как вы его назвали, – это самохарактеристика. Человек заявляет окружающим или самому себе, что он религиозен, ощущает свою причастность к Православной Церкви, знаком в общих чертах с нормами, скажем так, благочестия, однако не исполняет их и не стремится к этому. «Я в церковь не хожу, я верю в Бога в душе». Подразумевается, что главное в вере – ее внутренняя сторона, а не внешние проявления. Это, конечно же, правда, но не вся и однобоко поданная. Внешние проявления веры, конечно же, второстепенны по отношению к самой вере, но «второстепенны» – не значит «не нужны». Более того, именно эти внешние признаки веры и позволяют говорить о ее наличии. Так внешние признаки жизни свидетельствуют о том, что человек жив, и, наоборот, отсутствие пульса, дыхания и основных соматических рефлексов свидетельствуют о смерти человека. Так что прав апостол Иаков: «Вера без дел мертва».

“Вдушебожие” – это всегда попытка самооправдания, некоего компромисса с совестью, уступка духовной лени

По практике моего общения с людьми, «вдушебожие» – это всегда попытка самооправдания, некоего компромисса с совестью, уступка духовной лени. Человек знает (зачастую на уровне даже не формулируемых понятий), что если относиться к вере серьезно, то придется многое менять в себе и в своей жизни, придется идти (и не раз и не два) на исповедь, а это стыдно, придется разочароваться в себе – увидеть, что я далеко не такой белый и пушистый, как привык думать. В воскресенье нужно будет ходить в церковь, а не на шашлыки, нужно будет поститься и т.д. Вера – это всегда жертва, а стало быть, придется чего-то лишиться в жизни, к тому же чего-то существенного, ведь мы говорим о серьезном отношении к вере.

То, что я перечислил, вряд ли входит в понятие «комфорт», поэтому вполне понятно, почему человек склонен этого избегать. Однако, избегая некомфортного в вере, человек не в силах полностью от веры отказаться. Отчасти потому, что душа наша, по меткому слову церковного писателя Тертуллиана, по самой природе своей христианка, то есть неподвластно для нас тяготит к христианству. А отчасти – по неспособности к решительному действию. Ведь сознательный отказ от веры и Бога – это решительный и разрушительный поступок. Вот и мается человек: и от веры отказаться не может, и в веру ввергнуть себя боится. Впрочем, и это свое положение можно воспринимать весьма комфортно: ты и веруешь («в душе»), и мало в чем себе отказываешь (в жизни).

– Какова природа этого явления? Вообще печально ли оно или, быть может, нейтрально в смысле духовном? Или же опасно?

– «Вдушебожие» спекулирует на бесспорном и универсальном явлении – изначальной, заложенной Богом в душу каждого человека зачаточной религиозности. Человек рождается уже религиозным и в этом смысле, действительно, имеет Бога в душе. Это некое отображение Бога в душе каждого из нас – проявление того самого образа Божия, по которому создан человек. Однако нужно иметь в виду, что такое наличие Бога в душе есть дар, изначальная данность, а не заслуга человека. В этом смысле это, действительно, нейтральное явление, как и любая способность человека – интеллектуальная или физическая. Хорошую или плохую окраску способности человека приобретают в зависимости от того, как человек их использует и использует ли вообще. Вот это уже область суда Божия. Вспомним притчу о талантах: наказанию подвергся человек, который свой талант не растратил и не пропил, а всего лишь сохранил, не умножил. «Вдушебожие» опасно как раз тем, что ставит человека именно на этот путь: вера в душе есть – и хватит. Тогда как этой вере необходимо расти, проявляя себя во всех (личном, семейном, общественном, профессиональном…) аспектах жизни человека.

– Но не настаивает ли сама Церковь, не настаивает ли Сам Бог на том, чтобы Он был именно в душе человека? «Се, стою и стучу». Куда же Христос стучится, если не в сердце человека? Апостол Петр пишет вообще неожиданные для него – строгого, горячего – поэтические, возвышенные слова: «Мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день, и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших» (2 Пет. 1: 19). Вот эта «утренняя звезда» в сердце человека – разве это не свидетельство присутствия Божия?

– Конечно, настаивает. И это цель каждого христианина – сделать так, чтобы Бог был в душе. Только до сих пор мы говорили о кажущемся пребывании Бога в душе человека, а Церковь настаивает на том, чтобы оно было настоящим. Человека, склонного к «вдушебожию», я предпочитаю не изобличать, а предложить ему по-настоящему заглянуть в свою душу. Ну, хорошо, примем на веру, что Бог там есть, а что еще там можно увидеть? Бываем ли мы в душе завистливы? Тщеславны? Горды? Злобны? Мстительны? Склонны к осуждению? Пренебрежительны? Упрямы? Жадны? Раздражительны? Недовольны? Список можно продолжать. Наличие всего этого подтверждает или опровергает наличие Бога в душе? Если бы Он там был, не вытеснил ли бы Он оттуда всю гадость? А если всё же Он там есть, то не втоптан ли в грязь наших грехов? – Ответ очевиден. А значит, нужно стремиться к тому, чтобы душу свою очистить и дать в ней место для пребывания Бога. Такой труд и открывает двери нашей души стучащему в них Христу.

– А можно ли достичь такого рассвета утренней евангельской звезды, пренебрегая храмом?

Если вместо храма человек идет в магазин или на шашлыки, это красноречиво свидетельствует о его приоритетах

– Пренебрегая – нет. Церковная история знает примеры достижения святости как бы вне земного храма – подвиг преподобной Марии Египетской, например, протекал в пустыне. Но нельзя сказать, что преподобная пренебрегала храмом или избегала церковных Таинств. Она, и находясь в пустыне, пребывала в Церкви. А вот тот, кто храмом и церковной службой пренебрегает, выводит себя за церковную ограду как раз в силу выбора. Ведь он вместо того, чтобы бывать в церкви еженедельно, как Бог завещал, идет не в пустыню на подвиг поста, молитвы и покаяния, а на дачу, по магазинам, к телевизору, на шашлыки – куда угодно, но только не в церковь. Можно сколько угодно говорить о вере в Бога, но такие поступки красноречиво говорят о том, что человек на самом деле считает более важным в своей жизни.

– Часто даже старые люди боятся – именно боятся – говорить о Боге и Церкви, отвечая что-то про «Бога в душе». Старость – время, когда человек не может не задумываться о вечности. Как так получается, что, приближаясь к ее порогу, человек всё равно отмахивается от нее?

Источник

Чем вера в бога-который-в-душе отличается от христианства

У бога-в-душе какие задачи? Охра­нять от непри­ят­но­стей. Удачу при­но­сить. Ну, еще в виде сове­сти напо­ми­нать о том, как можно и как нельзя посту­пать – но напо­ми­нать не слиш­ком настой­чиво, потому что мы все равно по-своему сде­лаем. А смысл этих напо­ми­на­ний в том, что мы должны, во-первых, пра­вильно вести себя в соци­уме, чтобы про­блем не зара­бо­тать, во-вторых, ощу­щать себя доб­ро­по­ря­доч­ными людьми, не теряя чув­ства соб­ствен­ного досто­ин­ства. Кроме при­не­се­ния удачи нам, жела­тельно, чтобы бог-в-душе нака­зы­вал тех, кого мы счи­таем пло­хими людьми. Но это в прин­ципе не обя­за­тельно, если они нас не слиш­ком достают. Есть у бога-в-душе еще одна побоч­ная функ­ция: делать нашим покой­ным род­ствен­ни­кам землю пухом и вообще чтобы им там было хорошо, неза­ви­симо от того, верили ли во что-нибудь они сами. Но эта функ­ция не слиш­ком важная, поскольку «а кто знает, что там вообще есть», «никто оттуда не воз­вра­щался» (замечу кстати, что гово­ря­щие так отри­цают Вос­кре­се­ние Хри­стово, даже не заду­мы­ва­ясь об этом) и так далее.

В отли­чие от бога-в-душе, Бог не обе­щает нам ком­форта: «В мире будете иметь скорбь» ( Ин. 16:33 ). Но еще Он напо­ми­нает нам о том, что в мире, в кото­ром мы будем иметь скорбь, мы нена­долго, а впе­реди – веч­ность, и в эту веч­ность Он зовет нас за Собой. Глав­ным пре­пят­ствием к нашему вхож­де­нию в веч­ность с Ним было состо­я­ние рас­пада нашего есте­ства (как на физи­че­ском, так и на душев­ном уровне), начав­ше­еся с гре­хо­па­де­ния первых людей, с исполь­зо­ва­ния ими даро­ван­ного Твор­цом дара сво­боды в укло­не­ние от воли Творца – на вку­ше­ние плода Древа позна­ния добра и зла. Соб­ственно, этот распад и есть при­чина нашего скорб­ного состо­я­ния в земной жизни. Однако еще боль­шей бедой этот распад может обер­нуться по ее завер­ше­нии, когда про­дол­жа­ю­щее осмыс­лен­ное суще­ство­ва­ние наше «я», лишен­ное тела, оста­нется наедине со своими теперь уже никоим обра­зом неудо­вле­тво­ри­мыми стра­стями. Теперь мы знаем, что посмер­тие может быть разным: есть ад и рай. Но когда Хри­стос гово­рил рас­пя­тому на сосед­нем кресте «сего­дня будешь со Мной в раю», слова эти для иудеев зву­чали пол­ней­шей дико­стью. Потому что все знали: рай когда-то был, но теперь путь туда закрыт, и после смерти дорога только одна: шеол. Ад. Было в шеоле Лоно Авра­амово, где не было муче­ний, но это был все же не рай.

И вот в этих диких для тогдаш­него слуха словах – ответ на вопрос о том, для чего Бог стал чело­ве­ком. Потому что не перед Нагор­ной про­по­ве­дью, не перед исце­ле­ни­ями боль­ных и вос­кре­ше­ни­ями мерт­вых Гос­подь гово­рит «на этот час (то есть ради этого) Я пришел». Он про­из­но­сит эти слова нака­нуне Гол­гофы.

Кто-то срав­нил таин­ство При­ча­стия с при­вив­кой дерева. Дичок, про­рас­тая сквозь веточку при­ви­того ему куль­тур­ного рас­те­ния, оста­ется собой – но пло­до­но­сит уже иначе. Вспо­ми­ная строчку из песни Верочки Мат­ве­е­вой – «серд­цем в небо про­рас­таю», скажем, что хри­сти­а­нин «про­рас­тает» в Веч­ность – и не в падшем состо­я­нии, а в пре­об­ра­жен­ном, обО­жен­ном. Не с мифи­че­ским богом-в-душе, а в со-при­част­но­сти Христу – соеди­нив­шись с вос­крес­шим Бого­че­ло­ве­ком в уста­нов­лен­ном Им Самим таин­стве При­ча­стия.

Смысл таин­ства При­ча­стия в первую оче­редь именно там, в уго­то­ван­ном для нас Ином Бытии – но и не только. Иначе не было бы надоб­но­сти при­ча­щаться часто. При­ча­стие – это обще­ние с Богом, в неко­то­ром смысле – пол­нота этого обще­ния (хотя наше созна­ние и пора­жен­ное грехом наше сердце не может эту пол­ноту ощу­тить во всей ее неиз­ме­ри­мо­сти). И мы стре­мимся к Чаше так, как бежит к маме соску­чив­шийся ребе­нок – даже если он не видел маму только лишь час-другой. Евха­ри­стия (гре­че­ское назва­ние таин­ства При­ча­стия, бук­вально – бла­го­да­ре­ние) – сердце духов­ной жизни хри­сти­а­нина. Без При­ча­стия чело­век в опре­де­лен­ном смысле мертв духовно: «Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Чело­ве­че­ского и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» ( Ин. 6:53 ).

Именно в этом – в совер­ше­нии Евха­ри­стии – глав­ный смысл суще­ство­ва­ния Церкви. Апо­стол Павел, обра­ща­ясь к коринф­ским хри­сти­а­нам, гово­рит: «вы – тело Хри­стово». Это и есть глав­ное опре­де­ле­ния хри­сти­ан­ского пони­ма­ния Церкви. При­ча­ща­ю­щийся ста­но­вится частью Церкви – еди­ного тела Хри­стова. Отка­зы­ва­ю­щийся от При­ча­стия отка­зы­ва­ется от един­ства с Цер­ко­вью, и – отвер­гая плод гол­гоф­ской Жертвы – от своего спа­се­ния. Поэтому в свете Нового Завета верна жест­кая фор­му­ли­ровка Кипри­ана Кар­фа­ген­ского (нач. IV в.): «Кто не может назвать Цер­ковь своей Мате­рью, тот пусть не назы­вает Бога своим Отцом».

Да, чело­ве­че­ская состав­ля­ю­щая земной Церкви, бес­спорно, гре­ховна. Но мы при­хо­дим с этой гре­хов­но­стью ко Христу, чтобы он омыл ее Своей кровью. За то, что мы, про­дол­жая гре­шить, попи­раем в себе эту свя­тыню, каждый будет отве­чать перед Богом сам, но кровь Хри­стова от этого не ста­но­вится менее святой: «Бог пору­гаем не бывает» ( Гал. 6:7 ). И от личных качеств совер­ша­ю­щих Евха­ри­стию слу­жи­те­лей свя­тость Его плоти и крови не зави­сит, поскольку по боль­шому счету Он Сам совер­шает таин­ство. Но опять-таки Он Сам уста­но­вил так, что свя­щен­но­дей­ствие это совер­ша­ется с уча­стием людей, име­ю­щих непре­рыв­ное пре­ем­ство воз­ло­же­ния рук от апо­сто­лов: именно там и только там, где есть это сакраль­ное – реаль­ное, а не вымыш­лен­ное – един­ство с апо­столь­ской общи­ной, совер­ша­ется пре­ло­же­ние хлеба и вина в плоть и кровь Хри­стовы. По тек­стам Деяний и другим источ­ни­кам исто­рии ранней Церкви одно­значно ясно, что Евха­ри­стию совер­шали те, на кого в Цер­ко­вью было воз­ло­жено слу­же­ние свя­щен­но­дей­ствия. Епи­скопы и пре­сви­теры – сна­чала те, что были постав­лены апо­сто­лами, потом те, что были постав­лены этими епи­ско­пами, и дальше, дальше… Церкви было дано Гос­по­дом обе­то­ва­ние, что она пре­бу­дет неодо­лен­ной вра­тами адо­выми, Хри­стос обещал быть с ней – со Своими уче­ни­ками – до скон­ча­ния века. Позд­ней­шие попытки создать «с нуля» будто бы хри­сти­ан­ские общины – сур­ро­гат, даже при самых благих наме­ре­ниях: Еван­ге­лие нигде не дает осно­ва­ния для чьего-нибудь само­сто­я­тель­ного «вос­ста­нов­ле­ния» якобы исчез­нув­шего хри­сти­ан­ства.

Итак, если Евха­ри­стия – сердце, то осталь­ное, что есть в Церкви – тексты Писа­ния, молитвы, обряды, аске­тика, ико­но­пись, и так далее – весь осталь­ной орга­низм вокруг сердца. Только раз­вить эту темы мы здесь не сможем, поскольку о каждой части этого орга­низма нужно серьезно и не спеша писать отдельно.

Конечно, тех, кому доста­точно бога-в-душе, цитаты из Библии не убедят в необ­хо­ди­мо­сти уча­стия в таин­ствах Церкви. Неко­то­рые цеп­ля­ются за соло­минку сомне­ния в под­лин­но­сти биб­лей­ских тек­стов. Это может помочь, если не стал­ки­ваться с наукой под назва­нием биб­ле­и­стика. Любо­пыт­ный факт в каче­стве при­мера: древ­них ману­скрип­тов с тек­стами Нового Завета еще в 1970 году в мире насчи­ты­ва­лось 5237. Среди них есть несколько папи­ру­сов, отде­лен­ных от под­лин­ни­ков немно­гими деся­ти­ле­ти­ями. Однако не знать о данных биб­лей­ской науки веру­ю­щим в бога-в-душе гораздо удоб­нее: при­ду­ма­ешь себе идею об иска­жен­но­сти Еван­ге­лия и выби­ра­ешь себе: что нра­вится – под­лин­ное, что не нра­вится – то, стало быть, попы коры­сти ради потом допи­сали.

Чест­нее было бы все-таки при­знаться хотя бы самим себе, что тот бог-в-душе – в душе, кото­рой хорошо и без уча­стия в таин­ствах Церкви, без чтения Свя­щен­ного Писа­ния, без соиз­ме­ре­ния своей жизни с Еван­ге­лием – это не тот Бог, кото­рый гово­рит с нами в Библии. И, по совре­мен­ной моде, ничего страш­ного: ведь глав­ное же верить во что-нибудь. А бог-в-душе – это именно что-нибудь. Потому что в хри­сти­ан­стве Бог – уж никак не «что-нибудь», а Кто. Одним удоб­нее без Него. А другим – тем, кто без Него не может – «Он… сказал: если кто хочет идти за Мною, отверг­нись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» ( Лк. 9:23 ).

из книги “Бог в душе или чело­век в Церкви?”

Источник

«Бог-в-душе» – не Спаситель

Чем вера в «бога-в-душе» отличается от христианства?

Часто люди, называющие себя верующими и православными, свое нежелание ходить в храм на богослужения объясняют тем, что имеют бога в душе и им посредники между ними и богом и никакие «обряды» не нужны. О том, можно ли быть христианином вне Церкви и ее таинств – и прежде всего вне Евхаристии, – что такое на самом деле вера в «бога-в-душе» и какие духовные опасности она таит, рассуждает протоиерей Димитрий Струев – настоятель храма иконы Божией Матери «Взыскание Погибших» г. Липецка, председатель отдела по работе с молодежью Липецкой и Елецкой епархии, старший преподаватель кафедры теории и истории культуры Липецкого государственного педагогического университета.

Давайте прежде ответим на вопрос: у веры в бога-в-душе какие задачи? Охранять от неприятностей. Удачу приносить. Ну, еще в виде совести напоминать о том, как можно и как нельзя поступать, – но напоминать не слишком настойчиво, потому что мы все равно по-своему сделаем. А смысл этих напоминаний в том, что мы должны, во-первых, правильно вести себя в социуме, чтобы проблем не заработать, во-вторых, ощущать себя добропорядочными людьми, не теряя чувства собственного достоинства. Кроме дарования удачи нам, желательно, чтобы бог-в-душе наказывал тех, кого мы считаем плохими людьми. Но это в принципе не обязательно, если они нас не слишком достают. Есть у бога-в-душе еще и такая функция: делать нашим покойным родственникам землю пухом и вообще чтобы им там было хорошо, независимо от того, верили ли во что-нибудь они сами. Но эта функция не слишком важная, поскольку «а кто знает, что там вообще есть», «никто оттуда не возвращался» (замечу, кстати, что говорящие так отрицают Воскресение Христово, даже не задумываясь об этом) и так далее.

В отличие от бога-в-душе, Бог не обещает нам комфорта: “В мире будете иметь скорбь” (Ин. 16: 33)

В отличие от бога-в-душе, Бог не обещает нам комфорта: «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16: 33). Но еще Он напоминает нам о том, что в мире, в котором мы будем иметь скорбь, мы ненадолго, а впереди – вечность, и в эту вечность Он зовет нас за Собой. Главным препятствием нашего вхождения в вечность с Ним было состояние распада нашего естества (как на физическом, так и на душевном уровне), начавшееся с грехопадения первых людей, с использования ими дарованного Творцом дара свободы в уклонение от воли Творца. Древо познания добра и зла и было знаком свободы личности, без которой человек был бы не личностью, а биороботом. Собственно, этот распад и есть причина нашего скорбного состояния в земной жизни. Однако еще большей бедой этот распад может обернуться по ее завершении, когда продолжающее осмысленное существование наше «я», лишенное тела, останется наедине со своими теперь уже никоим образом не удовлетворимыми страстями. Теперь мы знаем, что посмертие может быть разным: есть ад и рай. Но когда Христос говорил распятому на соседнем кресте: «Сегодня будешь со Мной в раю», слова эти для иудеев звучали полнейшей дикостью. Потому что все знали: рай когда-то был, но теперь путь туда закрыт и после смерти дорога только одна: шеол. Ад. Было в шеоле Лоно Авраамово, где не было мучений, но не было там и той полноты бытия – в радости и любви, – для которой был создан человек.

И вот в этих диких для тогдашнего слуха словах – ответ на вопрос о том, для чего Бог стал Человеком. Потому что не перед Нагорной проповедью, не перед исцелениями больных и воскрешениями мертвых Господь говорит: «На этот час (то есть ради этого) Я пришел». Он произносит эти слова накануне Голгофы.

Христианин “прорастает” в Вечность в со-причастности Христу – соединившись с Ним в таинстве Причастия

Кто-то сравнил таинство Причастия с прививкой дерева. Дичок, прорастая сквозь веточку привитого ему культурного растения, остается собой – но плодоносит уже иначе. Есть яркое выражение в песне московского барда Веры Матвеевой – «сердцем в небо прорастаю». Им можно продолжить метафору привитого растения: христианин «прорастает» в Вечность – и не в падшем состоянии, а в преображенном, обоженном. Не с мифическим богом-в-душе, а в со-причастности Христу – соединившись с воскресшим Богочеловеком в установленном Им Самим таинстве Причастия.

Смысл таинства Причастия в первую очередь именно там, в уготованном для нас Ином Бытии – но и не только – иначе не было бы надобности причащаться часто. Причастие – это общение с Богом, в некотором смысле – полнота этого общения (хотя наше сознание и пораженное грехом наше сердце не могут эту полноту ощутить во всей ее неизмеримости). И мы стремимся к Чаше так, как бежит к маме соскучившийся ребенок – даже если он не видел маму только лишь час-другой. Евхаристия (греческое название таинства Причастия, буквально – благодарение) – сердце духовной жизни христианина. Неучастие в таинствах становится причиной духовного умирания: «Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6: 53).

Верующие в бога-в-душе по сути отвергают Голгофскую Жертву Спасителя

Именно в этом – в совершении Евхаристии – главный смысл существования Церкви. Апостол Павел, обращаясь к коринфским христианам, говорит: «Вы – тело Христово». Это и есть главная формулировка христианского понимания Церкви. Причащающийся становится частью Церкви – единого тела Христова. Отказывающийся от Причастия отказывается от единства с Церковью и – отвергая плод Голгофской Жертвы – от своего спасения. Поэтому в свете Нового Завета верна жесткая формулировка Киприана Карфагенского (нач. IVв.): «Кто не может назвать Церковь свой Матерью, тот пусть не называет Бога своим Отцом».

Верующие в бога-в-душе не задумываются о своем отношении к тому, что сделал для нас Христос на Голгофе, однако позиция отказа от «обрядов» фактически является ответом на звучащий в Евангелии призыв Христа к Его Чаше, обращенный ко всякому человеку: «Пейте от нее все». Этот отказ – нечто вроде «Да, Иисус, Ты хороший парень, но Твои смертные мучения ради моего спасения не вызывают у меня благодарности». Или как вариант: «Раз ты всемогущий, потрудись найти какой-нибудь другой способ подарить мне рай, без участия этих бородатых мужиков в длинных одеждах».

Да, человеческая составляющая земной Церкви, бесспорно, греховна. Но мы приходим с этой греховностью ко Христу, чтобы Он омыл ее Своей кровью. За то, что мы, продолжая грешить, попираем в себе эту святыню, каждый – в том числе каждый священнослужитель – будет отвечать перед Богом, но Кровь Христова от наших грехов не становится менее святой: «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6: 7). И от личных качеств совершающих Евхаристию служителей святость Его плоти и крови не зависит, поскольку по большому счету Он Сам совершает таинство. Но, опять-таки, Он Сам установил так, что священнодействие это совершается с человеческим участием. Однако важно, чтобы общую молитву собравшихся для Евхаристии возглавлял человек, имеющий непрерывное преемство возложения рук от апостолов: именно там и только там, где есть это сакральное – реальное, а не вымышленное – единство с апостольской общиной, совершается преложение хлеба и вина в Плоть и Кровь Христовы. По тексту книги Деяний и другим источникам истории ранней Церкви однозначно ясно, что Евхаристию совершали те, на кого Церковью было возложено служение священнодействия: епископы и пресвитеры – сначала те, что были поставлены апостолами, потом те, что были поставлены этими епископами, и дальше, дальше…

Евангелие нигде не дает основания для чьего-нибудь самостоятельного “восстановления” якобы исчезнувшего христианства

Церкви было дано Господом обетование, что она пребудет неодоленной вратами адовыми, Христос обещал быть с ней – со Своими учениками – до скончания века. Позднейшие попытки создать «с нуля» будто бы христианские общины – суррогат, даже при самых благих намерениях: Евангелие нигде не дает основания для чьего-нибудь самостоятельного «восстановления» якобы исчезнувшего христианства.

Итак, если Евхаристия – сердце, то остальное, что есть в Церкви – тексты Писания, молитвы, обряды, аскетика, иконопись и так далее, – весь организм вокруг сердца. Развивать эту тему сейчас мы не будем, поскольку о каждой части этого организма нужно серьезно и не спеша писать отдельно.

Конечно, тех, кому достаточно бога-в-душе, цитаты из Писания не убедят в необходимости участия в таинствах Церкви. На библейские цитаты обычно находится отговорка о том, что Библию «много раз переписывали и всё исказили». Большим разочарованием для них будет узнать, что ни одно из произведений античной литературы не дошло до нас в таком количестве копий, как тексты Нового Завета. И немалое количество ученых трудилось и трудится над исследованием древних манускриптов, среди которых есть несколько папирусов, отделенных от подлинников немногими десятилетиями, а что-то даже – лишь несколькими годами. Однако не знать о данных библейской науки верующим в бога-в-душе гораздо удобнее: придумаешь себе идею об искаженности текстов и оправдываешь ею свою лень читать Евангелие.

Честнее было бы все-таки признаться хотя бы самим себе, что тот бог-в-душе – в душе, которой хорошо и без участия в таинствах Церкви, без чтения Священного Писания, без соизмерения своей жизни с Евангелием, – это не тот Бог, который говорит с нами в Библии. Хотя, по современной моде, считается, что в этом нет ничего страшного: ведь главное же верить во что-нибудь. А бог-в-душе – это именно что-нибудь. Потому что в христианстве Бог – уж никак не «что-нибудь», а Кто. Одним удобнее без Него. А другим – тем, кто без Него не может, – «Он… сказал: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9: 23).

Источник